Слышали, еще как. И сами, наверняка, сочиняли элегантные эпиграммы.
Пииты, чтоб им самим икнулось.
Вокруг блистал ежегодный бал Конца лета. Дамы в легких, едва слышно шуршащих платьях, кавалеры в многообразии имперских мундиров, весь высший свет Гетенхельма, включая Его Императорское Величество Александра. Первые лица империи, их приближенные, семьи — почти все, кто упомянут в Железной, Золотой и Серебряной книгах родов. Плюс не считано их помощников, приспешников и прихлебателей.
Сливки общества. Лучшие люди. Цвет Империи.
Наверняка среди них — будущие обвиняемые по делам о кровавом ведовстве, вызове демонов и других мерзостях. По опыту отца Георгия, самую гнусь творят либо погрязшие в полной темноте и тупости — не слишком понимая, что делают, просто соблюдая древние обычаи. Либо наоборот, высокообразованные, прогрессивные люди с громкими титулами — оправдывая себя стремлением к неким высшим целям. Взять хотя бы всю семейку Эзельгаррских баронов. Или собственные недавние расследования…
Костры, впрочем, у всех одинаковые.
Креветка манила. Сверкала панированным бочком, звала — съешь меня, епископ! Отец Георгий искушению не поддался. Глянул на часы — без минуты восемь вечера, можно и откланяться, вежливость соблюдена.
Он скорее угадал, чем услышал крики. Учуял, как натасканный охотничий пес. Что-то тревожное прозвучало в дальней галерее, за толстыми стенами и портьерами.
Епископ встал и пошел на звук. Быстро, но не бегом, стараясь не обращать на себя внимание. Бегущий охранитель высокого ранга мог вызвать смех или панику, и оба варианта категорически не устраивали отца Георгия.
Он даже сумел не заблудиться, не такая уж и запутанная планировка у гетенхельмской ратуши.
Запах крови заливал все. Сквозь него едва пробивался тонкий аромат женских духов и уютный дух жарко растопленного камина.
Костер?! Нет, не здесь. Не сейчас.
На полу скорчился имперский канцлер Воронцов. Над ним склонился кавалергард, подкладывая под голову раненого свернутый плед, очень аккуратно, чтобы не потревожить нож. Все правильно, если бездумно вынуть клинок из раны, канцлер очень быстро истечет кровью. Воронцов, и без того невысокий, казался еще меньше ростом. Он был в сознании, проследил взглядом за охранителем и негромко фыркнул: «Вот и исповедника доставили, раньше лекаря».
Несмотря на слабость голоса, едкий сарказм прозвучал отчетливо.
Неподалеку без сознания лежал нападавший. Вместо руки у него торчал слабо кровоточащий обрубок. Гвардейцы выводили что-то невнятно лепечущую девицу.
— Я провинциал-охранитель Гетенхельмский, громко сообщил отец Георгий. — Что произошло?
Он отодвинул еще одного гвардейца, попытавшегося было преградить дорогу. Парень остановил бы любого, хоть герцога, хоть министра, но хватать и задерживать охранителя с высшим саном не решился.
Епископ шагнул к канцлеру, но на его пути оказался кавалергард с окровавленным клинком.
Только что он укладывал плед — и вот уже бесстрастно смотрит в лицо Провинциал-охранителю. Не встречаясь глазами, куда-то в переносицу.
Отец Георгий прекрасно помнил, что и как этот с виду щуплый, изящный господин способен вытворить хоть мечом, хоть кинжалом, хоть голыми руками.
Виделись. Давно.
— Позвольте помочь раненому, — чуть быстрее, чем следовало, попросил епископ.
Если бы ему потом пришлось описывать свои мысли и ощущения, получилось бы длинно: он вспомнил давнюю встречу в катакомбах Гетенхельма, где, к счастью, они были на одной стороне. По телу прокатилась горячая волна опасности. Епископ прикинул, как будет перекатываться к камину и хватать кочергу — а там Господь не выдаст, свинья… простите, кавалергард не зарубит.
На деле все заняло полсекунды. Отец Георгий чуть переместил вес тела и приготовился к драке.
— Не стоит, Ваше Преосвященство, — медленно ответил кавалергард. — На нем лечащий амулет, и скоро прибудет медик.
Отец Георгий шагнул назад. Снова чуть быстрее, чем пристало епископу, но сейчас это можно было бы объяснить заботой о раненом. Знак охранителя — намоленная святыня, рядом с ней магические артефакты работают плохо, а жизнь канцлера, похоже, на волоске.
Да и самому охранителю спокойнее стоять чуть поодаль от бешеного кавалергарда… и поближе к кочерге.
— Здравствуйте, Георг фон Раух, Меч императора, — невпопад торжественно сказал епископ, только чтобы не молчать.
— И вы здравствуйте, Ваше Преосвященство отец Георгий, охранитель по прозвищу Жар-Птица, — в тон ему отозвался кавалергард.
— И что?! — ехидно поинтересовался канцлер. — Власти светская и духовная не подерутся над моим остывающим телом? А я-то уж понадеялся на тризну на манер далеких предков. Хотя вы, скорее, духовная и абсолютная… Георг — именем императора, а он глава и государства, и церкви… Двуглавый наш, — канцлер хихикнул. — А охранитель, ох-рааана от сил магических-зловредных и прочих демонов — тот духовный. Или следственный? Кто ж вас разберет… Зато как осень — так бюджет вам подпиши, и не жадничай…
— Отто, помолчите, — перебил его фон Раух. — Магическое лечение сопровождается ложным ощущением эйфории и прилива сил, но это иллюзия.
— Да уж… Эйфория… — снова хихикнул канцлер, хотя получилось, скорее, бульканье.
— Помимо исцеления, артефакт дает анестезию, — пояснил отец Георгий тоном лектора. — По действию сходную с эффектом некоторых наркотических веществ. Вы, господин Воронцов, как говорится, закумарены. Так же можно употребить модные в богемной среде термины «обдолбаны» и «угашены». Вам действительно лучше помолчать.
Канцлер от таких слов ошарашенно икнул. Кавалергард приподнял бровь и промолчал.
Пока они переваривали епископскую эрудированность, отец Георгий мысленно поздравил себя с маленькой победой (ошеломить возможного противника — полдела) и подошел к нападавшему. Убийца-неудачник упал затылком на резной угол низкого столика. Ему повезло всего лишь потерять сознание, а не проломить себе череп.
Повезло ли? Все равно на плаху, а так бы умер мгновенно.
— Господин фон Раух, этого вы тоже магией лечили? — поинтересовался епископ.
Кавалергард подошел поближе, пристально посмотрел на культю.
— Крови должно быть намного больше, — пояснил епископ. — Она фонтаном била, брызги веером по потолку, а на ковре совсем немного, как будто жгутом перетянули. Но жгута я не вижу.
Кавалергард пожал плечами:
— Ну не давать же ему так просто помереть. Нам с ним еще многое нужно обсудить.
Ответ получился сомнительным, но отец Георгий не стал уточнять. Быстро осмотрелся, снял шнур с гардины и перетянул культю. Так, как когда-то перетягивал солдатам — кому повезло дожить до прихода лекарской команды. Взял несколько подушечек с дивана, устроил пострадавшего, чтобы рана была повыше. Оглянулся в поисках бинта…
— Гоша, сгинь, — услышал епископ знакомый женский голос от двери.
Охранитель обернулся с улыбкой. Воспоминания не ходят одни.
На лице Георга фон Рауха на полсекунды мелькнуло выражение удивления, недоумения, и, кажется, обиды? Этот момент стал для отца Георгия еще одной наградой за страхи.
Полная пожилая дама в кавалергардской форме на них уже не смотрела — встала на колени рядом с канцлером, положила руки на его грудь и полностью погрузилась в магическое лечение. Канцлер снова булькнул, но говорить больше не пытался.
Пришедший с ней лейб-медик молча поклонился отцу Георгию, осмотрел однорукого, уважительно кивнул епископу и приступил к перевязке.
Во время Войны Принцев отец Георгий успел поработать в лазарете. Где застала беда — там и пригодился. Тогда он и познакомился с Викторией Бельской, ментальным магом-медиком высочайшего класса, последним спасением для безнадежных.
Законы о магии тогда только что изменили. Личный приказ Александра о «полезных колдунах» до войск довели, конечно, но случалось всякое. Бывший сержант, а теперь — охранитель, он стал для мага-врача гарантом безопасности, личным охранником и ассистентом. Пригодились и Знак Охранителя, и умение качественно дать в морду, и какой-никакой опыт полевой медицины, подзабытый с рогенской кампании.
Глядя на то, как Бельская вытаскивает раненых с того света, отец Георгий благодарил Господа за возможность ей помочь. А что дамочка — колдунья, а еще резковата и не всегда соблюдает приличия в разговоре (проще говоря, ругается хуже обозников) — так все мы грешны.
Колдовать рядом со святынями охранителей было сложно, и «Гоша, сгинь» стало паролем: «Отойдите, отец Георгий, подальше, пожалуйста. Когда закончу, сделаете перевязку».
Сейчас, после всех перемен, кто-то мог счесть оскорблением такое обращение к Провинциал-Охранителю Гетенхельмскому. «Оскорбленный» рисковал получить от отца Георгия весьма пламенную отповедь, возможно, с превышением полномочий.
И не важно, что там пристало, а что не пристало епископам.
— Не беспокойтесь, тезка. Это она мне — «сгинь», — сообщил охранитель кавалергарду. Отец Георгий даже сумел не улыбнуться, глядя на каменное лицо Георга фон Рауха.
Епископ ненадолго вышел, отдал распоряжения, кратко расспросил нескольких гвардейцев и вернулся. Хорошо, что место преступления было довольно большой комнатой, а то пришлось бы ждать за дверью.
— Итак, господин фон Раух, — миролюбиво сказал охранитель, — совершено покушение на канцлера. Я обязан провести расследование, есть ли здесь магический или потусторонний след. Официально предлагаю вам содействие.
— Спасибо, — безупречно-светски кивнул кавалергард, — буду иметь в виду.
— Я уже вызвал эксперта по магии, — сообщил отец Георгий. — Еще одного вашего тезку.
Почему-то для охранителя было очень важно подколоть самого жуткого из кавалергардов, носителя массы прозвищ — и Цепной пес, и Палач, и Меч императора…
«Он меня напугал, — признался сам себе отец Георгий. — До сих пор страшновато, вот и куражусь».
— При всем уважении, — ледяным тоном ответил фон Раух, — это дело кавалергардского корпуса. У нас есть свои эксперты.