Надо было оборвать — или обмануть? — самого себя, заставить себя думать о другом. Что ж, в конце концов можно не мудрствовать и согласиться с главком о назначении Заостровцева директором ЗГТ. Уж кто-кто, а он знает завод дотошно. Но с самого начала, с первого же телефонного разговора с начальником главка, а потом и заместителем министра Рогов воспротивился этому назначению. За те годы, что он знал Заостровцева, Рогов мог сложить достаточно точное суждение о нем: нерешителен, хотя прекрасный, опытный работник, свою точку зрения, как бы верна она ни была, отстаивать не будет, если у кого-нибудь повыше другая точка зрения. И еще — возраст. Заостровцеву было уже пятьдесят восемь.
Сегодня на завод должен приехать и первый секретарь райкома Званцев. Наверно, уже приехал. Пойдем в турбинный цех, посмотрим, как начинается реконструкция термо-прессового, и — в литейный. Цех без хозяина, подумал Рогов.
Там, в Ливадии, он каждый день, хотя и с опозданием, получал областную газету, и уже перед самым отъездом наткнулся на некролог. Умер Левицкий. Рогов послал на завод телеграмму с просьбой передать его соболезнования семье. Он знал Левицкого давно, еще с сорок первого года.
У входа в заводоуправление, возле черной «Волги», стояли и разговаривали двое — Званцев и Нечаев. Он заметил их еще тогда, когда его машина огибала площадь. Нечаев, говоря о чем-то, разводил руками. Когда Рогов вышел из машины и поздоровался с секретарями, то не удержался и спросил Нечаева:
— Вы что, рассказывали Александру Ивановичу о нашем субботнем улове? Руки-то во-он как разводили! — и сразу же перешел на деловой тон: — Пойдемте к вам, в партком.
Он не хотел входить в директорский кабинет. Поднимаясь по лестнице, он подумал, что Званцев и Нечаев поняли это.
— Я сейчас ехал и вспомнил о Левицком, — сказал Рогов, когда они вошли в маленький кабинет Нечаева позади другой, большой комнаты, где обычно проходили заседания парткома. — В сорок первом мы бегали в литейный цех греться. И вдруг — бомбежка, мы — во двор, в щели. Кажется, вот-вот накроют, а ни одного плавильщика так рядом и не увидели — они не отходили от печей… Так вы решили что-нибудь с руководителем литейного цеха? — оборвал он сам себя.
Нечаев подошел к своему столу и, взяв несколько листков бумаги, передал их Рогову.
— Помните, я говорил вам об Ильине? Мы разговаривали на той неделе — он, Заостровцев и я. Как я понял, Ильин согласится принять цех только на этих условиях.
Годы выработали у Рогова умение быстро прочитывать любые документы и так же быстро оценивать их. И, прочитав записку Ильина, он протянул ее Званцеву.
— Посмотрите.
Званцев читал медленней. Он даже отошел к окну, ближе к свету.
— Что на термо-прессовом? — спросил Рогов Нечаева, пока секретарь райкома читал.
— Первая очередь будет сдана к концу года, Георгий Петрович. Оборудование уже получено. Новехонькое, с программным управлением. Вторую очередь начнем сразу же, как освоим выход продукции с первой. У Заостровцева все расписано по дням, в точности ему не откажешь.
— Прочитали? — обернулся к Званцеву Рогов.
— Да. Ильин вообще думающий инженер. Я не металлург и специфических условий цеха не знаю, но, если Ильин полагает, что необходима такая структурная перестройка, значит, он подумал не один раз. Такие вещи, — покачал он листками, — с потолка не берутся.
— Ну, а выводы? — спросил Рогов.
— Теория, как известно, проверяется практикой. Я бы разрешил Ильину провести такую перестройку. Его заместители, конечно, сначала поднимутся на дыбы, и это понятно, но главная мысль Ильина, по-моему, заключается именно в том, чтобы повысить их ответственность и убрать иждивенческие настроения.
— Для этого, — усмехнулся Нечаев, — ему еще надо стать начальником цеха.
— Неужели такие вопросы вы не можете решить оперативно? — сердито сказал Рогов, не глядя на Нечаева, и тот понял, что этот упрек меньше всего обращен к нему. — Что в турбинном цехе? Как с людьми? Все оборудование задействовано?
Нечаев ответил. Цех, которым еще восемь месяцев назад руководил он сам, сейчас не беспокоил его. Газовая турбина — ГТ-10 — пошла в серию, рекламаций нет, полугодовой план выполнен. Хуже обстоит дело со строительством нового цеха турбинных лопаток. Рогов вытащил из кармана свой блокнот и сказал:
— Вот что, Андрей Георгиевич, давайте эти вопросы обсудим вместе с Заостровцевым. Ваш предшественник обычно норовил спрятаться за могучую спину директора, а сейчас все вроде бы наоборот.
Нечаев замялся, и Рогов сразу уловил это.
— Заостровцев прихворнул, Георгий Петрович.
— Вот как? И давно?
— Я звонил ему утром, подошла жена… Гипертония, давление скачет. Вызвали врача.
— Он знал, что я должен сегодня приехать?
— Нет, откуда же?
— Тогда еще ничего, — кивнул Рогов. — В других случаях эта болезнь имеет совсем другое название. Так что же у вас со строительством нового цеха?
Они долго ходили по заводу, но ни в литейный, ни в турбоцех Рогов не пошел. Побывал на термо-прессовом, где сейчас шла реконструкция, заглянул в механический, потом отправился на строительство нового цеха.
Нечаеву нравилось наблюдать, как Рогов не просто ходит и смотрит, а работает. И знал, что уже сегодня здорово влетит субподрядчикам из Второго стройуправления, и что теперь Рогов, как он любил говорить сам, «с них не слезет», и, конечно же, после этого работа пойдет скорей.
Он не ошибся насчет того, что уже сегодня Рогов крупно поговорит с начальником СУ. Прямо с площадки, из деревянной прорабки, он позвонил в управление и, морщась, слушал, что ему говорили.
— Ничего. Скажите, звонит секретарь обкома Рогов… — и повернулся к опешившему прорабу. — Когда ваше руководство было здесь в последний раз?
— Не помню точно.
— Значит, давно.
Он ждал, нетерпеливо постукивая по прорабскому столу протезом левой руки, и наконец дождался.
— Да, я, Рогов… Что у вас на строительстве цеха турбинных лопаток? Да, на ЗГТ? Сколько освоено, говорите? А сколько должны были освоить? Прекрасно! А вы не обратили внимание, что я говорю с вами по городскому телефону? Да, да, здесь, на стройплощадке, где вас уже и в лицо, наверно, не узнают… Почему вы молчите? Очевидно, нечего возразить? Так вот, короче: в четверг попрошу вас вместе с секретарем парткома ко мне. С утра, да.
И сердито бросил трубку.
— Теперь в литейный, Георгий Петрович? — спросил Нечаев.
— Зачем? — удивленно спросил Рогов. — Ведь, кажется, мы уже все решили по литейному? Ну а результаты узнаем позднее. Александр Иванович прав — теория должна проверяться практикой. Давайте-ка обратно, в партком. Жарко, пить хочется.
Но все-таки они не сразу пошли в партком. Рогов первым свернул к памятнику погибшим заводским ополченцам, и Нечаев знал зачем. Там, на чугунных досках, занявших весь огромный цоколь памятника, среди сотен фамилий была и эта — П. Рогов. И сейчас Рогов, привычно найдя ее, постоял минуту или две (Званцев и Нечаев стояли чуть сзади), потом обернулся и негромко сказал:
— Знаете, как любил говорить мой отец? «Не суди, Гошка, о людях только по тому, как они дело делают. Суди по тому, что в них есть».
Честно говоря, ни Званцев, ни Нечаев не поняли, к чему это было сказано. Должно быть, Рогову просто так вспомнились эти отцовские слова, и лишь потом Нечаев подумал: нам в науку, что ли? Наверно, так. Чего уж греха-то таить, всегда ли у нас есть время разобраться в людях до самого, как говорится, корешка?
Когда они снова поднимались по лестнице заводоуправления, Нечаев почувствовал, что главный разговор еще впереди. Он обрадовался за Ильина — теперь на парткоме ему, Нечаеву, будет легче. И Рогов тоже не случайно не пошел в литейных цех. Как говорится, вопрос не его масштаба. Ему было достаточно и записки Ильина, и того, что сказал о нем Званцев.
У Нечаева в холодильнике был боржом, и Рогов с наслаждением пил его крупными глотками — действительно, утро оказалось жарким, а днем вообще нечем будет дышать. Нечаев вспомнил, как в прошлом году вместе с Заостровцевым ездил на пуск первой турбины в Среднюю Азию. В тени — плюс тридцать восемь. Даже змеи и те забирались в холодок, в подземные коммуникации станции. Один парень, здешний, большегородский, рассказывал, что ему по ночам дожди снятся.
Это было короткое воспоминание, лишь бы заполнить паузу перед тем самым разговором, который, как догадывался Нечаев, должен был состояться именно сейчас. Он не ошибся. Рогов ответил — да, он тоже знает, что такое настоящая жара, бывал не только в Средней Азии, а и на Кубе, и в Индии.
— Все это еще не жара, — вдруг засмеялся Званцев. — Вот на бюро обкома бывает жара так жара!
Рогов не ответил, даже не улыбнулся, казалось он вообще не расслышал шутки Званцева.
— Ну а все-таки — что вы скажете о заводских делах, Александр Иванович? Вы, лично вы!
— То же самое, что и Нечаев, Георгий Петрович.
Теперь все понимали все, и молчание было долгим и томительным.
— Я хотел спросить вас, Александр Иванович, — тихо и задумчиво сказал Рогов, как бы подбирая слова, — вы… не приняли бы вы ЗГТ? Пока что это вопрос, так сказать, чисто риторический. Я не скрываю — да и вы это знаете, — что я очень хотел бы видеть вас в аппарате обкома, но…
Он не договорил и повел одной рукой — жест, означавший: больше некому. Званцев кивнул. Он был спокоен, собран, и только по тому, как у него побледнели щеки, Нечаев догадался — все-таки волнуется.
— Принял бы, Георгий Петрович, — очень просто ответил Званцев.
— Ну вот, — улыбнулся Рогов, — и даже той жары, какая бывает на бюро обкома, не испугался!
7
Съемки в цехе кончились быстро, но Ильин даже не спускался туда поглядеть, как работает съемочная группа. Ему передавали, как хохотали ребята, когда им предложили смазать лицо вазелином и попрыскать водичкой, чтоб получился «пот». Чего-чего, а у них своего натурального, солененького хватает!