Христофор Кузьмич отрицательно качает головой.
— При чем тут это? Для совести нет срока давности. Если бы вы знали, сколько бессонных ночей я провел, проклиная тот день и час, когда согласился взять на себя ответственность за имущество артели!
— Могу вас успокоить. Имущество артели нашлось. В похищении ценностей участвовали инкассатор и его дружки… Но воспользоваться награбленным им не удалось. Попали под бомбежку и погибли. Ящики, обнаруженные в кустах у дороги, спрятал у себя в сарае сельский кузнец. Когда гитлеровцев прогнали, он передал ценности властям. Я знаю об этом от отца, он тоже был следователем, и именно ему в свое время довелось заниматься этим делом.
Христофор Кузьмич обхватил голову руками.
— Боже мой! Выходит, я возместил пропажу, которой, в сущности, не было?! Подумать только, по собственной воле отдал драгоценности на сотни тысяч рублей! — вырвалось у Христофора Кузьмича.
Следователь прищурился:
— А откуда у вас, позвольте спросить, скромного труженика артели, появились такие сокровища?
— Это клад! Я нашел клад…
Христофору Кузьмичу ничего не оставалось, как поведать следователю о содержимом стального сейфа фирмы «Остер-Тага», волею обстоятельств попавшего к нему в руки.
— Так… — следователь задумался. Потом задал вопрос: — Не эти ли сокровища интересовали лиц, похитивших недавно из вашего дома упомянутый сейф?
Христофор Кузьмич сидел понурившись. Потом поднял голову и начал рассказывать:
— Все началось с этого проклятого кольца…
— Какого кольца?
— Кольца с аметистом. О! Кровяной аметист — это коварный камень! — Ювелир говорил словно в бреду. — Созвездие аметиста Овен, он господствует в небе с двадцать первого марта по девятнадцатое апреля. Если человек появился на свет именно в этот период, аметист будет благоприятен для него. Если нет…
— Вы, видимо, появились на свет в иное время. Так в чем же коварство аметиста и как оно, это коварство, проявилось по отношению к вам? — сдерживая улыбку, спросил Толокно.
— Подлинными талисманами считаются камни подаренные или полученные по наследству, — не отвечая на прямо поставленный вопрос, произнес ювелир, — купленные становятся ими лишь спустя много лет… А краденый аметист приносит своему новому, незаконному владельцу страшное несчастье.
Толокно усмехнулся:
— Выходит, кража аметиста — преступление — уже само таит в себе неотвратимость наказания. Любопытно! Но ближе к делу. Итак, к вам в руки попало краденое кольцо с аметистом… Дальше!
— С этого все началось… Женщина, которая сдала кольцо мне на переделку, видимо, сообщила своим сообщникам о сейфе «Остер-Тага», и тогда они похитили у меня сейф.
— Вы знаете, кто это сделал?
— Знаю, потому что этот страшный человек пришел ко мне. В грубой форме он потребовал вернуть драгоценности…
— Это был Лысенков?
— Да.
— А как ценности попали к нему? Вам что-нибудь известно об этом?
— Он обнаружил сейф в немецкой машине… Награбленное добро…
— От кого вы об этом узнали. От Лысенкова?
— Нет… От Тимоши Ерофеева. Он был свидетелем боя на шоссе… видел, как Лысенков обнаружил, а затем закопал сейф. Лысенков хотел устранить свидетеля, погнался за Тимошей. Убегая от своего преследователя, он подорвался на мине. Я подобрал Тимошу раненого возле дороги и спас ему жизнь. Он был благодарен мне.
— Как Ерофеев относился к Лысенкову?
— Считал его виновником своих бед. Ненавидел этого человека. Искал его долгие годы, но не мог найти.
— При каких обстоятельствах произошла их встреча?
— Это случилось в тот день, когда Лысенков пришел ко мне в дом во второй раз, Тимоша увидел его поднимающимся на крыльцо и стал за ним следить.
— С какой целью?
— Я этого не знаю.
— Как подействовала встреча с Лысенковым на Ерофеева?
— Ужасно. Он был страшно возбужден! Еще бы, сорок лет отыскивать негодяя и потом вдруг столкнуться с ним нос к носу!
— Убийство Лысенкова избавило вас от его домогательств. Не так ли?
— Не полагаете же вы, что я… что мы с Тимофеем…
— Вас я не подозреваю. Но разве не мог Ерофеев, который, как известно, вам лично был весьма предан, попытаться освободить вас от опасного врага?
Христофор Кузьмич прошептал:
— Не думаю… Несмотря на мрачную внешность, Тимофей добрый, безобидный человек.
— Ну и где он, по вашему мнению, сейчас находится, этот безобидный человек?
— Он готовился к поездке в Москву. На операцию. Голубей продал. И отправился. Я думаю, он уже в больнице.
— А я в этом сомневаюсь, — сказал Толокно. — Ну, ничего. Поищем. Если что узнаете о нем, сообщите.
Христофор Кузьмич не уходил, медлил.
— Это правда, что в убийстве подозревается Игорь Коробов?
— Допустим.
— Я уверен, что это не он.
— Даже уверены? А почему?
— Хороший парень. Светлая душа. Я ему серебряное колечко подарил. Для невесты. Сказал, что деньги можно не платить. Но он принес, с первой же зарплаты отдал. Все это мелочь, конечно. Но когда их набирается много, таких мелочей, можно уже говорить о характере. О личности.
— Но если не Коробов? Кто же тогда? Ерофеев?
Несколько мгновений ювелир молчал. Губы его тряслись.
— Извините, мне тяжело рассуждать на эту тему. Ерофеев близкий мне человек. Мне остается только надеяться, что вы во всем разберетесь и невиновные не пострадают.
Следователь Толокно вошел в кабинет начальника отдела Сарычева и сказал:
— Все свидетели в один голос твердят, что Коробов не мог убить Лысенкова.
— Кто же тогда? Ерофеев?
— Ювелир отрицает это. Тем не менее известно, что Ерофеев ненавидел Лысенкова. Разыскивал его много лет. Писал и отсылал во все концы порочившие его письма. Налицо острый конфликт между ними.
— Выходит, физически сильный Лысенков стал жертвой инвалида? Старика?
— Он не старик… На десять лет моложе Лысенкова.
— Да, но ведь годами из больниц не выходил… Кстати, где он находился в момент убийства? Выяснил?
— Ювелир утверждает, что Ерофеев выехал на лечение в Москву.
— На место прибыл?
— Нет. В больницу не явился.
— Что ж, — поскреб пальцами лоб Сарычев, — я не исключаю, что Коробов и Ерофеев были в сговоре. И вдвоем ухлопали Лысенкова. Тот ожидал встретить одинокого хиляка, а Ерофеев взял и позвал себе на подмогу здоровенного парня. После убийства Ерофеев скрылся, а Коробов не успел. Не мог же он предположить, что Примакова позвонит нам. Или такой вариант исключен?
Толокно призвал на помощь всю свою объективность.
— Не исключен. Но именно потому, что вариантов несколько, необходимо продолжить следственную работу. Пока не останется только один вариант.
— А я что — возражаю? Продолжай, на то ты и следователь. Ерофеев связан с прошлым Лысенкова. Коробов — с настоящим. Второе, на мой взгляд, гораздо существеннее. Напрасно ты ищешь мотивы убийства в седой старине. То, что было, быльем поросло. Надо выяснить, что не поделили Лысенков и Коробов сегодня, сейчас? Ясно? Лично мне это дело представляется простым, как апельсин.
Следователь Толокно поморщился. Он не любил апельсинов. У него была на них аллергия.
Выйдя из машины возле горотдела милиции, Беловежский увидел Лину, медленно спускавшуюся по выщербленным ступеням.
— Лина? Вы? Здесь?
Лина обратила к Беловежскому бледное лицо.
— Я просила свидания с ним. Но они говорят, что это запрещено.
Беловежский испытал болезненный укол от того, что Лина так свободно и так открыто, не таясь, выказывает свое чувство к другому.
— Да, идет следствие. Видимо, позже… — сбивчиво сказал он.
— Что — позже? Разве его не освободят?
— Я убежден, что Игорь ни в чем не виноват и скоро все разъяснится, — уже твердо произнес Беловежский.
Лина сделала шаг вперед и схватила его за руку.
— Вы должны добиться его освобождения! Понимаете, должны! Они вас послушают!
Она смотрела на него покрасневшими воспаленными глазами. В них были надежда и сомнение.
«Она опасается, что я могу из ревности, из неприязни к Коробову отказаться помочь ему», — догадался Роман Петрович.
— Лина. Вы можете меня не любить. Но не уважать меня вы не имеете права, — тихо проговорил он.
— Да, да… не знаю, что со мной. Ведь это я позвонила в милицию и сказала, что он там. Хотела его спасти. И вот что вышло. Обещайте мне, что вы не оставите его. Я верю в вас!
Примерно за час до этого другая женщина — Медея уговаривала Романа Петровича не ввязываться в это дело, предоставив события их естественному течению. Сейчас Лина требовала от него прямо противоположного.
— Мужайтесь, Лина. Вот увидите, все будет хорошо. — Беловежский прошел к следователю.
— Я вас пригласил, чтобы вы, Роман Петрович, помогли нам разобраться в существе отношений между вашим личным водителем Коробовым и заведующим гаражом Лысенковым, — сказал Толокно директору привольского завода.
— Отношения? Что я могу знать об их отношениях? — спросил Роман Петрович.
Толокно уточнил вопрос:
— Не поступали ли к вам, как к директору завода, от Коробова заявления на неправильные действия заведующего гаражом?
Беловежский подумал.
— Знаете, поступали. Коробов неравнодушный человек, ему казалось, что в гараже нет порядка, работы ведутся по старинке. Это естественно, он прибыл к нам из столичного таксопарка. До московских кондиций, сами понимаете, мы не дотягиваем. Да, еще вот что… Он жаловался на нехватку запчастей, я даже комиссию посылал в гараж для проверки его сигнала.
— Сигнал не подтвердился?
— Нет. То есть да.
— Как прикажете понимать?
— Комиссия, ознакомившись с положением дел, пришла к выводу, что запчасти имеются, но буквально вчера стало известно, что Лысенков комиссию обманул… То есть выясняется, что Коробов был прав.
Эти сведения Беловежский получил накануне от секретаря партбюро Славикова. А тот, в свою очередь, от кладовщика Макарычева. Макарычев много чего порассказал о художествах Лысенкова. Передавая директору подробности этого разговора, Славиков сказал: «Да, запустили мы с тобой автохозяйство, Роман Петрович», — что Беловежский воспринял как неприкрытый упрек в свой адрес.