— На конференции… Горком профсоюза проводит. Делится опытом.
Роман Петрович поморщился.
— Нам бы впору не своим опытом делиться, а самим у кого призанять.
— Из парткома звонили. Просили отпустить, — уловив в тоне директора нотки недовольства, поспешил оправдаться бригадир.
— Да… да… Я с ними поговорю. Так нельзя. Общественной работой надо заниматься в нерабочее время. А в рабочее — надо работать. До свидания, товарищи!
И директор покинул цех.
— Ага… И Примакову твоему досталось! — не преминул позлорадствовать Шерстков. Но Бубнов так шуганул его, что парень оборвал фразу на полуслове и шмыгнул к своему верстаку.
Беловежский скользнул взглядом по выжженной на деревянной пластине надписи «Вычислительный центр» и потянул на себя выкрашенную ярко-красной краской дверь. Ему захотелось из шума и сумятицы закопченного механического цеха с его металлическим лязгом и духотой, из цеха, олицетворявшего вчерашний день завода, перешагнуть в завтрашний день.
Светлый просторный зал ВЦ вдоль стен был плотно уставлен оборудованием: вычислительные машины, всевозможные перфораторы, шкафы для запчастей и материалов, стеллажи, столы, тумбочки, телетайпы, телефоны и пишущие машинки. Все, кроме телефонов и машинок, было выкрашено в серебристый цвет, что придавало помещению и всему, что тут находилось, черты праздничной торжественности. Было тихо.
— Есть тут кто живой? — поинтересовался Роман Петрович.
— Есть, есть… — Из смежной комнаты вышел молодой бородач в джинсах. На поясе, позванивая, болталась большая связка ключей.
— Злотников? А где остальные? — спросил Беловежский.
— По агентурным данным, в буфете дают апельсины, — сообщил бородач.
— Их обязательно давать в рабочее время? — нахмурившись, спросил Роман Петрович.
— А когда же еще? В нерабочее время на заводе никого нет, — резонно отвечал Лева.
Роман Петрович вынужден был с ним согласиться. Сравнительно недавно, будучи таким же, как Лева Злотников, молодым специалистом, он тоже бегал в буфет за апельсинами — и не всегда в перерыв.
— А вы что ж — не любите апельсины?
— На мою долю обещали взять, — отвечал Злотников. Беловежский подумал, если бы сейчас в этот зал вошел человек повыше его чином, скажем, сам министр, то Лева и с ним так же спокойно говорил бы об апельсинах.
— Вам что-нибудь требуется? — вежливо поинтересовался Лева. — Может быть, информация о ходе выполнения плана?
— Нет. У меня же в кабинете дисплей. Так что я в курсе.
— Понятно.
Но по немного удивленному выражению Левиного лица было ясно, что причина появления директора в ВЦ ему не совсем ясна. Впрочем, была ли она до конца ясна самому визитеру?
Пауза, однако, затягивалась.
— Скажите, вы считаете, что вся эта петрушка полностью оправдывает себя? — Беловежский уселся на стоявший рядом стол, упершись в пол одной ногой и качая другой. Рукой он очертил все вокруг.
Злотников пожал плечами.
— По некоторым данным, по меньшей мере восемьдесят процентов областей применения вычислительной техники еще не известно.
— А если взять уже известные области, то здесь дело как обстоит?
— Ну, кое-что мы делаем, — запустив пальцы в бороду и почесывая подбородок, проговорил Лева.
— Кое-что… Это не ответ инженера.
Лева слегка покраснел. В его голосе прозвучал вызов.
— Вы тоже инженер, товарищ директор, и прекрасно знаете… Наше АСУ позволяет рассчитывать подетальный план, потребность в основных ресурсах, наладить оперативный учет хода производства. Ну вот, пожалуй, и все.
— Я это знаю. Вопрос мой такой: что качественно нового привнес вычислительный комплекс в нашу работу, что он дал руководителям служб, цехов, участков? Плановикам и экономистам. Улучшилось ли коренным образом управление предприятием? Каков экономический эффект АСУ?
— Вы бы, Роман Петрович, лучше поговорили на эту тему с главным инженером, — проговорил Злотников, морща высокий лоб и сосредоточив свое внимание на раскачивающейся, словно маятник, ноге директора.
— Ну, спасибо за совет, — иронически проговорил Беловежский и встал со стола. От неудобной позы нога затекла, и по ней забегали мурашки.
— Постойте, — громче, чем нужно, проговорил Злотников, опасаясь, что директор мгновенно исчезнет и он не успеет развеять неприятное впечатление, которое, по-видимому, на него произвел своим уклончивым ответом. — Вас действительно всерьез интересует?..
— Нет. Я с вами хотел пошутить.
— Извините.
Теперь уже Злотников уселся на стол и начал раскачивать ногой, а Беловежский стоял, прислонившись к высокому металлическому шкафу. Он приятно холодил спину.
— Насколько я понимаю, вопросы теории АСУ вас сейчас не очень занимают?
Беловежский ответил:
— В принципе — занимают. И очень. Но сейчас меня волнует другое. Мы внедрили первую очередь АСУ. Пора браться за вторую. Я хочу вас спросить: принесет ли она нам качественные перемены?
— Я вам расскажу одну байку, — пощипав бородку, сказал Лева. — В XVIII веке жил один гениальный монах. Его звали Жак де Вокансон. Он сконструировал и построил утку из золоченой меди. Она крякала, хлопала крыльями, пила воду и клевала пшеничные зерна. Здорово? Но этого мало! Зерна «переваривались» в ее желудке с помощью химических реактивов и выделялись наружу… в виде… ну, вы понимаете в виде чего. И все-таки ей было далеко до кибернетической утки! Так же, как нашему ВЦ далеко до искусственного мозга.
— Вы полагаете, что мы вырабатываем нечто похожее на то, что вырабатывала утка этого Жака? — усмехнулся Роман Петрович.
— Нет, конечно. Но что касается второй очереди АСУ, то и она вряд ли полностью оправдает наши ожидания.
— Почему?
— Вы знаете это не хуже меня. У АСУ две функции. С первой она у нас более или менее справляется. Я имею в виду календарное планирование, контроль, учет и тому подобное. А вот когда доходит до оперативно-технологического управления, тут дело обстоит хуже. А ведь эффективность АСУ определяется тем, насколько синхронно работают два контура управления.
— Как, по-вашему, заставить работать второй контур?
— В общих чертах это ясно. Нужна передовая технология, более совершенная организация труда.
— В общих чертах? А конкретно, применительно к нашему производству?
Лева как бы нехотя произнес:
— Есть кое-какие мыслишки.
— Предложите что-либо толковое, просите что угодно!
В глазах Злотникова просверкнула веселая искорка.
— Да вы же ничего не можете.
— Я?!
— Да, вы… Директор. Вы даже не можете официально повысить мне оклад за пределы установленной «вилки».
— А вот и могу…
— …Назначив меня на какую-нибудь командную должность?
— Допустим.
— Но тогда я перестану быть творческим инженером, а стану посредственным руководителем. Так что вертикальный способ поощрения тут не подходит.
— Как вы сказали, вертикальный?
— Да. Рост по вертикали. Он не дает повышения КПД инженеров. Необходимо изобрести другой, горизонтальный способ поощрения. То есть установить систему увеличения оклада инженера по мере роста его творческого вклада.
— Вон куда махнули… Вам что, деньги нужны? А для чего?
Злотников ответил:
— У меня двое детей. И жена не работает.
— И квартиры нет? — Беловежский задал этот вопрос с затаенной надеждой. К концу года войдет в строй заводской дом. Может, удастся помочь парню?
Однако Злотников ответил:
— С квартирой вполне терпимо. Жить можно. У других хуже.
Сегодняшнее посещение вычислительного центра, сразу же вслед за механическим, оставило у Романа Петровича ощущение, что выход из создавшегося положения есть… Неопрятность и захламленность, бывшие, казалось, неотъемлемыми приметами ремонтно-механического цеха, низкая технологическая дисциплина, на фоне которой даже Шерстков выглядел смелым новатором, «ловцом микронов»… А совсем рядом, в нескольких шагах, — ослепительно чистый зал ВЦ, точно храм таинственного высшего божества, обладающего и силой, и властью… Но подлинной силы и власти не было. Автоматизированная система управления пока ничем не управляла, ограничиваясь скромными функциями поставщика текущей информации. Завод задыхался от отсутствия инженеров, а несколько десятков человек — лучшие из лучших, сосредоточенные в отделе развития АСУ, по существу выполняют эффектную, но тем не менее малоэффективную роль служителей культа НТР, жрецов при храме ВЦ. У Романа Петровича не шел из ума рассказ молодого инженера Злотникова о золотой утке изобретательного монаха. Неизвестно, какая от нее была польза, от этой утки, но зерна-то клевала золотые, в этом не было никакого сомнения!
Да, решение было где-то здесь, рядом, но ухватить его за радужный хвост пока не удавалось. Тем не менее Роман Петрович, закрыв за собой вызывающе красную дверь вычислительного центра, шагал увереннее, смотрел веселее. Однако по дороге в заводоуправление ему снова пришлось пройти Аллеей передовиков, снова мелькнуло перед глазами лицо Примакова на портрете, и радостное настроение померкло. Роман Петрович не вполне был доволен тем, как повел себя сегодня в механическом цехе, где он решительно встал на сторону слесаря Шерсткова, активно поддержал его. Разве ему было неизвестно, что представлял собой этот шелопут Шерстков? Отлично известно!
Как-то Беловежскому довелось присутствовать на заседании завкома, где Шерсткова прорабатывали за частые прогулы. Он и в этой, явно невыгодной для него ситуации, не растерялся, начал оправдывать свое поведение ссылками на плохую организацию труда. Причем делал это изобретательно, ловко. Слушая Шерсткова, Беловежский не мог не признать, что в словах его немало правды. Неразбериха, расхлябанность в производственной сфере невольно влияет и на нравственную обстановку, воспитывает не работников, а антиработников.
…А вообще-то этот Шерстков парень не без способностей. Голова варит. Сначала заставил фрезеровщиков строже соблюдать допуски при обработке деталей. А теперь, говорят, зачастил и к технологам, доискивается: не могут ли они за счет совершенствования технологии уменьшить объем слесарно-пригоночных работ?