Элиза когда-то следила за его судьбой и восхищалась — слабый огненный маг вместо скучной работы в какой-нибудь кузне отправился покорять неизведанные земли, полные опасностей и приключений!
Вот бы и ей…
— Елизавета Павловна?
Полковник подошел легко и бесшумно, как большой хищник на мягких лапах. Элиза встала ему навстречу и зацепилась взглядом за старый шрам на его виске. Перестать смотреть на тонкую светлую полоску, почти скрытую уставной стрижкой, было адски трудно. Ни пошевелиться, ни вздохнуть, тяжелый, обволакивающий ужас повис на плечах…
Прямой взгляд глаза в глаза — вызов, вспомнила она почему-то. Спустя несколько долгих мгновений Элиза сумела бросить этот вызов.
Если полковник и заметил ее усилия, то вида не подал. Спросил равнодушно-официально:
— Вы хорошо себя чувствуете? Можете отвечать на вопросы?
Элиза осторожно, как хрустальную шкатулку, закрыла книгу.
— Да, — проскрипела она мгновенно пересохшим горлом.
— Вы задержаны до выяснения обстоятельств. Ваш отец, Павел Лунин, как вам известно, только что совершил попытку покушения на жизнь канцлера империи.
Элиза сумела не покачнуться. Даже не отвернулась — смотрела в темные провалы зрачков полковника по-прежнему спокойно и со всем достоинством, на которое была способна.
В голове билась одна мысль: «Держаться. Стоять. Не смей падать! Стоять!»
Нужно было сказать хоть что-то, но что? И зачем?
— Я вынужден спросить, сударыня, — тем же тоном продолжил он после небольшой паузы, — вы причастны к заговору?
— Нет, — твердо ответила Элиза, так и не пошевелившись, — не причастна.
— Хорошо, — кивнул полковник. — Присядьте, пожалуйста. Разговор будет долгим.
Элиза медленно вернулась к креслу и села. Не рухнула, не упала, а элегантно, отработанным на множестве приемов и салонов движением опустилась на сидение, привычно расправив зашуршавшие юбки. Не хватало только кокетливого трепета веера.
Хорошие манеры — не доспех, но другой защиты сейчас нет. И не с кем посоветоваться, некого попросить о защите!
Полковник отдал несколько распоряжений подчиненным, выслушал негромкий быстрый доклад и вернулся к ней.
Столько раз слово «нет» Элиза не повторяла никогда. Это было похоже на игру «Барыня прислала сто монет» наоборот. Там — «да и нет не говорите», а здесь — сплошное «нет».
Отец никогда не обсуждал с ней канцлера. Нет, она не знает, кто еще участвовал в покушении. Нет, никто, не видела, даже предположить не рискну, не догадывалась, не собирался, не верю, отец не мог, нет, нет, нет!!!
Полковник дал Элизе подписать протокол и потерял к ней всяческий интерес. Отправился командовать расследованием дальше, оставив ее сидеть в кресле.
Она держала спину прямо. Не плакала, не пыталась кого-то в чем-то убедить. Она несколько раз моргнула, подняла руку к горлу и с силой уколола палец застежкой броши с воротника блузки. Отрезвляющая боль заставила широко распахнуть глаза, но тягучий кошмар не прекратился. Та же гостиная, гвардейцы, стакан с водой на столе, множество свечей (еще вечер? Или уже глубокая ночь?), фигурки на каминной полке, у дверей полковник говорит с кем-то, стоящим в коридоре…
Как же его зовут полковника? Он представился, но вылетело из головы.
Элиза бессильно уронила руки на колени. На подушечке указательного пальца набухала большая капля крови.
Надежда проснуться не оправдалась.
Элиза снова посмотрела на статуэтку на камине, подарок жениха. Очаровательная пастушка мило улыбалась искусно раскрашенным личиком. У ее ног стояла такая же миленькая овечка.
Фарфоровые улыбки и ожидание — не тронут? Разобьют на острые осколки? Переставят в чулан? Ты можешь только ждать своей судьбы, красивая куколка.
По брусчатке простучали копыта, снизу прозвучал громкий окрик, и полковник быстрым шагом вышел из гостиной. Отчаянная надежда — вдруг это ошибка, жуткий сон, никакого покушения не было, отец жив и сейчас все прояснится! — кинула Элизу к окну. Она отодвинула край тяжелой портьеры, пошире распахнула створку и посмотрела вниз.
Над Гетенхельмом сияла полная луна.
Во дворе, залитом светом масляных фонарей, было тесно от конников в красных плащах Охранителей. Императорские гвардейцы собрались у крыльца, преграждая им путь. Господин в широкополой шляпе с капитанским золотым на плаще, не спешиваясь, обратился к вышедшему полковнику:
— Сударь, что здесь происходит?
В памяти Элизы эхом отдалось: «Я — Провинциал-охранитель Гетенхельсмкий!». Тот же голос, такой же тон приказа…
Полковник с деланной усталостью вздохнул:
— Расследование государственной измены, Ваше Преосвященство. Дело в юрисдикции Корпуса, церковные власти не имеют к нему никакого отношения. Прошу вас прекратить препятствие правосудию.
— Это Я прошу Вас прекратить препятствие правосудию, — раздельно и четко проговорил всадник. — В покушении замешана магия, это дело охранителей.
Блеснула серебряная бляха. Со второго этажа чеканку было не разглядеть, но Элиза, как и любой житель Империи, прекрасно знала, что на ней.
Крест, герб графства или герцогства и имя — у Провинциал-Охранителей в сане епископа. Крест, герб и номер — у простых охранителей. Помощники и ученики обходились медными бляхами.
К лицу Элизы нежно прикоснулся августовский ветерок — дыхание огромного города. Смесь ароматов поздних цветов, созревающих в садах яблок, подстриженных газонов у богатых особняков и вездесущего угольного дыма. Было тепло, несмотря на поздний вечер.
Элиза вздрогнула, как будто в нее плеснули кипятком.
Магия?
Господи, ведь это так логично!
Кто-то околдовал отца, свел его с ума… Охранитель разберется.
Элиза где-то слышала, что нового главу Гетенхельмского Официума называли Жар-птицей. То ли за сложенные им костры, то ли за изрядную живучесть… Какая разница? Лишь бы помог!
Епископ спешился, подошел почти вплотную к полковнику и что-то негромко ему сказал. Полковник не изменил ни позы, ни выражения лица, но Элизе показалось, что его ответ был скорее щитом, блокирующим удар в поединке, чем фразой.
Епископ улыбнулся, отступил на шаг, не принимая вызов. Коротко поклонился полковнику, махнул рукой своим стражникам — они немедленно рассредоточились по двору, причем трое явно направились к черному ходу — и легкой, пружинистой походкой поднялся на крыльцо.
Никто ему не препятствовал.
Когда провинциал-охранитель Гетенхельмский вошел в гостиную, Элиза снова сидела в кресле. Как будто и не шевелилась. Шагнувший следом за ним полковник мог бы отметить, что даже складки ее юбки лежали точно так же, как до его ухода.
Поднимаясь по лестнице, вежливый епископ успел снять шляпу.
Элиза не взялась бы на глаз определить хотя бы примерный возраст охранителя. Все что угодно от тридцати до шестидесяти. Среднего роста, крепкий, почти не видно седины в темно-русых коротких волосах, обрамляющих тонзуру. Он двигался нарочито медленно, как если бы боялся напугать маленького ребенка. Охранителя было легко представить и в сутане, и в доспехе, даже плащ капитана стражи охранителей не казался маскарадом.
На балу она на него и внимания не обратила. Вроде бы, епископ о чем-то говорил с императором — но церковная политика не интересовала Элизу.
Она запомнила только голос в залитой кровью комнате.
Элиза встала навстречу охранителю.
В нем действительно было что-то птичье, но не от сказочной красавицы с огненными перьями, а скорее от орла. Острые черты лица, тонкий нос с едва заметным намеком на крючковатый клюв, обманчиво-спокойные движения и внимательные темные глаза.
Епископ смотрел на Элизу с неожиданным сочувствием. Подходя к ней, охранитель как-то очень естественно заслонил полковника и вежливо поклонился.
— Примите мои соболезнования, сударыня, — мягко сказал он. — Я епископ Георгий, провинциал-охранитель Гетенхельмский. Могу я с вами поговорить?
— Спасибо, Ваше Преосвященство, — наклонила голову Элиза. — Конечно.
Охранитель обернулся к полковнику. Тот демонстративно не заметил взгляда и сделал вид, что рассматривает портреты на стене гостиной.
Епископ усмехнулся одними губами.
Капюшон плаща охранителя странно зашевелился. Элиза, как завороженная, смотрела на мохнатого серого кота, выбирающегося из складок ткани на плечо епископа. На ошейнике зверя блестел серебряный крест.
Кот потянулся, сощурил на Элизу золотистые глаза и спрыгнул на пол. Прошелся около нее, задел мохнатым хвостом ножку кресла и важно отправился дальше.
Всем известно, что у охранителей служат не только люди. Гетские коты, потомки непростых зверей из Тридевятого царства, видят магию, от их взгляда не спасает никакая иллюзия, они различают оттенки колдовства, как люди видят цвета. Вот только уговорить котов сообщать об этом сумели только гетские охранители. Заозерские инквизиторы пытались разведать секрет. Даже, по слухам, то ли украли, то ли выпросили, то ли купили кошку… Закончилось все болезненными царапинами у заозерцев и самостоятельным возвращением грязной, уставшей кошки на подворье охранителей.
Это вам не служебные собаки, с котами все сложнее.
Охранительский кот методично исследовал гостиную. На Элизу он не обратил никакого внимания, будто хозяйки дома тут и не было. Закончил обход и глянул на епископа — мол, дальше что? Тот указал на дверь.
Гвардеец, шагнувший было в комнату с докладом для полковника, замер на пару секунд, а потом осторожно обошел мохнатого зверя.
Опасно стоять на дороге хищника, идущего по следу. Особенно, если за его спиной вежливо улыбается охранитель Жар-Птица.
— Елизавета Павловна, — повернулся к Элизе епископ, — я понимаю ваше состояние.
От сочувствия, звучавшего в его глубоком голосе, у Элизы защипало в глазах. Она боялась, что не сдержится и разрыдается, и только кивнула.
— Ваш батюшка, Павел Николаевич Лунин, покушался на жизнь канцлера Империи. Покушение не удалось, господина Лунина остановил Георг фон Раух, кавалергард Его Величества. Вы там были, да?