— Так почему ваш фон Раух от меня бегал, как черт от ладана?
— Потому что ты не политик. — Бельская поставила кружку, на удивление легко встала и прошла по кабинету. Чуть отодвинула штору на окне, глянула на улицу, сощурившись от яркого света, и снова опустила тяжелую ткань. Достала с полки вазочку с калеными орешками, поставила перед гостем. Села обратно и пристально посмотрела охранителю в глаза.
— А еще, уважаемый отец Георгий, потому, что меня ты выслушаешь. И даже не пошлешь подальше, по своему обыкновению. Фон Рауху от тебя этой чести не досталось бы.
— Я весь внимание, — кивнул отец Георгий и отправил в рот пару орешков. Хрустнул, раскусывая, и тут же потянулся за следующим. Орешки были подсушены в самую меру — еще остались сочными, но уже не вязли на зубах.
— Как думаешь, почему главой столичных охранителей назначили тебя? Ты ведь даже не возглавлял Официум в Гарце, был просто одним из заместителей. И тут такой взлет?
Бельская продолжала смотреть ему в лицо. Серьезно, не мигая, с явным интересом и беспокойством. Отец Георгий с удивлением понял, что только сегодня обратил внимание на цвет ее глаз. Они были темно-зеленые с карим оттенком.
А еще она не красила ресницы.
— Есть предположения, — пожал он плечами. — Но, думаю, сейчас вы, сударыня, откроете мне истину.
— Не ерничай, пожалуйста! — чуть громче сказала Бельская. — Нет у меня никакой истины. Могу только сказать, что Архиепископ ради тебя нажал на все рычаги, до каких дотянулся, и протащил назначение через Гетенхельмский Конклав, пока ты ехал из Гарца. Столичные епископы крякнули, но утвердили, а потом неделю друг у друга выясняли, кто ты такой и откуда взялся. Твоя служба в качестве моего охранника, кстати, всплыла далеко не сразу. Для всех твой послужной список был коротким: армия, Официум Гетенхельма, где ныне покойный Провинциал-Охранитель возлагал на тебя большие надежды, потом оплошность и ссылка в провинцию. Понимаешь, а чем я? Чуешь, в какое роскошное дерьмище вляпался?
— Допустим, — осторожно сказал отец Георгий.
— Все ты понимаешь, — подвела итог Бельская. — А теперь самое важное. Запомни, отец Георгий — когда у тебя земля загорится под ногами, прежде чем… действовать, пожалуйста, поговори со мной. Это очень важно. Мы в одной лодке. Хорошо?
— Мне кажется, сударыня, вы хотели сказать: «прежде, чем наделать глупостей», — буднично заметил отец Георгий и встал. — Спасибо, — поклонился он Бельской, — за угощение и интересную беседу. Я накрепко ее запомню. А теперь, прошу, прикажите проводить меня к арестованному Лунину.
Беседа с узником прошла быстро и буднично. Пытать однорукого отец Георгий не собирался, решил обойтись отработанными на множестве подозреваемых навыками ведения допроса. Павел Николаевич полностью подтвердил сообщение Бельской о мотивах покушения, явно ничего не скрывая. Рассказывал о своей находке с горящими глазами, гордился своей хитростью — больше-то уже нечем.
На вопросы о дочери не смог сказать ничего вразумительного. Да, фактически — племянница. Нет, я не знаю, что делала сестра в последний год жизни. Приехала из Гнездовска, но по каким поручениям императрицы она там была — неизвестно. Нет, я не в курсе, кто отец Элизы. Было подозрение, что Воронцов — но нет, он поклялся, что никогда… Да, верю. Зачем ему врать?
Нет, не знаю, незачем — все, что в итоге получил отец Георгий.
Информация его устраивала.
Теперь нужно тщательно ее обдумать.
Отец Георгий мерил шагами свой кабинет — размышлять на ходу было удобно и привычно. А то, как усядешься в кресло, начинает клонить в сон. Предшественник был тем еще сибаритом, из нормальной мебели завел только стол с множеством ящичков и полочек. Все, на чем можно сидеть или лежать, оказалось настолько мягким, что от одного взгляда начинали ныть кости.
Избавиться бы, да руки не доходят.
Дымок не разделял пренебрежение Провинциал-охранителя к хорошей мебели. Кот запрыгнул на спинку кресла и увлеченно ее драл. Плотная гобеленовая обивка с изящно вытканным рисунком идеально подходила для заточки кошачьих когтей. Ткань обоев Дымок уже опробовал, но без восторга, зато кресло произвело на него самое лучшее впечатление.
«Люблю роскошь!» — было написано на мохнатой, нагло-беспородной морде.
Отец Георгий отодвинул кресло в угол кабинета. Кот с него так и не слез, только лапками переступил. Дымок все знал о том, как сохранять равновесие. Бывало, до начала драки зверь-эксперт не успевал спрыгнуть с плеча охранителя, а бывало, что и прыгать-то было некуда. Вот и приходилось коту вцепляться когтями в капюшон, воротник, кожаный ремень перевязи… Да за что получалось — за то и цеплялся, не переставая грозно выть и шипеть на противника.
Охранитель вышел в приемную, кивнул подскочившему секретарю, взял простой деревянный стул с тоненькой подушечкой, принес в свой кабинет и поставил перед рабочим столом. Сел, откинулся на жесткую спинку и удовлетворенно хмыкнул.
Так можно и работать, не разминая спину каждые пять минут.
Дымку надоело терзать кресло. Он муркнул, спрыгнул на сиденье и развалился на своем «троне» во всю длину. Свесил длинный пушистый хвост почти до пола и прикрыл глаза.
— Хорошо тебе, — сказал коту охранитель.
— Мрря-у! — Зевнул Дымок, всем своим видом демонстрируя — да, хорошо. А ты, человек, мог бы и пузо мне почесать, а не сидеть зря.
— Ну, иди сюда, — с притворной обреченностью вздохнул отец Георгий.
Дымок встал, потянулся, продемонстрировав длинные острые когти, подошел, гордо подняв хвост, и запрыгнул на колени охранителю.
— Задали нам задачку… — сказал отец Георгий, почесывая кота за ухом. — Пойди туда, не знаю куда, найди принца Ульриха, который, по всему выходит, и есть «то — не — знаю — что». И это не считая всех сопутствующих сложностей.
Говорить в кабинете можно было свободно. Отец Георгий в первый же день проверил — толстые стены и тяжелая дверь глушили все звуки. А любая магическая прослушка тут была невозможна. Но все равно, он размышлял почти неслышно — в паре шагов не разберешь, что там бормочет охранитель на ухо своему зверю.
Дымок привычно свернулся клубком и заурчал.
Тихий голос охранителя кот помнил с раннего детства.
Почти два года назад, в октябре, в Гарце было холодно и ветрено. Отец Георгий поздним вечером возвращался с допроса, крутил в голове показания и улики… И вдруг услышал краем уха отчаянный писк из сточной канавы. Через секунду он уже стоял чуть ли не по пояс в ледяной грязи, разгребая руками плывущий мусор. Котенок чудом не утонул, жадно хватал воздух маленькой пастью и мелко дрожал. Отец Георгий засунул его за пазуху и поспешил на подворье — отогревать зверька и греться самому.
Пустили его не сразу. Привратник только после резкого окрика узнал охранителя в мокром, грязном с ног до головы мужике, стучащем зубами от холода.
Провонявшую нечистотами одежду отстирывали в несколько заходов.
На следующий день и котенка, и отца Георгия свалила простуда. Зверек тряпочкой лежал на груди охранителя, почти не вставал, только пару раз лизнул предложенный паштет.
«Ну вот, помирать собрался, — фыркнул отец Георгий, устраивая котика на сгибе руки. — Эй, комок шерсти, — сказал он уже громче, почесывая одним пальцем маленькую кошачью головенку, — если выживешь, будем вместе работать. Ты уж постарайся, нам эксперты нужны. Из таких, как ты, спасенных — помойных, лучшие служители получаются. Зря я, что ли, за тобой в дерьмо нырял? Отрабатывай, чучело мохнатое».
Отцу Георгию показалось, что котик его слушает. Что, возможно, хриплый человеческий голос удерживает крошечного зверька среди живых, не дает окончательно сдаться болезни.
Он и говорил, почти все время. Пока заливал в маленькую пасть лекарства, выданные лекарем с подворья. «Не перепутайте! Вот это, по две капли — коту. А вот это, по столовой ложке — вам». Пока протирал слезящиеся глазки, пока чистил мохнатые ушки, опасаясь навредить большими неуклюжими пальцами.
А о чем может говорить охранитель?
Отец Георгий вполголоса обсуждал с котом текущие расследования. Думал вслух — кого опросить, где добыть информацию, кто у нас безобидный ворожей или дурак-шарлатан, а кто — злостный колдун.
С тех пор и завелась у отца Георгия привычка советоваться с Дымком. Зверь, ясное дело, ничего полезного сказать не мог — да и не надо. Его задача слушать.
Стороннему наблюдателю такое поведение служителя церкви могло бы показаться странным. Кидаться спасать котенка? Общаться с ним? С чего это вдруг? Тут людям-то несладко живется, а священник кошака с рук не спускает. Милосердный сильно? Иди сироткам помоги, им нужнее.
Тоже мне, божий человек!
Охранители на такие разговоры пожимали плечами и отворачивались. Они точно знали, что дело не только и не столько в милосердии.
Давным-давно в Тридевятом царстве волшебные звери, спасенные от гибели, говорили: «Я тебе пригожусь». Правда, иногда начинали с просьбы: «Не бей меня!», но шантаж — не метод охранителей. Да и служат такие «принужденные» помощники, судя по сказкам и летописям, не слишком хорошо. Норовят перехватить глотку шантажисту, и трудно их за это осуждать.
Зато если просто спасти зверя — накормить, вылечить, выловить из канавы, отогнать собак — он может стать настоящим другом и бесценным напарником.
Коты не говорили с охранителями, дар речи остался у их предков, бродящих по цепям на дубах. Но и без слов все было ясно.
Маленький Дымок целиком умещался на ладони отца Георгия. Двухлетний котяра мог устроиться на коленях охранителя, только свернувшись клубком, и то свешивались хвост или лапа.
Кот дремал, слушая голос своего человека. Отец Георгий привычно гладил шелковистый мех и говорил:
— Вот смотри, шерстяной, что у нас получается… Владыка нас с тобой выволок из глуши, потому что ни с кем мы в столице не связаны и никому не нужны. Архиепископу как раз необходим кто-то чужой, преданный лично ему, чтобы спасти Церковь, как он ее видит. Чтобы решили мы внутрицерковные проблемы и императору намекнули, что служители Божьи — сами себе влас