— Он задался целью погубить Адриана. По всей стране рассылает клеветнические письма, позорит его. А на днях знаешь, что сделал? Схватил огромный булыжник и как грохнет в окно. У меня рядом с головой вот так пролетело. Представляешь, еще несколько сантиметров, и все!
Она вздохнула, облизала губы.
— Но ничего. Сегодня все это прекратится.
— Сегодня? — Игорь вздрогнул. — Что произойдет сегодня?
— Они встретятся… И объяснятся. Адриан уверен, что ему удастся убедить этого человека в том, чтобы тот оставил его в покое. Да, да… Он так и сказал: «Больше он трепаться не будет. Прикусит язычок».
Игорь схватил мать за руку:
— Когда и где они встретятся?
Лизка захныкала:
— Отпусти… Ты сделал мне больно!
— Когда они встречаются?
Стараясь угодить сыну, Лизка проявила необычную для нее сообразительность.
— Постой… Он сказал: «Вернешься из магазина, перекуси, прими ванну, закрутись и смотри мультики. А тут и я…» Из магазина я должна вернуться… — Лизка бросила взгляд на золотые часики, украшенные голубой, под цвет ее глаз, эмалью, — в пять тридцать… так… тридцать минут на перекусон… в ванне я провожу час… двадцать минут, чтобы закрутиться… Мультики… они больше двадцати минут, к сожалению, не идут… а жаль, я их обожаю! Так что выходит? Ну да, встреча у них часов в восемь.
— Вычислила? Молодец.
Она, как ребенок, радовалась своей находчивости.
— Я уж не такая глупая. Правда. Ты меня слушай, я тебе плохого не подскажу. И вообще, мать есть мать!
— Где они будут объясняться?
— Наверное, у инвалида.
— Адрес?
— Не знаю. Правда, не знаю.
Он помолчал, собираясь с мыслями. У него в кармане — пачка мелко исписанных листков, отчет Игоря следователю Толокно. Надо их скорее передать. Мало ли что может с ним случиться?
— У тебя нет случайно пакета?
Лизка нагнулась к сумке и извлекла оттуда целлофановый пакет, на котором была изображена девица, надевающая джинсы фирмы «Леви».
— А попроще? Без девицы?
Лизка во второй раз за сегодняшний день проявила находчивость: взяла и вывернула пакет наизнанку. Теперь он стал гладкобелым.
Игоря словно током ударило. Наблюдая за манипуляциями матери, он вдруг вспомнил другие руки, не молодые, белые и мягкие, а старые, худые, с задубевшей от черной работы кожей — руки Бабули. Сидя в халате на диване, Бабуля высыпала в ложку из конверта сильно пахнущий травяной порошок. Конверты с порошками: «наперстянка», «ландыш», «африканский строфант» — она хранила в коробке из-под печенья «Крымская смесь». Иногда она выворачивала конверты наизнанку, чтобы они были как новые.
Он вскочил с места и бросился к выходу из кафе. Вслед ему летел испуганный голос матери:
— Игоряша! Куда же ты? Я что-нибудь не так сказала? Да?!
— Все так! Спасибо!
Через час Игорь дозвонился в Москву Юльке, попросил ее отправиться на кухню, взять из шкафчика картонную коробку из-под печенья и вывернуть хранящиеся в ней конверты наизнанку. Через пять минут Юлька сообщила ему адрес: г. Привольск, Морская улица, дом № 13. Фамилия? Ерофеев Т. Ф.
И тут Игорь понял, что знает этого человека. «Знает» — это сильно сказано. Человек без возраста, но скорее старый, чем молодой. Волосы закрывают лоб, спутались с усами, бородой. Глухой, ровный голос.
Где он его видел? В последний раз — на Птичьем рынке, куда отправился вместе с Примаковым Федей покупать голубей.
…Какой только живности не было на этом рынке! Поначалу Федя надолго застрял у клетки с попугаями. Попугаев было двое — желто-зеленый самец и серенькая самочка. Перед серенькой птичкой висело кругленькое зеркальце с колокольчиком. Сидя на жердочке, самочка то и дело поглядывала в зеркальце, вертела головой, охорашивалась. В потоках воздуха зеркальце поворачивалось, колокольчик позвякивал.
Игорь спросил у мальца:
— Может, попугаев хочешь? Дороговато, конечно, но если по душе…
— Не, дядя Игорь, ну их! Мне бы голубей!
После долгих поисков Игорь и Федя отыскали наконец то, что было нужно. Показавшийся знакомым инвалид продавал пару голубей. В разговоре выяснилось, что дома у него есть еще десяток. Он продал бы их всех в одни руки. В хорошие.
— Переезжаете в многоэтажку? — догадался Игорь.
— В больницу кладут.
Он и вправду выглядел нездоровым. Землистый цвет лица, взгляд, обращенный вовнутрь, как бывает у людей, которых постоянно гложет боль. Был он неухоженным: одежда хотя и чистая, но старая, бесцветная, мятая.
Они все вместе отправились к нему домой на Морскую улицу.
Домик, где жил инвалид, был землисто-серым, как и его хозяин. Голубятня, в виде башенки возвышавшаяся над крышей, по контрасту с домом была светлой, легкой, ажурной. Видно было, что хозяин голубей любил, к себе же относился с полным равнодушием.
Он взобрался на голубятню, посовал птиц в прихваченный с собой мешок, сунул его в руки Игорю и, понурясь, вошел в дом.
— А деньги? Сколько я должен? — крикнул ему вслед удивленный Игорь.
Хозяин вернулся, глядя куда-то в сторону, протянул широкую, как лопата, заскорузлую ладонь. Игорь положил в нее деньги. Тот, не считая, сунул их в карман и скрылся, не сказав на прощание ни слова.
На другой день половина голубей, выпущенных Федей в небо, улетела и не вернулась. Пришлось Игорю снова отправиться на Морскую улицу. На его счастье, инвалид оказался дома. Он сидел на коньке крыши и из рук кормил сизаря. Поодаль примостились остальные голуби. Увидев Игоря, хозяин безропотно собрал голубей и снова вручил их новому владельцу.
— Приручать надо, — буркнул он.
— Почему одни улетают, а другие нет? — спросил Федя.
Игорь, в детстве сам гонявший голубей, ответил:
— У тебя остались тучерезы. Они кружат над домом. А почтовые могут улететь на восемьсот километров. Но вернутся, если ты их приручишь.
Вскоре Федя под руководством Игоря приручил голубей. Больше они уже не улетали. Кроме одного сизаря. Федя уже пару раз бегал за ним на Морскую улицу.
По дороге с почтамта домой Игорь забежал в горотдел милиции. Следователя Толокно на месте не оказалось.
— А где он? — спросил Игорь у дежурного — молодого рослого лейтенанта.
— В деревню уехал сына женить, — добродушно ответил тот.
— А когда вернется?
— Недели через две.
— Вы не могли бы ему кое-что передать?
— Смотря что, — ответил лейтенант.
Игорь достал из пакета и передал ему стопку исписанных листов. Неужели хозяин голубей и есть тот самый Тимоша? Единственный свидетель гибели деда? Человек, за которым охотится Лысенков? Оказывается, Игорь встречал его и ранее. В первый раз, когда Тимоша на дворе у Христофора Кузьмича рубил дрова. Во второй раз в краеведческом музее, где он исполнял при Окоемове роль не то помощника, не то истопника. Третья встреча была на Птичьем рынке. Какой окажется следующая? И чем окончится? Удастся ли Игорю отвести от Тимоши угрозу? Услышит ли он от него то, что хочет услышать?
Ночная тьма опустилась на город и его пригороды. Она стала такой плотной, что редким светильникам едва-едва удавалось вырвать у нее небольшие желтые окружия, дрожавшие и перемещавшиеся по выщербленному асфальту в зависимости от порывов ветра. Где-то поблизости погромыхивал лист железа на ветхой крыше.
Это была странная улица. На выщербленном тротуаре ни одного прохожего. В лепившихся друг к другу кособоких домишках ни одного светящегося окна.
Улица была ближней к морю. Гулявший по ней ветер бросал в лицо мелкие соленые брызги.
Игорь двигался вперед в полной темноте, стараясь производить как можно меньше шума. Не получалось. Треснет под подошвой стекло, зашуршит, зашепчет что-то зловещее ворох старой бумаги, зазвенит отброшенная в сторону дужка от ведра. Звуки били по натянутым нервам, усиливая владевшее им чувство тревоги.
Что привело его сегодня в столь поздний час на эту безлюдную улицу? Желание спасти инвалида? Но откуда он взял, что ему угрожает опасность? И вообще все это бессмысленно. Даже если он и спасет его сегодня, что помешает свершиться черному делу завтра?
Тем не менее он убыстряет шаг. Вот и знакомый домик с прилепившейся к крутому скату крыши голубятней.
Он подходит к окну. Света нет. Скорее всего нет и хозяина дома. Игорь топчется на месте. Что-то мешает ему повернуться и уйти. Толкает ногой калитку. И вздрагивает от громкого скрежета давно не смазанных петель. Что это? На дорожке, ведущей в глубь дворика, лежит тусклый квадрат света, падающего из окна.
Игорь возвращается к входной двери, стучит. Ответа нет. Тогда он плечом нажимает на дверь. Она раскрывается. Игорь достает из кармана разводной ключ и шагает в темноту.
Еще одна дверь. Она полуоткрыта.
Прислушивается. Ни звука.
Делает шаг. Протискивается в слабо освещенную комнатенку. На столике, застланном старой клеенкой, лампа без абажура. Рядом с лампой — пустая клетка для птиц. Нет ни птицы, ни хозяина.
Он натыкается на опрокинутый табурет. Наклоняется, чтобы поставить его на место, и в ужасе замирает. На затоптанном полу ничком лежит человек. Одна рука неловко подвернута под туловище. Лысенков! От неожиданности Игорь вскрикивает и выпускает из рук разводной ключ. Он с глухим стуком падает на пол. В лужу крови.
Опоздал!
В скованное ужасом сознание врывается визг автомобильных тормозов, топот ног на крыльце, голоса. Милиция! Странная апатия овладевает им. Так, должно быть, чувствуют себя подводники. Вся предшествовавшая погружению жизнь с ее радостями и печалями, где-то еще существует, но, отделенная от них многометровой толщей воды, кажется далекой и нереальной.
ВЕЩЕСТВЕННОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО
В то утро Роман Петрович Беловежский проснулся с хорошим настроением. Никакие дурные предчувствия не мучили его.
Солнце, собрав слабеющие силы, выпустило в сторону Привольска мощный поток лучей, прежде чем уступить зимней непогоде. Весело блестели вымытые стекла, шумно чирикали под окнами воробьи, легкомысленно радуясь вернувшемуся летнему теплу, с кухни доносились дразнящие запахи свежемолотого кофе, звуки расставляемых чашек, позвякивание ножей и вилок.