Так, может, предоставить молодым право самим разбираться со своей жизнью и делать собственные ошибки? Кто ты такая, чтобы вмешиваться, если сама с собой разобраться не можешь?
Саше вдруг показалось, что в комнате нечем дышать.
Да и во всем этом доме, где все засели по своим углам в сгущающихся сумерках и думают лишь о том, как урвать себе после отцовской смерти жирный кусок собственности.
Так ничего и не решив, она сунула мобильник в карман брюк и вышла из комнаты.
На лестнице она столкнулась с Максом. Тот хмуро взглянул на нее и сказал:
– Аська куда-то задевалась. На звонки не отвечает. Пойду поброжу по окрестностям, может, найду ее.
И Александра вдруг неожиданно для себя выпалила:
– Твоя Аська давно дома, спит без задних ног.
– Да ну? – изумился Максим. – Как это она мимо меня проскочила…
– Наверно, ты слишком занят был, в очередной раз промывая матери мозги, – ядовито отозвалась Саша.
Максим, не отреагировав на ее выпад, уточнил:
– Ты уверена?
– Господи, Макс, конечно, уверена, – удивляясь тому, как легко и естественно вырывается из ее уст ложь, подтвердила Александра. – Мы же с ней в одной комнате живем. Я только что оттуда. Твоя Аська десятый сон видит, не входи к ней, а то разбудишь – она опять набросится на всех нас с обвинениями.
– Ладно, – пожал плечами брат. – Тогда тоже спать пойду. А ты куда на ночь глядя собралась?
– Не твое дело! – отбрила Александра и поспешила вниз по лестнице.
Она и сама толком не знала, правильно ли сделала, что прикрыла племянницу.
Просто именно Макс когда-то стал первопричиной того, что ее собственная первая любовь развалилась на куски. И Саше показалось почему-то важным оградить от его вмешательства первое чувство девочки, пускай даже его собственной дочери…
Александра прошла через террасу.
Разбитое Вероникиными мальчишками стекло было кое-как заклеено пленкой.
Саша вышла в сад, концы штанин тут же промокли и отяжелели. Какой идиоткой она была, взяв в поездку всего-то пару строгих брюк и блузок. Со своей круглосуточной работой совсем забыла, как одеваются нормальные люди…
Полцарства отдала бы за джинсы!
Она вышла за калитку и медленно пошла по поселковой улице, полной грудью вдыхая влажный от пронесшейся грозы ночной воздух.
Господи, подумать только, когда в последний раз она могла позволить себе никуда не спешить – вот так просто идти по улице и дышать?!
Сколько же всего она пропустила за свою жизнь, сколько забыла…
Вот этот запах мокрой земли и ночной росы – когда в последний раз она давала себе труд остановиться, оглядеться и просто обратить на него внимание?
В кармане завибрировал мобильник, Александра вытащила его, увидела на экране номер Карен и, помедлив с минуту, сбросила звонок.
К черту! Все к черту!
Пускай сегодняшней ночью будет праздник непослушания!
Уж если Аська имеет право сбежать к своему мальчишке, неужели она сама не заслужила глоток свободы? Отпустить себя, ни о чем не думать, ничего не контролировать…
Свобода!
Александра тряхнула головой и уверенным шагом направилась к воротам санатория.
Квартиру Андрея она нашла легко.
Он ведь сказал ей, еще при первой встрече, что живет теперь на территории «Владимирского», в доме для персонала.
Новиков открыл дверь и удивленно уставился на позднюю гостью.
Саше стало неловко. Чтобы она, мисс Воронцофф, сама воплощенная выдержка и корректность, явилась без предупреждения ночью к мужчине? Еще пару недель назад она ни за что не поверила бы, что способна на это.
Но теперь все изменилось.
Почему? Она и сама не вполне отдавала себе в этом отчет.
– Саша, – ошеломленно произнес Андрей. Затем кивнул головой в глубь квартиры. – Проходи…
До сих пор она видела Новикова лишь в строгой официальной одежде – в костюме и при галстуке, на худой конец, в белом врачебном халате. Сейчас, одетый по-домашнему – в старые вытертые джинсы и мягкую растянутую футболку, – он выглядел как будто моложе. Стройный и ладный, с обветренным, тронутым загаром лицом, на котором еще ярче казались синие глаза, оттененные сединой, рассыпавшейся в пшеничных когда-то волосах. И показалось, что морщинки у глаз – не от возраста, а от привычки часто и широко улыбаться…
Он явно был смущен неожиданным появлением Александры. Мялся за ее спиной, не зная, что сказать, словно не понимая, почему она вдруг пришла к нему.
– Дождь еще идет? – наконец неуверенно выдавил он.
– Нет, – покачала она головой. – Нет…
– Ты не замерзла? Может быть, хочешь чаю?
Александра, не отвечая, медленно двигалась по квартире.
Скромная, казенная «двушка». Крошечная кухня, гостиная со стандартным мебельным гарнитуром, спальня с аккуратно застеленной пледом кроватью.
Квартира казалась почти нежилой. Ясно было, что, хотя Новиков и обосновался здесь уже несколько лет назад, дома он почти не бывает и не испытывает желания как-то налаживать в квартире уют. В углу гостиной до сих пор стояло несколько подписанных картонных коробок, явно оставшихся после переезда, до сих пор не разобранных.
Александра поежилась. Почему-то в голову пришла совершенно несвойственная ей мысль: как же одиноко, должно быть, Андрею в этой безликой, ничейной конуре…
Она пробежала взглядом по книжным полкам – медицинские справочники, труды, монографии. Есть даже несколько старинных изданий – большого формата, в обтрепанных обложках с ятями на корешках. За стеклом одной из полок обнаружилась фотография дочерей Андрея – двух удивительно похожих друг на друга девчонок, примерно лет двенадцати и четырнадцати. Фотография была свежая – значит, видится с детьми после развода, не забывает.
Ну, еще бы! Она почему-то никогда не сомневалась, что Новиков – образцовый отец, как бы там ни сложились его отношения с бывшей женой. Ее фотографии, кстати, нигде не было видно. Значит, все кончено – совсем, бесповоротно…
Александра резко обернулась и, движимая порывом, вдруг резко спросила:
– У нас ничего не получится, ведь правда?
Новиков ошеломленно заморгал, но ответил твердо:
– Я не знаю. И ты не можешь этого знать.
– Но ведь мы – разные люди! У нас разные судьбы, разные жизни. Ты не можешь этого отрицать…
– Я и не отрицаю, – пожал плечами Андрей. – Я лишь говорю, что никто не может знать заранее, как все сложится.
– Вероятность, что не получится, есть! И большая! – выкрикнула Александра, чувствуя, как в груди что-то обрывается и ноет все сильнее и сильнее. – Как вообще можно что-то затевать в таких условиях? Это… нелогично, нерационально… Нет никаких гарантий на успех…
Андрей вдруг усмехнулся уголком рта и шагнул ближе к ней:
– А как ты справляешься с этим в работе? Как берешься за дело, если победа не гарантирована?
– Я не берусь за дело, если не уверена на сто процентов, что выиграю, – резко возразила Саша.
– А я берусь, – отозвался он. – Даже если вижу, что пациент безнадежен. Даже если понимаю: скорее всего, у меня не получится его вытащить. Потому что всегда может случиться чудо. А еще потому, что, по крайней мере, буду знать: я сделал все, что мог, что я хотя бы попробовал!
– И ты хочешь меня убедить, что это нормально? Ввязываться в отношения, понимая, что все может не сработать? Что это разрушит меня… нас?
Андрей передернул плечами и слабо улыбнулся.
– Все так живут, Шурка. Пробуют, ошибаются, испытывают боль, восстанавливают себя по частям и пробуют снова.
– Глупо… – прошептала она.
Андрей обнял ее за плечи. Руки его были сильными и удивительно теплыми. По спине вдоль позвоночника пробежала дрожь, Саша судорожно сглотнула и выдохнула в его волосы:
– …ужасно глупо!
Андрей, вероятно, и в самом деле был волшебником, потому что ухитрился превратить довольно скучный, как в последние годы считала Александра, но, к сожалению, временами необходимый физиологический процесс в какое-то кружащее голову и выворачивающее наизнанку наваждение! С кончиков его пальцев, скользивших по коже, вырисовывая немыслимые узоры, словно сочился жар, заставляя ее бесстыдно вскрикивать и извиваться в его руках. Его губы находили на ее теле точки, в которые при прикосновении как будто выстреливал электрический разряд. Он уверенными движениями сумел выгнать из ее головы все изнуряющие мысли, сомнения, опасения – и ничего не осталось, кроме плавящегося, как раскаленное стекло, под его руками и губами тела…
Он был нетороплив и безжалостен, заставлял ее изнывать от нетерпения и почти умолять. Целовал ее шею, руки, локти, колени, прижимался губами к подрагивающему животу так неспешно и обстоятельно, словно именно этим и мечтал заниматься всю оставшуюся жизнь. Он ее заставил забыть о времени, потеряться в пространстве, растворившись в ощущениях. И когда Андрей наконец опустился на нее всей тяжестью, Саша вскрикнула, чувствуя, как из глаз брызжут предательские слезы и стекают по вискам.
Столько лет, господи, столько лет!
Единственный мужчина, для которого она была создана, который умел разъять ее на части и собрать заново, с которым никогда не было больно или страшно, – и она умудрилась оттолкнуть его, отгородиться…
Если бы не эта неожиданная поездка, так и прожила бы до конца своих дней, не зная, не отдавая себе отчет в том, что они созданы друг для друга.
Боже мой, да ведь она любит его – неумело, отчаянно, больно, до последней капли крови, до судорог в не знавшем нежности теле!
Любит так невыносимо глубоко и преданно, что становится страшно.
Сколько времени потеряно, успеют ли они все наверстать? Или пропасть между ними слишком ог-ромна?..
Она всхлипнула судорожно, слезы все катились по щекам, и Андрей, приникнув к ней, ласково собирал их губами, обжигая дыханием ее веки. Она обвила руками его шею, вцепилась крепко, словно утопающая, ухватившаяся за последнюю опору в закручивающемся в гибельную воронку пространстве.
Андрей шептал ей что-то нежное, глупое, но отчего-то действовавшее успокаивающе, и она все теснее прижималась к нему: держи меня, пожалуйста, держи меня и никогда не отпускай!