Вернулся Лысенков. Протянул толстую пачку денег.
— Держи. Твои кровные. Скоро их у тебя будет вдоволь. Сначала поработаешь у Толстого Жоры помощником, будешь на подхвате. Переймешь опыт, а потом мы тебя, повысим, а его уберем. Войдешь в долю. За два года себе такой же домище отгрохаешь. Будешь в достатке жить-поживать со своей ненаглядной Линой.
Звук знакомого имени заставил Игоря сжать кулаки:
— Вы бы ее не трогали! Я ведь знаю, как вы к ней сватались…
На лице завгара появилась гримаса неудовольствия.
— Это старый дурак тебе трепанул? Или она сама? Чушь! У меня есть другая. Женщина моей мечты…
Лысенков пристально взглянул на Игоря, усмехнулся.
— Впрочем, ты с нею скоро познакомишься.
— Мне ни к чему. Не собираюсь ни с кем знакомиться.
— А ты не зарекайся! Жизнь заставит. Она, жизнь, такие кренделя выписывает, что только диву даешься. Вот почему я уверен, что мы с тобой, Коробов, сговоримся. Предчувствие у меня такое, понимаешь?
Вручив Игорю деньги, Адриан Лукич успокоился. Не раз убеждался: купить за деньги можно многое. А не помогут они, у Лысенкова припасена для парня другая крепкая сеть.
Из нее не вырваться.
А у Игоря свои мысли. Засовывая в куртку переданные Лысенковым деньги, он говорит себе: надо ускорить развитие событий. Он импровизирует:
— Вот хорошо, что деньги появились. Смогу с ювелиром расплатиться. Он ведь уезжает.
По тому, как встрепенулся Лысенков, понял: удар попал в цель.
— Как уезжает? Куда?
— К зятю. Он у него военный. Будет с ним жить. Внучонка нянчить. А дом продает, — продолжает фантазировать Игорь.
— Это дело не одного дня — дом продать, — успокаиваясь, говорит Лысенков.
— Я и сам не понимаю, чего он так торопится. Подхватился и уезжает. В конце недели.
Лежащая на столе рука Лысенкова сжимается в кулак.
— Так, — угрожающе произносит он.
Игорь думает про себя: Лысенков наверняка тотчас же сделает следующий ход. И тогда прояснится загадочная роль пустого зеленого сейфа, похищенного у ювелира по приказу завгара.
Игорь хотел на другой же день посетить Христофора Кузьмича, но не удалось. Пришлось вместе с директором съездить в подшефный колхоз. Всю дорогу — туда и обратно — волновался: не случилось бы чего с ювелиром в его отсутствие?
Выбрался на Садовую только следующим вечером. Однако разговора не получилось, ювелиру было не до него. Христофор Кузьмич нездоров. Щеки ввалились. В красных веках прячется испуганный взгляд маленьких глаз.
— Оставьте меня в покое! — с непривычной резкостью говорит он. — Я знаю: вы все хотите меня погубить. Уйдите! Оставьте меня, наконец, одного. Я болен. Я жду врача! У меня нет ни минуты времени!..
Игорь так и не решился признаться в своей выдумке. Ювелир явно торопится выставить его из дому. Огорченный, медленно спустился с крыльца. Медлил, не уходил. Ювелир кого-то ждет.
Игорь принял решение. Сделав несколько шагов в сторону, подпрыгнул, уцепился за край забора и рывком перебросил тело по ту сторону. Подобрался к окну. Что это?.. Треньканье колокольчика у входной двери. К Христофору Кузьмичу кто-то пришел. Врач? Сейчас посмотрим. Он приник к стеклу.
Дверь в комнату отворилась. Вошел Адриан Лукич Лысенков. Христофор Кузьмич, шагнувший ему навстречу, выглядел испуганным и растерянным. Лысенков, наоборот, был хмур и властен.
Надо обязательно узнать, о чем они будут говорить. Игорь метнулся к задней двери. На его счастье, она оказалась незапертой. Он отворил ее и оказался в темном коридорчике, примыкавшем к залу, где беседовали двое, ювелир и завгар.
— Вы мне звонили… угрожали. Вам что-нибудь известно о судьбе моего сейфа?
— Вашего? — в голосе Лысенкова прозвучало негодование.
— Да, а чей же он?
— Вы еще спрашиваете — чей? Мой!
У Христофора Кузьмича от удивления отвисла челюсть. Он с трудом овладел собой.
— Послушайте! Вы приходите сюда и откровенно признаетесь, что забрались в мой дом и похитили сейф с важными документами. Для чего они вам? Что вы собираетесь с ними делать? Я понял, вы хотите погубить меня. Но зачем? Что я вам сделал плохого?
— Это уже другой разговор. Поговорим спокойно, Христофор Кузьмич. Да, откровенно признаюсь, я завладел вашим сейфом! Теперь и вы столь же откровенно признайтесь: куда вы дели мои драгоценности, которые в этом сейфе находились?
Христофор Кузьмич с ужасом смотрел на Лысенкова. Руки его тряслись. Мелко тряслась и седая борода клинышком.
— Вы молчите? Тогда я вам скажу: вы их присвоили!
Ювелир еще сильнее затряс головой. Дар речи вернулся к нему.
— Нет-нет! Я бы никогда… За кого вы меня принимаете? Я их передал представителям подпольщиков… Для целей борьбы с оккупантами. У меня есть расписка товарища Игумнова.
— То есть она у вас была, — криво усмехнулся Лысенков. — Теперь она у меня. Я ее прочитал. Там черным по белому сказано, что вы передали некоему Игумнову доверенное вам для эвакуации имущество артели «Красный ювелир». При чем тут сейф и драгоценности?
Христофор Кузьмич уронил голову на грудь. Долго молчал. Потом до Игоря донесся его тихий голос:
— Доверенное мне при эвакуации имущество артели было у меня украдено злоумышленниками. Позже я передал вместо него подпольщикам другие драгоценности, случайно попавшие в мои руки. Вот и все.
— То есть вы выдали мои драгоценности за те… артельные? — Теперь Лысенков выглядел растерянным.
Ювелир облизнул пересохшие губы.
— Да, признаю. Но откуда могли взяться эти богатства у вас? Сколько вам тогда было? Двадцать? Так кто ты такой? Сын Али-бабы? Или графа Монте-Кристо?
В одну секунду Лысенков подскочил к ювелиру и схватил его за горло.
— Я вам покажу, кто я такой! Вы меня еще узнаете! Отвечайте лучше, несчастный старик, как к вам попал мой зеленый сейф? Кто указал вам место тайника?
— Мальчик… я подобрал его, тяжело раненного.
— Где?
— На сороковом километре Приморского шоссе… Он подорвался на мине. Я, по существу, спас его. И тогда он из чувства благодарности…
Лысенков вскинул жилистые руки, обхватил голову.
— Вы понимаете, что вы сделали? Я уже держал этот ящик в руках. Тяжелый! Невыносимо тяжелый! Но я держал, потому что это была тяжесть золота. Моего золота! И вот на днях мне приносят этот паскудный ящик. Я открываю его. Пустой! Вы понимаете, пустой! Все пусто. Вчера было, сегодня нет. Как в цирке, фокусник накрывает столик цилиндром и открывает. Есть! Снова накрывает. Нет! Есть — нет, есть — нет, есть — нет.
Лысенков, казалось, сошел с ума. Бессвязные слова слетали с его губ:
— Все пусто, пусто… Ничего!
Он упал в кресло напротив Христофора Кузьмича, бессильно откинулся на спинку. Трудно было сейчас сказать, кто из этих двоих выглядел наиболее разбитым, опустошенным. Два человека, чью жизнь разрушил не принадлежащий им зеленый сейф.
Лысенков первым пришел в себя:
— Вот что. Вы мне его наполните. Доверху. А иначе вам не жить.
Ювелир встрепенулся:
— Но откуда я возьму? Я бедный человек…
— Бедный ювелир? Это что-то новое! Никогда не поверю, что вы так просто, за здорово живешь, собственными руками отдали все богатство. Кое-что прилипло к рукам, не так ли? Теперь о мальчике. Этот щенок остался жив?
— Почему вы его так называете? Да, он жив.
— Я так и знал. Где он?
Ювелир покачал головой:
— Вам с ним лучше не встречаться. Он вас ненавидит.
— А мне его любовь не нужна. Просто хочу взглянуть на старого знакомого.
— Нет-нет, эта встреча кончится катастрофой. Я чувствую, я знаю!
— Он живет здесь? В этом городе?
Ювелир вскочил с кресла:
— Можете меня убить, но я вам его не выдам.
— Ничего. Я его сам найду.
Поняв, что беседа подошла к концу, Игорь выскочил во двор и поспешил скрыться.
Когда утром Игорь в своей комнатенке приводил в порядок записи, сделанные им за период работы на автовокзале, с тем чтобы позже передать их следователю Толокно, его занятие прервал стук. Он вышел из-за стола, подошел к двери. Отворил ее и замер от удивления. Кто только не навещал его здесь, в этой комнатенке, — Юлька, Медея Васильевна, Лина. Но меньше всего он ожидал увидеть у себя в Привольске женщину, которая с преувеличенно восторженным видом сейчас стояла на пороге. Лизка! Его мать! Откуда она здесь?!
— Игоречек! Сыночек мой! Наконец-то мы увиделись, — ребячливый, плаксиво-патетичный голосок избалованной девочки. Как хорошо он знаком ему!
Лизка уже давно не ребенок. Сколько сейчас ей? Сорок. Жизнь Лизку не баловала. Росла без отца, ребенка растила без мужа. Ее часто обманывали, унижали. Но это не мешало Лизке ощущать себя прелестным, неотразимо привлекательным существом, созданным для неги и радости. Годы не изменили ее.
— Какие ветры занесли тебя в этот городок? Кто тебе сказал мой адрес? — Игорь засыпал мать вопросами.
Лизка села, закинула ногу на ногу. Достала из сумочки золоченую коробку сигарет, крошечную зажигалку с болтавшимся на цепочке камнем-брелоком, закурила. Из сведенных в сердечко ярко накрашенных губ выпустила струйку дыма, проследила за ней взглядом подведенных глаз.
Ответ ее поразил Игоря.
— У меня здесь друг. Ты знаешь, у него роскошный особняк с бассейном, на участке триста кустов роз. Он говорит, что высадил их в мою честь.
— Как его зовут? — Игорь уже предвидел ответ.
— Лысенков Адриан Лукич. Это такой человек! Мы познакомились два года назад. В баре теплохода, здесь, в Привольске. Он уже тогда сделал мне предложение. Но я… была не одна. Вернулась на Дальний Восток. Но мы переписывались. Он меня уговаривал переехать. И уговорил! У него сильная воля. И страсть… Такую страсть редко встретишь в наше время.
У Игоря голова кругом шла.
— Слушай, а ему известно, что я твой сын?
— Конечно! Я ему сказала.
Так вот почему Лысенков с такой легкостью открыл Игорю свои сокровенные тайны! Итак, мать Игоря Лизка — «женщина его мечты». Игорь не знал, что делать: смеяться или плакать.