«Говорят, стремление сохранять идеальный внешний вид в любой ситуации — признак не слишком здоровой психики», — завистливо подумал отец Дмитрий, глядя на своего провожатого.
К последнему пролету юрист запыхался. Он остановился перед низкой дубовой дверью и несколько раз вздохнул, выравнивая дыхание.
Кавалергард взглядом спросил разрешения и парой быстрых движений щеткой уничтожил все следы пыли на сутане священника.
«Спасибо, хоть маникюр делать не заставил», — мысленно покривился отец Дмитрий. И мгновенно пожурил себя за недостойные мысли.
Невежливо являться к августейшим особам, вымазавшись в грязи.
Тяжелая дубовая дверь открылась бесшумно. За ней был личный кабинет императрицы — комната с высокими стеллажами, уставленными книгами, папками, странными сувенирами и макетами механизмов. Детали были скрыты полумраком, горело только несколько свечей в канделябре на углу громадного письменного стола. Пахло теплым воском и едва уловимо — гвоздикой и геранью.
— Ваше Величество, — поклонился отец Дмитрий пожилой даме. В золотистом свете свечей блестело шитье ее потертого мундира жандармского полковника.
Отец Дмитрий мысленно охнул. Хотелось выразиться вслух, и покрепче…
Срочный тайный вызов в Цитадель на ночь глядя и так — исключительный случай, а уж если встречает Изольда из рода Мстислава в том самом мундире, в котором завоевала корону…
Священник, конечно, промолчал. Повернулся к молодому мужчине, прислонившемуся к стене и скрестившему руки на груди. Это было вопиющее нарушение приличий — так подпирать стенку может грузчик, но не принц Империи. Поза Ульриха была напряженной, натужной, ему явно непривычно бросать вызов этикету. И одет он был не в пример торжественности своей матери — в простую рубаху и жилет.
— Ваше Высочество, — поклонился священник и ему. Чуть менее глубоко, чем императрице.
— Здравствуйте, отец Дмитрий, — наклонила голову императрица. Наследник молча кивнул.
Под глазами Изольды залегли густые тени. Она смотрела привычно прямо, только в чуть замедленных движениях проскальзывала смертельная усталость.
Из полумрака вышла фрейлина в парадном облачении. Искрился бриллиантами шифр «И» на ее платье, перекликался с аксельбантом кавалергарда, молча замершего за правым плечом Изольды. Фрейлина передала наследнику большую кожаную папку и осталась рядом с ним.
Повисло молчание. Пять человек в сердце империи стояли, не шевелясь, вокруг абсолютно чистого рабочего стола.
Говорят, обычно здесь лежат проекты, доклады, письма, другие бумаги… На одном из портретов Изольда изображена за этим столом, заваленным стопками документов.
Сейчас на полированной столешнице были только свечи.
Отец Дмитрий заметил, что Изольда несколько раз моргнула, как будто сдерживая слезы.
Огонек одной из свечей затрещал, заметался, выстрелил искоркой и погас.
— Спасибо вам всем, — подчеркнуто-спокойно сказал наследник Ульрих, — что уделили мне время в этот поздний час. Я прошу засвидетельствовать моё отречение. И прошу сохранить его в тайне до официального объявления.
Фон Раух не изменился в лице. По щеке Изольды стекла одинокая слезинка. Фрейлина судорожно вздохнула и бросила отчаянный взгляд сначала на императрицу, потом на наследника… бывшего наследника престола.
Отец Дмитрий часто заморгал.
— Святой отец, вы юрист. Специалист и по светскому, и по церковному праву. Посмотрите, пожалуйста, все ли верно составлено? — Ульрих протянул священнику бумагу. «Я, Ульрих из рода Мстислава, отрекаюсь от прав на престол Гётской Империи… как от своего имени, так и от имени всех моих детей, если такие родятся после сего дня…
Дата. Подпись.
Подписи свидетелей…»
Архиепископ Гетенхельмский, бывший двадцать лет назад юристом Синода и свидетелем отречения принца Ульриха, надолго замолчал.
Провинциал-охранитель отец Георгий подождал, а после раздраженно вздохнул:
— А дальше?
— А что дальше? — пожал плечами архиепископ. — Дальше всем известно. Через пару недель было официально объявлено об отречении. Принц Ульрих во всеуслышание заявил, что уходит, куда — не сказал. Ходили слухи, что в монахи. Народ поудивлялся и успокоился, тем более что принц пропал с концами, а оба его сына подавали большие надежды. Возникла даже версия, что он был неизлечимо болен, и решил удалиться в монастырь, чтобы избавить семью от страданий. Полный бред, конечно же.
— Как-то вы с иронией говорите, Владыка.
— Да уж, иронии через край, — архиепископ закашлялся и замахал рукой, прося воды. Через пару минут, получив новую дозу микстуры, он продолжил:
— Я циничный человек, и во внезапное стремление принца к Богу не поверил. У меня был доступ к приходным книгам всех монастырей, так что проверить было не сложно. Принц Ульрих не принял пострига на территории империи. Не было такого монаха. Но вот что интересно — незадолго до публичного объявления об отречении исчезла Елизавета Лунина, фрейлина Изольды и один из свидетелей. И фон Раух куда-то запропал. Он-то появился летом, когда императрице понадобилось застращать зарвавшегося барона Шотэ, и сделал вид, что никуда не уезжал. А Елизавета — только в ноябре, но умерла родами в замке на окраине. Дочку забрал ее брат, так что я узнал об этом совсем недавно, когда Павел Лунин так отчаянно покушался на жизнь канцлера. Мне стало интересно, что он за человек. Вот и всплыли старые тайны… ради стариковского любопытства.
Охранитель потер лоб. Почему-то вспомнились неотложные дела: недописанный бюджет, представление о наградах, план расследования контрабанды магических артефактов из Заозерья… список можно продолжать почти бесконечно.
— Сбежать хочешь? — участливо спросил архиепископ. — Я тоже хочу. Но некуда.
— Н-не складывается, — с трудом проговорил охранитель. — Отречение из-за связи с фрейлиной? Мало ли бастардов в императорской фамилии? Дело житейское. Дочь назвали Елизаветой? Это она над раненым папенькой и еле живым канцлером убивалась?
— Не торопись, — хмыкнул архиепископ. — Я не закончил рассказ. Да, она. Скорее всего, Елизавета Павловна — принцесса-бастард. Но важно сейчас не это.
Охранитель кивнул и подлил себе чаю.
— Постараюсь покороче, — продолжил Владыка. — Я знал о твоем расследовании, все запросы на работу охранителей в Цитадели проходили через меня. Ты подозревал фрейлину, а я… Принц незадолго до объявления об отречении посетил архиепископское подворье, нужно было уладить один вопрос. Мог и отказаться, прислать кавалергарда — но приехал лично. А на шкафу в моем кабинете свернулся клубком котик… Он был уникальным зверем, видел колдунов даже на святой земле, даже обвешанных ладанками и мощами. Принц, насколько мне известно, носил при себе локон святой Генриетты.
Отец Георгий надолго замер, держа на весу чашечку с чаем. Известие его парализовало. Ни шевельнуться, ни вздохнуть он не мог.
Ульрих был магом.
Значит, его дети не могут носить благословение Мстислава.
Династия гётских императоров закончилась на Изольде. Александр Ульрихович не имеет прав на престол! Не может быть главой церкви, не может…
Господи, на все воля Твоя. За что Ты бросил нас?
Императоры, живые святые, со времен Мстислава были сердцем государства. А что сейчас осталось? Бездушный, мертвый механизм вместо живой страны?
— Почему вы молчали, Владыка? Почему молчали двадцать лет?! — охранитель говорил негромко, без эмоций, но ему самому этот вопрос показался отчаянным криком.
— Мой грех… — выдохнул архиепископ. — Mea maxima culpa. Сначала я испугался. Потом утешал себя — Изольда благословлена, она придумает что-нибудь… любая власть от Бога, если Он позволил — значит, так надо. Церковь будет спасать души, императоры править, все как заведено, но сейчас… Александр покусился на власть Церкви. Расследование наших финансовых дел — первый шаг к полному контролю. Он хочет сделать духовных пастырей орудием в руках светской власти. Этого нельзя допустить.
Архиепископ смотрел в глаза охранителю. Веко Владыки старчески дергалось, руки тряслись, но взгляд оставался твердым.
— Если бы император хотел только наказать за воровство слишком алчных чиновников Церкви — он бы действовал совместно с нами. Обычно мы сами разбираемся со злоупотреблениями, — задумчиво кивнул охранитель. — Но расследование ведут миряне, значит, дело не только в алчности.
Он ненадолго замолчал. Покрутил в руках пустую чашку, поставил на столик, посмотрел на архиепископа и спросил:
— Так чего вы хотите от меня, Владыка?
Глава 7. Заложники чести
Движение по тракту Гетенхельм — Гарц всегда было оживленным. Карета обгоняла купеческие подводы, а ее часто опережали всадники. Навстречу проехал почтовый экипаж с несколькими пассажирами на крыше.
Первые дни осени в этом году выдались солнечными. Карета проезжала мимо празднично-зеленых перелесков, еще не тронутых желтизной. Элиза видела золотистые поля — на некоторых вовсю шла жатва, другие были уже скошены. Компания крестьянских детей тащила тяжелые корзины, наполненные крупными грибами. Сельский доктор в бричке придержал мохнатую лошадку, которая сунулась было наперерез карете с примыкавшей к тракту дороги.
Элиза приоткрыла окно. Острый, прохладный запах скошенной травы обволакивал ее. Хотелось выпрыгнуть, добежать до ближайшего стога, с размаху упасть в него и навсегда замереть в запахе полевых цветов и теплой земли.
Ей никогда не позволяли так делать. Негоже барышне…
Ветер принес запах навоза. Не тошнотворный (устраивать скотные дворы вблизи трактов запретила еще императрица Изольда), но отчетливый.
— Лизанька, закройте, пожалуйста, окно, — не поднимая глаз от газеты, сказал Пьер.
Она хотела было не обратить внимания или ответить что-нибудь злое и колкое. Но вместо крошечного бунта Элиза послушалась.
Теперь ведь у тебя нет никого ближе Пьера, так? Раньше за тебя отвечал отец, теперь будет муж. Все логично и правильно… А что указом императора Александра женщинам разрешено занимать любые посты на госслужбе «на какие достанет ума и таланта» — так это, как говорил папенька, станет г