— Помогает отвечать?
— Да нет… Отвечает-то он сам. Помнишь ленинские слова: «Дальше абсолютно необходимого минимума коллегиальность не должна идти…» Вот она и не идет. Помогает министру разобраться в делах. Установить, кто прав, кто виноват.
— Ну, это не трудно. Вот меня вызвали на коллегию именно потому, что заранее сочли — виноват. Считали бы, что прав, не позвали бы. Что же тут разбираться?
— Не робей, — засмеялся приятель. — Главная твоя задача — произвести хорошее впечатление на министра.
— И на коллегию?
— Да, и на коллегию.
— Ничего себе задачка, — поежился Беловежский и направился к внезапно раскрывшимся дверям зала. Встречным курсом с другого угла площадки двигался Хрупов. На его темных худых щеках играли желваки.
Отчет привольского завода обсуждался в конце заседания. После Беловежского слово взял и. о. начальника главка Трушин. Вновь, как когда-то, Беловежский подивился его сходству со своим отцом. Нет, не внешнему. Отец подвижный, суховатый. Трушин ширококостный, грузный. А говорили одинаково веско, безапелляционно, словно давным-давно открыли для себя законы, управляющие всем сущим, объявив себя их хранителями и толкователями. Позиция довольно выигрышная. Она как бы отделяла их от других людей и возвышала над ними. Холодно-властные, они были уверены в своей непогрешимости. Что им еще оставалось, как не сокрушать каждого, кто осмелится посягнуть на их непогрешимость?
— В последнее время было модным… вон даже иные газеты это оправдывают… нарушать закон. Нас убеждают, что хозяйственник, чтобы выполнить план, может, чуть ли не должен прибегать ко всяким противозаконным ухищрениям. Ловчат, левым путем приобретают материалы и оборудование, задабривают поставщиков, подмазывают, выплачивают в нарушение существующих правил всякие там надбавки и премии.
— Это — безобразие! — резко произнес министр. — Мы будем со всем этим решительно бороться. Умение руководить в том-то и заключается, чтобы находить законные пути к цели.
— Вы совершенно правы, Сергей Михайлович! А вот на привольском заводе дошли до того, что отменяют государственные задания, в нарушение существующих норм и правил вводят свои, местные, бросают на ветер народные деньги.
Беловежский поднялся.
— Что? Это действительно так? — отрывисто бросил министр.
Несколько мгновений они пристально смотрели друг на друга — министр и директор. Оба были молоды, относительно, конечно. Молоды для своих должностей. Они могли в одно время учиться в институте, скажем, Беловежский на первом курсе, а будущий министр — на пятом. Однако сейчас их разделяло нечто большее, чем пять лет… Беловежский представлял небольшой, по масштабам страны, завод. Сергей Михайлович — правительство страны. Дистанция между ними показалась вдруг Роману Петровичу такой огромной, что у него закружилась голова, как будто он стоял на краю пропасти, над самым обрывом… Он почувствовал, как язык у него во рту распухает и делается вяло-неповоротливым.
Издалека, с края стола послышался резкий голос Хрупова:
— Разрешите мне объяснить! — Хрупов поднялся.
— Что? Кто? Почему?
Министру объяснили: главный инженер привольского завода Хрупов.
— Что, Хрупов, к директору в адвокаты напрашиваетесь?
— Никуда я не напрашиваюсь. Высказаться хочу. Тут и. о. начальника главка нас всех пугает… А мне, признаться, не страшно. Что он имеет в виду? Если приказ о новой системе оплаты труда НТР, то подписал его я, а не директор. Его тогда на заводе не было. Значит, мне и держать ответ.
— Это верно, товарищ Трушин?
Не дождавшись ответа Трушина на вопрос министра, Хрупов обидчиво произнес:
— Раз я говорю, значит, так и есть. Вранья за мной не водится!
Министр нахмурился. Он был молодой министр и пока еще полагал, что его авторитету может быть нанесен урон одной невежливой фразой, сказанной подчиненным.
— А вы, товарищ Хрупов, не хорохорьтесь! Извольте спокойно и по-деловому изложить, что вы там натворили на привольском заводе. А вы, Беловежский, садитесь. Вам на этот раз повезло. У вас алиби.
Все засмеялись. Напряжение разрядилось. Будто издалека, распыляемый огромной кубатурой зала, донесся голос Хрупова:
— Наш эксперимент ставит своей целью…
— Вы нам о вашем эксперименте не рассказывайте, а лучше скажите, кто вам дал право без разрешения министерства… — прервал его и. о. начальника главка.
— Товарищ Трушин! Вы подаете плохой пример, — сказал министр. — Не мешайте Хрупову!
Трушин с трудом дождался паузы в речи главного инженера, веско сказал:
— Товарищ Хрупов приковывает наше внимание к второстепенному эпизоду. А речь идет о гораздо более серьезных вещах. О манкировании государственным планом, об отказе подчиниться указаниям вышестоящих инстанций. Дело доходит до того, что директивы министерства возвращают обратно.
Наверстывая упущенное, Трушин быстро перечислил многочисленные грехи руководителей привольского завода.
Беловежскому стало жарко, душно. Он пальцем рванул ворот рубашки под галстуком, маленькая пуговица оторвалась и покатилась по полу.
— А теперь разрешите мне, — сказал он. Встретил напряженный взгляд министра, но усилием воли взял себя в руки, начал говорить спокойно, даже суховато: — Мы любим повторять фразу, что государственный план закон…
— Это не фраза! — прервал его министр.
— Увы, — не согласился с ним Беловежский. — Часто — только фраза, и я это сейчас докажу… На протяжении последних нескольких лет привольскому заводу в конце года регулярно корректировался план.
— В сторону уменьшения?
— Да… Что и позволяло нам кое-как справляться с выполнением плана, не числиться в отстающих.
— Что же тут хорошего? Зря они вам шли навстречу, зря. Мы их за это накажем.
— Сейчас не за что, — сказал Беловежский. — В прошлом году мы впервые за много лет с такой просьбой в главк не обращались.
— Это правда, товарищ Трушин?
— Попробовали бы они обратиться!
— Отвечайте по существу. Обращались или не обращались?
— Нет.
— А план выполнили?
Трушин нехотя разжал губы:
— Выполнили.
Беловежский быстро произнес:
— Но если государственный план нельзя корректировать в конце года в сторону уменьшения, то также нельзя его изменять и в сторону увеличения… Без достаточных на то обстоятельств. Закон у нас, кажется, для всех один.
Уверенность, с которой говорил Беловежский, по-видимому, произвела на министра впечатление.
— Но ведь вам даны новые производственные площади, — сказал он.
— Нам никто ничего не давал. Нам удалось отвоевать старый трамвайный парк… Ни единицы оборудования, ни одной копейки денег, ни одного человека! И вот под этот каменный сарай товарищ Трушин спускает нам дополнительное задание.
— А зачем вам понадобился этот каменный сарай? — поинтересовался министр.
— В настоящее время для того, чтобы, не останавливая производства, за счет временной перебазировки отдельных участков, привести в порядок завод. Он построен в начале века, обветшал, я могу показать фотографии… — Беловежский потянулся к папке.
— Фотографии мы посмотрим потом. Вы сказали «в настоящее время». А в будущем?
— В будущем мы планируем разместить там экспериментально-конструкторскую базу для технического переустройства завода на основе прогрессивной технологии с использованием гибких производственных систем.
— Гибких производственных систем? — переспросил министр. — Я не ослышался? А мне докладывали, что вы на новую технику гонение устроили, АСУ прикрыли?
Беловежский быстро сказал:
— Не АСУ, она живет и здравствует… насколько это возможно при нынешнем состоянии производства. А вот отдел, который ее обслуживал, действительно подужали, нам люди для других целей нужны.
— Для каких же?
— Хотим добиться такого положения, чтобы технический прогресс на производстве превратился в единственное средство выполнения плана! — ответил Беловежский.
— Мы тоже этого хотим, — сказал министр. — Но как сделать? Вы там, в Привольске, реально представляете себе масштабы задач и размеры собственных возможностей? У вас есть серьезный план?
— Мы создали на заводе инициативную группу. Толковые ребята подобрались… Набросали проект технического перевооружения завода. Собираемся доработать с проектным институтом. А что касается новых технологий, но тут… — он запнулся, — есть еще белые пятна. Нам обещал помочь профессор Ярцев. Мы с институтом договор о содружестве заключили.
Беловежский оборвал свою речь и твердо сказал:
— После реконструкции будем с тем же количеством людей вдвое больше выпускать продукции.
— Вдвое? Вон куда махнули. А это реально товарищ Ярцев? Заводчане не преувеличивают? Что думает об этом наука?
Пока профессор Ярцев поднимался с места, чтобы ответить на вопрос министра, Хрупов успел выкрикнуть:
— Удвоим! При условии, если главк будет нам помогать, а не совать палки в колеса!
— Мы взялись! — раздался громкий уверенный голос Ярцева. Беловежский с радостным изумлением глядел на поднявшегося вдруг высокого осанистого седоволосого мужчину, о котором слышал от Хрупова.
— Раз взялись, Андрей Андреевич, так сделаете? — спросил министр.
— Конечно, сделаем, если не прикроют нашу фирму.
— «Эврику»? — выказывая знание подробностей, спросил министр.
— Так точно, Сергей Михайлович. Нас уже обвинили в газете.
— Не волнуйтесь… В случае чего возьмем вас на поруки.
— Покорно благодарю.
Он сел на место под смех зала.
— Замах у вас, товарищ Беловежский, бедовый. Посмотрим, какой будет удар… У вас все?
Роман Петрович поколебался: говорить или не говорить? Решил сказать.
— Год назад, когда меня назначили директором, я завел клеенчатую тетрадь. И вот месяц за месяцем, квартал за кварталом записываю в нее, какими могли бы быть показатели работы завода, если бы… — Он сделал паузу.
— Продолжайте. Если бы… — нетерпеливо произнес министр.