лжно быть, несчастен.
Лина протянула Роману Петровичу узкую руку со свеженакрашенными малиновыми ногтями, и он сразу углядел на одном из ее пальцев серебряное колечко.
— Прежде у тебя его не было, — сказал он, одной простой, будто случайно брошенной фразой обращая ее мысли к их общему прошлому.
Но Лина не захотела обращаться к прошлому. Ответила буднично:
— Мне подарили… недавно.
— А кто, если не секрет? — помрачнев, спросил Беловежский.
— Это так важно? — подняла тоненькие ниточки бровей Лина.
Роману Петровичу стало стыдно. Он откашлялся и сказал:
— У меня такое ощущение, что мы что-то недосказали друг другу… Поэтому нас терзают взаимные обиды. Ноет, болит.
Лина улыбнулась грустной и мудрой улыбкой, какой он еще не видел у нее:
— Что ж тут удивляться? Рвали-то по живому.
— Да… но… мы могли бы остаться добрыми друзьями.
— А разве мы не друзья?
Романа Петровича сбивали не ее слова, а ее новая манера держаться — спокойная, приземленная, лишенная порывов чувствительности и экзальтации, в которых проявлялась ее натура прежде. Он вдруг понял, что в Лининой жизни недавно что-то произошло, и это давало ей сейчас силу не поддаваться воздействию чувств, бушевавших в его груди и властно требовавших от нее такого же бурного отклика.
— Так все же, кто подарил тебе кольцо?
С прозрением любящего Роман Петрович уже понял, что маленькое это колечко имеет непосредственную связь с теми переменами, что произошли в Лине.
К ее бледным щекам прилил румянец. Он видел, что в Лине борются два чувства: она была правдива до наивности и ей не хотелось что-то скрывать от него, и в то же время у нее были причины, чтобы не отвечать на этот, по сути, бестактный вопрос.
Неожиданно он все понял, обо всем догадался!
Да, это было недавно… Вместе с секретарем парткома на его машине Беловежский возвращался из города на завод. И вдруг на шоссе у самого поселка углядел свою «Волгу», съехавшую с обочины и почти уткнувшуюся передним бампером в покосившуюся мазанку.
Беловежский приказал остановиться, вышел на дорогу, подошел к «Волге». Да, он не ошибся, его номер — 12-30, «полпервого», как шутливо звал свою машину новый водитель Игорь. Сейчас его в машине не было. Авария? Беловежский обошел вокруг «Волги», внимательно ее оглядывая. Нет. Все цело, все на месте.
— Купается ваш Игорь! — высунув из окошка своей машины голову и локоть, смеясь, крикнул Славиков.
Беловежский прошел несколько шагов к обрыву, глянул вниз, увидел полоску пляжа на берегу моря и две раскинувшиеся фигуры — мужскую и женскую.
Беловежский вернулся к машине.
— Вот гусь! Успел где-то деваху подцепить, — беззлобно сказал Славикову.
И они поехали на завод.
Сейчас на Беловежского нашло озарение. Той самой «девахой», раскинувшейся посреди дня рядом с его водителем на берегу моря, была Лина! Выходит, это Игорь подарил ей серебряное колечко, именно его она не хочет выдавать Беловежскому, опасаясь, как бы директорский гнев не обрушился на парня.
Беловежский полез в карман, выхватил золотое кольцо с аметистом, которое купил в комиссионке в подарок Медее, и, силой завладев Лининой рукой, надел ей на палец.
— Это тебе. С одним условием — выбрось то, второе.
Лина покачала головой, протянула кольцо обратно.
— Это вы купили не мне, а ей… Пусть она и носит. Мне не нужно. Не по размеру.
Она повернулась и пошла к выходу из парка.
— Лина! — хриплым голосом окликнул ее Роман Петрович. Но девушка не оглянулась.
Со стороны аттракциона загремела бравурная музыка. Очередная партия граждан занимала места в семейном гнездышке «Иллюзиона»…
В тот же вечер Беловежский преподнес кольцо с аметистом Медее. Она долго рассматривала подарок, а потом сказала, что кольцо красивое, вот только непонятно, зачем понадобилось возводить над камнем громоздкий ажурный шатер. Без него лучше бы было.
На другой день Игорь заметил это кольцо у Медеи на пальце. Он вспомнил, что видел это кольцо у ювелира в тот день, когда побывал у него дома, на Садовой улице. Медея похвасталась: «Подарок мужа», — и вновь произнесла, на этот раз для Игоря, фразу насчет того, что без ажурного шатра кольцо выглядело бы лучше. Игоря ее слова поразили, поскольку буквально совпали с тем, что говорил по этому поводу ювелир Христофор Кузьмич. При следующей встрече со стариком он сказал ему об этом.
— Значит, кольцо попало к директорской жене? Она так сказала? Я же говорил, что эта женщина разбирается в драгоценностях.
— Я не понимаю, — сказал Игорь, — к чему переделывать кольцо, если собираешься его сдать в комиссионку. Хотя постойте… Есть одна мысль. Когда я работал в таксопарке, у нас нередко угоняли машины. Отыскать их было трудно. Как сквозь землю проваливались. Похитители их перекрашивали, сбивали с моторов номера, и — ищи ветра в поле.
— Вы сказали «перекрашивали»?
Христофор Кузьмич выглядел встревоженным. Он вскочил с кресла, в котором сидел, и забегал по комнате из угла в угол, от чугунной фигуры, изображавшей Мефистофеля, к железному сейфу на подставке из карельской березы — и обратно.
— Я знал, я чувствовал, что это кольцо с аметистом принесет мне несчастье, — прошептал он. — Да, да… Мы носим свое прошлое в себе, от него не уйти, — казалось, старик в беспамятстве и, забыв о присутствии Игоря, разговаривает сам с собой.
Игорь поднялся:
— Я пойду, Христофор Кузьмич. Мне еще сегодня в гараж надо. Начальство просило зайти.
Несмотря на позднее время, завгар Лысенков сидел в своем кабинете и колдовал над какими-то бумагами. При появлении Игоря быстро сгреб их со стола.
— Явился — не запылился? Добро! Придется сегодня во вторую смену повкалывать.
— Что случилось?
— Машину надо перекрасить. Близкий друг попросил. Сам понимаешь: все должно быть сделано на высшем уровне. А я должен уйти. Дела. Хочу, чтобы ты проследил…
Они вместе спустились по крутой железной лесенке вниз, в бокс, где щуплый маляр разводил краску, подбирая нужный колер.
Игоря будто кто за язык дернул.
— Вот диво! Я буквально час назад втолковывал одному человеку, как угонщики перекрашивают похищенные автомобили… А тут вы вызываете и предлагаете перекрасить.
Лысенков вздрогнул:
— Что-то ты, парень, завираешься. То угонщики, а то мы, государственные служащие. Или не сечешь? И откуда тебе ведать про угонщиков? Или было дело, рыльце в пушку?
Завгар так и сверлил Игоря пронизывающим взглядом.
Игорь стал оправдываться.
— Что вы, что вы, Адриан Лукич, просто к слову пришлось…
Он передал Лысенкову свой разговор с ювелиром. Думал: тут и делу конец. Но завгар почему-то принял историю с кольцом близко к сердцу. Стал расспрашивать, что да как. Приказал подробно описать злополучное кольцо. А потом аж зубами заскрипел. Разве это люди? Сколько ни дай, все им мало. Жадность раньше их родилась. Вот разверзнется перед ними геенна огненная, грянет суд, вот тогда спохватятся, да поздно будет!
— Вы о ком? — не удержался от вопроса Игорь.
— О ком? Да о жулье. Вон его сколько поразвелось.
Блуждающий взгляд завгара остановился на маляре. Тот явно прислушивался к разговору.
— А ты чего рот раззявил?! — заорал на него Лысенков. — Ночь на носу, а у тебя ничего не готово. Живо за дело, а не то за ворота мигом вылетишь!
Маляр схватился за пульверизатор. Игорь кинулся ему помогать…
…А через несколько дней огорченная Медея Васильевна сообщила Игорю: подаренное мужем кольцо с аметистом пропало. Украли среди бела дня из директорского особняка.
Городской отдел внутренних дел располагался в двухэтажном здании. Окна первого этажа была забраны в решетки. Пробравшись сквозь скопление машин и мотоциклов (все они были окрашены одинаково, в желто-синие тона), Лина потянула на себя тяжелую дверь. У двери была тугая пружина, она захлопнулась за Лининой спиной с громким стуком, напугавшим ее. В приемной достала из маленькой шелковой сумочки-косметички сложенную вдвое повестку и поднесла к глазам. Так и есть: в комнате № 7 Примакову Лину Дмитриевну ожидает следователь Толокно С. С.
У нее мелькнула мысль — не извлечь ли из косметички помаду и тушь да не подкраситься ли? Но передумала: не то место, чтобы наводить красоту.
Повестка пришла накануне на домашний адрес и вызвала переполох. Отец, надев очки в круглой железной оправе, долго вчитывался в текст, напечатанный типографским шрифтом на бледно-голубой бумаге. От руки были вписаны только фамилии — гражданки Примаковой и следователя Толокно.
— И что от тебя нужно этому Толокну? — с трудом просклоняв фамилию следователя, Дмитрий Матвеевич поверх очков подозрительно уставился на дочь.
— Может, что-нибудь связанное с музеем? — неуверенно предположила она.
В последнее время Лина развернула бурную деятельность: отыскивала и брала в архивах краеведческого музея все, что касалось истории завода и его людей. Может быть, кто-нибудь сообщил в милицию, что она при попустительстве директора роется в музейных архивах, как у себя дома, и уносит оттуда, что захочется? И теперь ее собираются привлечь к ответу?
Следователь Толокно встретил гражданку Примакову неприветливо. Сухо сообщил, что она вызвана для допроса.
— А по какому делу?
— Вы не торопитесь, — ответил следователь, пристально взглянув на нее прозрачными, проникающими в душу глазами, и начал сыпать вопросами: фамилия, имя, отчество, год рождения? Место рождения? Привлекалась ли ранее к уголовной ответственности? И так далее.
— Постойте, — пробовала перебить настырного следователя Лина, — я что-то не пойму: а по какому поводу?..
Тогда следователь Толокно запнулся, посмотрел скучающим взглядом в окно на подъезжающую машину-фургон, прозванную в народе «черным вороном», и сказал:
— Это ваше право — знать. С вас снимается допрос по делу о краже золотого кольца у гражданки Беловежской Медеи Васильевны. Ответьте: находились ли вы двадцать третьего сентября в доме номер пять по Морскому проспекту с трех до четырех?