— Это самая длинная фраза, которую вы мне сказали за все время нашего знакомства, — вздохнула Элиза.
— Сейчас скажу еще одну, и закончим на этом. Много лет назад я дал слово на вас жениться. Не в обычаях фамилии Румянцевых отказываться от обещаний. Завтра к полудню я пришлю за вами карету. Доброй ночи, сударыня.
— Но ведь вы меня даже не любите! — воскликнула Элиза ему в спину.
Пьер раздраженно покачал головой на ходу. Остановился. Обернулся к Элизе и сказал как о чем-то, само собой разумеющимся:
— Не люблю, и наши чувства взаимны. Это ничего не меняет.
Он вышел прежде, чем Элиза придумала хоть какой-то ответ.
Элиза замерла в центре комнаты. Казалось, она стоит в куске прозрачного стекла, не в силах шевельнуться. Медленно, через силу, подняла к лицу руку с кольцом. Вздрогнула, вглядываясь в грани бриллианта.
Горячей волной запоздалого ужаса пришло понимание — она только что чуть было не осталась совсем одна в жутком, враждебном мире, полном ненависти и презрения.
Отец бросил, поклонники и подруги исчезли в мгновение ока, остался только нелюбимый жених.
На грани сознания мерзким червячком шевелилось удивление. Надо же — такой… не-герой, и не отказался от меня? Готов испортить карьеру ради исполнения данного слова?
Элиза обернулась к портретам фрейлин. Они не ответят, но… Что бы вы сказали, прекрасные дамы?
«Ты точно хочешь именно этого, милая?» — всплыл в памяти ласковый мамин голос. Мама тогда говорила о другом. Элиза не смогла вспомнить, о чем именно. Так ли это важно?
— У меня все равно нет выбора, — тихонько сказала она портретам. — Сейчас только Пьер сможет меня защитить.
Ветер качнул шторы, по нарисованным лицам прекрасных дам пронеслась тень. Сомнение? Жалость? Вряд ли. Просто отблеск солнца сквозь легкую занавесь.
Глава 6. Владыка Гетенхельмский
Архиепископ Гетенхельмский дышал неглубоко и трудно. Он полулежал в кресле, медленно перебирая четки. Отец Георгий следил за его пальцами в старческих пятнах, слушал методичные щелчки каменных бусин друг об друга и ждал.
В камине уютно потрескивали березовые дрова. На изящной маленькой жаровенке подогревался чайник. Пахло чабрецом, давленой клюквой и едва заметно ладаном, за многие годы богослужений, казалось, въевшимся в одежду и кожу старого священника.
— Помру я скоро, Георгий, — негромко сказал архиепископ. — Врачи говорят, жидкость вокруг сердца… Откачивали уже, втыкали в меня длинные иголки, да только впустую все. Время пришло.
— Мне жаль, Ваше Святейшество.
— И мне жаль, — очень серьезно кивнул архиепископ. — Сейчас церкви защита нужна, как никогда. А я уже не смогу… Значит, придется тебе.
— Я… — отец Георгий замялся. Что сказать? «Я оперативник, а не интриган»? — а то Владыка не знает. «Мне бы с новым законом «О Магии» разобраться»? — так это твоя служба, охранитель. «Бог не выдаст — свинья не съест»? — уже хамство.
— Я не понимаю вас, Владыка. Что угрожает церкви? Разрешение на магию одобрено Святейшим Синодом, Император благословил…
Архиепископ вздохнул. Несколько раз кашлянул, держась за грудь. Потянулся трясущейся рукой к портьере, закрывающей нишу рядом с креслом.
Отец Георгий встал и отдернул тяжелую ткань. За ней обнаружился столик, заставленный коробочками, флаконами и баночками. На большой стеклянный графин с водой была приклеена бумага с расписанием времени приема лекарств.
— Послушник следит, да только сегодня я его по делам погнал… — выдохнул архиепископ.
Охранитель налил воды в стакан, сверился с бумагой и смешал микстуру. По покоям Владыки разлился запах мяты и пряных трав, смешался с чабрецом и ладаном, сплелся в новый аромат, как у лучших парфюмеров.
— Спасибо, — кивнул архиепископ, принимая лекарство. — Проскриплю еще сколько-то, вашими молитвами… Садись, отец Георгий, чайку себе налей, поговорим, пока могу.
Архиепископ пожевал губами, допил лекарство и снова принялся за четки. Охранитель ждал.
— Император… Благословил, — негромко начал архиепископ. — Благословил использование незловредной магии, благословил своих ищеек рыться в бухгалтерии Синода, благословил канцлера проработать изменения в земельный кодекс, чтобы монастыри и общины платили налоги с приносящих доход земель… дело вроде бы благое — искоренить мздоимство, пустить средства на богоугодные дела, а не в карманы иерархов… А то ишь, набили мы карманы, лопнут скоро, — с горьким сарказмом закончил он.
Пока архиепископ говорил, то и дело прерываясь на судорожный вздох, охранитель смотрел на обстановку приемной. Простая мебель, никакого богатства. Потертый ковер на полу, на нижнем краю портьеры аккуратная штопка, столик слегка поцарапан, книжному шкафу уже лет двадцать сравнялось, но все еще крепкий. К чему менять?
Самый роскошный предмет здесь — кресло Владыки. Мягкое, обито вышитой тканью, пуховая перина, а не кресло. Так у архиепископа суставы ноют от старости. Кому лучше станет, если Владыка не сможет мессу отслужить из-за боли в костях?
Конечно, отец Георгий видел и другие апартаменты служителей церкви. Даже его собственный кабинет, доставшийся от предшественника, был обставлен намного богаче кельи архиепископа. Пока предыдущего провинциал-охранителя Гетенхельмского не доконали старые раны, напряженная работа и не слишком подходящие для церковника виды отдыха, он превратил свои покои в нечто среднее между музеем и будуаром стареющей светской львицы. У отца Георгия пока руки не доходили избавиться от излишне мягкой кровати с балдахином, и каждое утро он маялся больной спиной, привыкшей к твердым соломенным матрасам и голым лавкам.
— Люди грешны, Владыка, сами знаете. Не все согласны на скромность.
— Ты прав, — преувеличенно серьезно ответил архиепископ. — Еще огонь горячий, вода мокрая и Райс впадает в западное море. А некоторые священники любят роскошь. Слыхал расхожую фразочку — «нет святых в каменных палатах»?
— Кроме Императора. Он — святой.
Архиепископ сцепил пальцы в замок, хрустнул суставами и поморщился.
— В этом и проблема, отец Георгий. Мы все знаем, что Помазанник Божий наделен благословлением своего предка Мстислава. Потому и церковь ему подчиняется, и магия на него не действует… Но не все так просто. Я почти уверен — Император Александр не благословлен.
Охранитель осторожно поставил на стол чашку с недопитым чаем. Встал, перекрестился на образ Спасителя в красном углу. Глубоко вздохнул и спросил мгновенно севшим голосом:
— Вы понимаете, Владыка, что по закону я сейчас обязан вас арестовать за ересь? Назвать пункт Кодекса Охранителей?
— Смешная получится коллизия, — грустно ответил архиепископ, — особенно, если в ходе следствия выяснится, что я прав. Лучше сядь и выслушай.
Охранитель подошел к стулу, с которого только что подскочил, взялся за спинку, но садиться не спешил.
— Мне трудно запрокидывать голову, — попросил архиепископ. — Сядь, Жар-Птица. Костры будут позже.
Охранитель все-таки сел и скрестил руки на груди.
— Слушаю.
Архиепископ перевел дыхание. Откашлялся, отпил лекарственной настойки и спросил:
— Ты, как я слышал, недавно вспоминал старое дело о маге в императорской цитадели? Которое так и не вышло расследовать?
— То, что некоторые мои люди — на самом деле ваши люди, для меня не новость, — жестко ответил охранитель. — Да, вам верно доложили. И что?
… Рождество в Цитадели двадцать лет назад праздновали с особенным размахом. Были приглашены не только знатные господа с семьями, но и кавалеры высших орденов Империи.
Отцу Георгию тоже пришло приглашение. Сержант Михаэль Фальке заработал орден Огненной Звезды за уничтожение людоедских гнезд в катакомбах Гетенхельма — и теперь Её Императорское Величество хотела лично поздравить героя с Рождеством. Неважно, что сержант Фальке недавно стал отцом Георгием, постриг не отменяет прошлых заслуг.
Охранитель с сожалением отложил конверт с гербовой печатью. Не пристало служителю церкви…
— Ну и зря, — сказал ему тогда начальник, провинциал-охранитель Гетенхельмский. — С чего вы взяли, отец Георгий, что не можете праздновать Рождество с мирянами? Откуда этот пыл неофита?
— Как-то это… Неправильно?
— Почему? — искренне удивился епископ. — Я вот собираюсь пойти. Это же общий праздник, мы все славим рождение Спасителя, так что мешает славить вместе? К тому же в Цитадели всегда потрясающе вкусное угощение, уж простите чревоугодника.
— Хм… А как же… Смирение?
— Мы с вами не монахи, принявшие массу обетов, — отец Георгий почувствовал, что епископ говорит эти слова далеко не в первый раз. — Наша работа не в ограничениях, а в искоренении зла. Мы, пафосно выражаясь, воины Божьи. Не нужно превращать служение Ему в трагифарс, отказываясь от радостей, которыми Он нас одаривает. Или вы опасаетесь уронить достоинство, лакомясь жареной уткой в сочельник?
Так отец Георгий стал гостем на рождественском приеме в императорской Цитадели, и оказался там далеко не единственным священником.
Он давно хотел посмотреть на замок императора. Еще ребенком, Михаэль любил гулять по площади между Кафедральным собором и Цитаделью. Он с любопытством задирал голову, пытаясь разглядеть кого-нибудь в стрельчатых окнах древней гранитной махины.
Сбылась детская мечта.
Императрица Изольда лично приветствовала всех гостей. Улыбнулась она и отцу Георгию, поздравила с Рождеством. И не скажешь, что эта седая пожилая дама — один из самых эффективных военачальников за последние тридцать лет. Да и другие ее подвиги…
Говорят, в юности императрица забила насмерть Змея Триглава в человеческом обличье. Рядом с потомком Мстислава магическая тварь не могла обернуться громадным ящером, колдовство было бессильно, чем принцесса и воспользовалась. Пинала древнего прекрасного юношу подкованными сапогами гетской тяжелой кавалерии, пока не переломала все ребра. А потом сожгла тело. Не исключено, что на костер почти всесильный маг отправился еще живым.