От обивки во все стороны летели клочки, Герда победно выгибала хвост и с боевым «мррря!» кидалась ловить качнувшуюся кисть завязки портьеры.
Утром на третий день жизни в замке Элиза обнаружила на коврике у кровати два трупика. Она почти наступила на длинный голый хвост крупной мертвой мыши (или это была мелкая крыса?) и от неожиданности заорала так, что с подоконника взлетели голуби.
Настя вломилась в спальню Элизы секунды через три. Она сжимала в руке кинжал и оглядывалась — кто барыню обидел?!
— Из-звини, — выговорила Элиза, стоя на кровати. — Т-тут… Вот. Справа.
Настя, едва сдерживая смех, вложила кинжал в ножны, подошла к креслу и погладила между ушами свернувшуюся клубком кошку. На хозяйкины вопли Герда и ухом не повела, зато сейчас вытянула вперед тонкую лапку, продемонстрировала длинные острые коготки с застрявшим клочком серой шерсти и зевнула во всю зубастую пасть.
— Заботится о вас котейка, — сказала Настя. — Подкормить хочет. Вы же охотиться не умеете, вот она и помогает.
— Д-добытчица, — фыркнула Элиза, спускаясь с кровати подальше от мышей. — Выкинь это, пожалуйста.
— Хорошо, — кивнула Настя. — Мышей — в мусор, а что прикажете подать на завтрак?
В другое время Элиза, возможно, разозлилась бы на неуместную иронию, но сейчас только улыбнулась в ответ. Все было слишком хорошо, чтобы раздражаться по пустякам.
Пора подумать о возможных способах дохода с земли.
Когда-то здесь была неплохая винодельня.
Вообще-то, виноград в этих местах вызревать не должен. Никак. Это вам не предгорья в солнечном Шотэ и не Роген с их огромными виноградниками. Тем не менее, в километре от Замковой скалы, на склонах предгорий, серебряный виноград прекрасно себя чувствовал.
«Чудо!» — восторгались наивные ботаники.
«Эндемик», — поправляли их образованные коллеги.
«Специфический выход энергии земной стихии из скального разлома», — заключил пару веков назад гостивший у предка Элизы маг. Но развивать мысль не стал, а отправился восвояси, пока местные охранители не начали проявлять к нему слишком пристальный интерес.
«Да всегда оно тут росло, — равнодушно пожимали плечами деревенские, — виноград мелкий, псы у сторожа злющие, неча там делать».
Элиза прошлась по зимним виноградникам больше для порядка. На виноградниках ей было на удивление хорошо. Несмотря на январский холод — странно тепло. Нет, земля и воздух оставались промороженными, но было что-то еще, живое, будто дышащее. Только словоохотливый виноградарь портил все удовольствие.
Новая хозяйка обсудила с ним перспективы производства, посетовала, что очереди желающих купить «самый северный сорт» что-то не наблюдается, и обещала подумать, как бы это исправить. Виноградарь был счастлив поговорить с кем-то, кому не наплевать на перспективы дела всей его жизни. Он замучил Элизу подробностями, нытьем и посулами великих свершений «вот только мне бы такую штуку… и вот такую…»
Названия «штук» Элиза не запоминала. Велела к началу марта написать подробный план действий, прихватила бутылку урожая лучшего, по мнению виноградаря, года и поспешила попрощаться.
Хотелось посидеть и помолчать. В замке непременно кто-нибудь привяжется с вопросами о распоряжениях или еще с чем-нибудь, там сейчас половина деревни работает — отмывают, ремонтируют то, что можно починить без особых затрат на материалы, красят, отстирывают пыльные портьеры…
Ноги сами понесли Элизу к фамильному склепу. Вопреки традиции, он был не в подвале церкви, а отдельно, неподалеку от замка. Входом была небольшая часовенка, а сама усыпальница располагалась под землей, как и положено могилам. Раньше, наверное, вокруг склепа было что-то вроде парка или сада, теперь не угадаешь. Мощеную камнем дорожку к часовне слегка расчищали, чтоб не заросла травой, но над ней сплетались ветви диких зарослей.
Настя шла за Элизой, в двух шагах, за правым плечом. К счастью, не говоря ни слова.
Элиза уже привыкла к тому, что кто-то из охранников все время рядом. Стоит или идет где-то неподалеку. Подхватит, если она споткнется. Подаст руку на крутой лестнице. Спасет от вампира, протянет платок — утереть слезы, выкинет мертвых мышей…
В склепе не было никого, близкого Элизе. С тех пор, как семья почти век назад переехала в Гетенхельм, почти все Лунины находили свое последнее пристанище на кладбище у Кафедрального собора. Даже тело тетушки (мамы?!) Павел Лунин привез хоронить в столицу.
Здесь покоились отчаянные рубаки и прекрасные дамы древности. Элиза видела их портреты, слышала семейные легенды и предания, о многих читала, но никто из них не был в полной мере родным.
Просто — предки. Род. Стоило оказать им уважение, не более того.
Элиза с Настей вышли на широкую поляну. Разросшийся лес не добрался к усыпальнице, она стояла одиноко и величаво, как сказочный дворец. Очень маленький изящный дворец, облицованный редким серебристым мрамором.
Здесь ведь было Серебряное царство, вспомнила Элиза. Основатель рода женился на царевне, так что все мы, Лунины, потомки еще и местной нечисти.
Дверь открылась с трудом, замок проржавел, им давно не пользовались. Перед порогом выросла довольно высокая трава, сейчас пожухлая и припорошенная снегом. Здесь никого не хоронили почти полвека, поминать усопших было некому, только церковный служка пару раз в год проверял и смазывал замок с дверными петлями, да протирал кованые узоры на створках.
Склеп оказался на удивление просторным, намного больше часовни на поверхности. Элиза спустилась по вытертым ступенькам в большую залу с высоким потолком, от которой вглубь отходили три подземных коридора. В центре залы стоял резной стол из белого и черного мрамора, его окружали каменные резные скамьи. Венчала стол посеребренная каменная чаша с искусно выточенными гроздьями винограда.
Как будто столовая, а не усыпальница.
— Здесь что, поминки устраивали? — сказала Элиза вслух.
Стены склепа ответили едва слышным шепотом эха.
Элиза стояла между арок фундамента, а галереи уходили дальше, в мягкую, уютную темноту. Она ожидала могильной сырости или затхлого воздуха, но было сухо. Дышалось на удивление легко.
В склепе было спокойно, как-то по-домашнему. И совсем не страшно. Казалось бы, холодный камень надгробий и неверный свет огонька масляной лампы должны пугать — но нет.
В памяти неожиданно всплыло — ей лет пять, она играет с куклой на толстом ковре в гостиной. Рядом мама читает толстую книгу, а брат с отцом смеются у окна. Брат пытается узнать, подарят ли ему на Рождество коня, а отец отшучивается.
Элиза знает, что брата ждет лошадка. Не деревянная, живая, тонконогая вороная кобылка с белой звездочкой во лбу. Но это секрет, и Элиза молчит…
Склеп совсем непохож на гостиную их старого дома. Там пахло растопленным камином, мамиными духами, розами, апельсином, который чистил брат… Здесь — камень, сухая трава (откуда бы? Неужели венки сохранились?) и немного пыли. Но ощущение безопасности, родных людей рядом и ожидание близкого чуда были теми же, что и тогда.
Элиза глубоко вздохнула, подняла лампу повыше и осмотрелась. У стен стояли саркофаги. На ближайшем ко входу лежала горка сухих веточек, повязанных траурной лентой — видимо, когда-то это был венок из живых цветов. Элиза подошла поближе, смахнула пыль, посветила и прочитала: «Наталья Лунина». Судя по датам, это и была прабабушка, последняя из Луниных, кто жил здесь.
— Здравствуй, Наталья, — вслух сказала Элиза, гладя пальцами надпись — я тоже Лунина и тоже вдова…
Она поставила фонарь на стол, рядом с чашей. Присела на каменную скамью и выдернула пробку из бутылки.
— За тебя, Наталья Лунина. Жаль, бокала нет, как-то в голову не пришло. Только штопор припасла… Ты ведь меня простишь?
Элиза глотнула вина из горла, и по телу тут же разлилось приятное тепло, почти такое же, как на виноградниках.
— И за всех вас, мои далекие и близкие предки, — она выпила еще несколько глотков. — Я последняя. Отец тоже Лунин… был. До гражданской казни. Теперь — нет. Так что осталась только я.
Она встала, плеснула из бутылки на покрытый шершавой плиткой пол.
— Приветствую вас всех.
Грустно усмехнулась и села обратно. Уходить не хотелось, тут было слишком хорошо и спокойно.
— Я теперь только с мертвыми могу по душам разговаривать. Больше не с кем.
Элиза слегка захмелела, но вместо того, чтобы отставить бутылку, глотнула еще.
— Знаешь, прабабушка Наталья, я ведь до сих пор не верю, что вдова. Злюсь на мужа страшно — как он мог меня бросить? Мы не по любви венчались, ради долга, да и сердце его было не со мной… Но мне начало казаться, что все получится. Я думаю, что он к смерти как-то подозрительно хорошо подготовился. Завещание написал. И в последние дни перед дуэлью будто извинялся за что-то. И в гробу лежал не он. Точная копия, но поклясться могу — не он! А потом вспоминаю, как его мертвую руку держала. Еще теплую. Вот я дура-то, а?
— Здравствуй, внучка, — вздохнули рядом. — Все мы разум теряем, когда мечтаем о любви. Хотя мужчины, конечно, те еще мерзавцы.
Элиза подняла глаза и увидела рядом с собой, на каменной скамье, пожилую даму в наряде прошлого века. Темно-бордовое платье со множеством оборок на широкой юбке и кружевами на рукавах, вырез прикрыт воздушным шелковым шарфом, на голове сложная прическа с перьями.
Дама смотрела на Элизу с сочувствием.
— Наталья, не морочь девчонке голову, — возразил даме невысокий, прямой как палка старик в расшитом дублете с разрезными рукавами. — Все люди — сволочи примерно одинаково. Вы, бабы… прости, дамы, — осекся он под строгим взглядом. — Так вот, вы обычно еще и хитрые.
Он подошел к столу из глубины склепа, положил на столешницу тяжелый меч и сел напротив Элизы.
— Началоооось в деревне утро, — издевательски протянул совсем молодой, немногим старше Элизы, воин в доспехе времен Мстислава. — Нашли, о чем спор устраивать. Потом доругаетесь, без потомков.