А они были простыми и приземленными. В моей жизни появился человек, рядом с которым хочется быть. Плакать, улыбаться, думать о вечном и сиюминутном. Мне хочется, чтобы она улыбалась, чтобы ее дочка, пускай и неродная мне, хохотала, причем так заливисто и заразительно, как только она умеет делать.
И я не постесняюсь убить любого, кто их обидит. Без всяких громких слов и рассуждений. А красивые слова пусть говорят другие, те, кто считает, что в жизни именно это самое главное.
Телефон Светки молчал, поэтому я позвонил на городской телефон менеджера, представился соседом и попросил позвать Светлану. Тьфу ты блин, как будто старую тетку зову.
— Андрей, — я по голосу слышал, что моя девушка расплылась в улыбке. — Ты чего звонишь? Что-то случилось? Мирона проводил?
Кстати, тоже интересная женская особенность, присущая всем без исключения представительницам прекрасного пола — задавать кучу вопросов, ставя собеседника в тупик, на какой именно из них надо отвечать первым. Причем, ставя в тупик исключительно мужчин. Девушки и женщины обычно такими мелочами не заморачиваются и просто пропускают половину вопросов мимо ушей, отвечая исключительно на те, которые услышали первыми.
Или на те, которые удобно? И это некая форма психологической защиты? Интересная гипотеза, надо будет подкинуть какому-нибудь психологу для изучения.
— Светик, — непроизвольно я тоже заулыбался. — Все хорошо. Я звоню сказать, что ты у меня самая замечательная, я очень преочень скучаю и мечтаю украсть тебя прямо сейчас с работы.
— Ага, — моя умная красавица сразу поняла диспозицию. — Вы с Мироном опять шастаете по темным закоулкам, прикрываясь зарабатыванием денег.
— Ну, не совсем так, — хмыкнул я. Тон Светки был игривым и стало понятно, что она на меня больше не злится. — Эдик попросил помочь, говорит, страна без нас не справится. Так что деваться некуда, ты же знаешь, мы с Мироном патриоты! Ты, правда, на меня больше не злишься?
— Правда, не злюсь, — услышал я самые желанные слова. — Ты просто под горячую руку попал. Сначала я во дворе соседку нашу встретила, ну ты, наверное, помнишь ее, склочная бабка, которая свой нос сует во все дырки. Она меня как увидела, так рванула ко мне, аки молодая. Веришь — нет, качели детские перепрыгнула, так ей хотелось рассказать, что ты под ручку с какой-то мадам разгуливал по району.
— Света, я все объясню, — попытался вклиниться я в монолог девушки, но она меня перебила.
— Да не надо ничего объяснять, мне уже все объяснили, — при этих словах я ощутимо напрягся. — Твоя пассия сама пришла к нам домой и крайне эмоционально интересовалась, где и когда тебя можно найти.
— В смысле, пришла домой? — я почувствовал, как в кровь брызнула приличная доза адреналина. — Когда?
— Да вот сразу перед вашим с Мироном появлением, — беззастенчиво ответила Светка. — Я поэтому и завелась немножко, а тут ты под горячую руку из такси вылезаешь. Но сейчас немного отошла и поняла, что глупости это. Не могла ж твоя любовница так бесстрашно к нам домой прийти. Да и так, по большому счету, мы с тобой официально неженаты, смысла скрывать новые отношения нет.
— Да нет никаких отношений! — в сердцах чертыхнулся я. — Светик, послушай…
— Андрей, все хорошо! — перебила меня Светка. — Слушай, мне бежать надо. Давай дома поговорим. Не переживай, все нормально. Я не обижаюсь и тоже скучаю!
— Спасибо, — выдохнул я в трубку, не зная, что еще можно сказать в этой ситуации.
— Всё, целую! Мирону привет! — и моя красавица отключилась. Не знаю, что она будет менеджеру объяснять, все-таки личные разговоры на работе не очень приветствуются, но, положа руку на сердце, если ее уволят, то я несильно расстроюсь. Не то, чтобы я мечтал посадить свою девушку дома, но ее ночные смены уже порядком мне поднадоели.
— Ты договорил? — Мирон буквально подпрыгивал рядом, нервно затягиваясь сигаретой.
— Ага, — подтвердил я. — Тебе, кстати, привет от Светки.
— Спасибо, — буркнул Мирон, метким щелчком отправляя бычок к мусорку. — Ей тоже.
— Разобрались с твоим чудо-оружием? — поинтересовался я, заранее зная, какой примерно ответ можно ожидать от напарника.
— Более-менее, — уклончиво ответил мой друг. — Определились, какой именно стороной и куда его стоит продавцу запихивать. Завтра прямо с утра и займусь этим, поэтому давай, показывай нам то, что хотел, и поехали баиньки.
— Ну показывать, так показывать, — вздохнул я и повернулся к Эдику. — Господин страшный полковник, нам нужен подвал, причем тот, которым, возможно, пользуются сотрудники ЖЭКа, как складом или мастерской.
— Сам ты господин, — краешком рта улыбнулся Эдик и взмахом руки подозвал майора, по-прежнему отиравшегося неподалеку. Тот подбежал к нам, как-то чересчур подобострастно выслушал поручение и уже буквально через минуту подвел к нам довольно пожилого на вид старшего лейтенанта полиции.
— Познакомьтесь, товарищ полковник, местный участковый, — представил нам его майор. — Старший лейтенант Воробьёв. Он давно на этом участке работает, по идее всё знать должен.
Участковый поедал глазами Эдика, но впечатления хорошего служаки при этом не производил. Скорей, это был замордованный жизнью человек, который трудится на своем посту не потому, что ему очень нравится или безумно хорошо платят, а просто из страха заняться чем-то другим. Или нежелания. Стабильность — это вообще страшная штука, она затягивает похлеще любого болота.
— Будет исполнено, та-ищ полковник, — скороговоркой выговорил участковый и вытянулся в струнку.
— Так я ж ещё ничего не поручил, — удивился Эдик, но Воробьева это не смутило.
— Ну вот как поручите, так немедленно будет исполнено, — заверил полицейский нашего друга, заставив его еще больше удивиться, а меня рассмеяться. Эдик повторил целеуказание и старлей немедленно повел нас куда-то вдоль дома, на ходу объясняя полковнику с майором, что вообще-то район у него хороший, и службу он тянет правильно, и вообще жить стало дюже так хорошо.
Короче к тому моменту, как мы пришли, его болтовня надоела всем до чертиков. Эдик мужественно молчал, но в какой-то момент все-таки не выдержал и спросил, почему Воробьев такой красивый, но до сих пор в старлеях ходит? Участковый стушевался и замолчал.
Дверь в подвал оказалась не заперта.
— Вот поэтому, старлей, у тебя на участке ЧП и случаются, — укоризненно покачал головой Эдик. — Даже дверь в подвал не заперта. Тебе что, памятку по антитеррористической безопасности никогда не зачитывали? Или, может быть, ты в этот момент спал и думал о всяких пошлостях?
Участковый виновато кивал головой и даже не пытался открывать рот в свое оправдание. Судя по всему, разговор Эдика с заместителем министра издалека наблюдали все, и теперь авторитет нашего полковника взлетел на недосягаемую высоту.
— Стоять здесь, никого не впускать, никого не выпускать! — строгим голосом приказал Эдик. — Разрешаю открывать на поражение без предупредительного выстрела!
И видя замешательство участкового, добавил мягким отеческим голосом:
— Это может спасти тебе жизнь, сынок…
— Какой папка-то у нас заботливый, — смахнул я несуществующую слезу, когда за нами захлопнулась подвальная дверь. — О личном составе печется.
Мирон коротко хохотнул, а вот Эдик шутку не поддержал.
— Не паясничай, — он с кислым выражением лица оглядывался по сторонам. — Не скажи я так, сюда бы уже человек десять прибежало. И все как один, с благими намерениями. А так лишние люди не полезут.
В подвале было… Ну как? Как в подвале. Запах сырости и чего-то не особо вкусного, тусклый свет от запыленных плафонов, не способный осветить пространство целиком, отчего оно кажется бесконечным.
— Ну и зачем мы сюда пришли? — негромко спросил у меня Эдик, аккуратно переступая через обломки то ли стола, то ли вообще школьной парты.
В подвале царила тишина. Если честно, я и сам шел сюда наобум, вспомнив одну из историй Степана, рассказанных в приступе безудержного желания поговорить со мной.
У дома должен быть домовой. Это аксиома, имеющая крайне небольшое количество исключений. Эдик умеет вызывать домовых и требовать от них разговора. Это теорема, которую полковник уже много раз доказывал на моих глазах.
Где же тогда домовой в нашем случае?
В глубине пространства что-то звякнуло, а затем раздалось шебуршание. Звуки были тихими, и не напрягай я сейчас свой крайне чуткий звук, то и не обратил бы никакого внимания.
— Пойдем, — даже не сказал, а скорее показал я, подкрепив движения губ жестом руки. Сколько я не всматривался в полумрак, пробираясь между трубами, остовами старых шкафов и других конструкций неизвестного мне предназначения, рассмотреть хоть какое-нибудь движение у меня не получалось. Но звук-то был, значит, стоило поискать его источник.
Разгадка обнаружилась за одеялом. Простым солдатским одеялом из шерсти, которым оказался занавешен проход в небольшую каморку. Из-под этой плотной занавески пробивалась тонкая полоска яркого света и доносился едва уловимый аромат.
Вот теперь я был почти уверен, что мы пришли правильно.
За одеялом оказалось просторное, как бы не двадцать квадратов помещение, увешанное коврами, плакатами и прочими предметами интерьера, которые могли придать комнате уютный вид. Пол, к моему удивлению, оказался почти чистый и застелен двумя старыми ковровыми дорожками, которые наверняка когда-то имели красный цвет и лежали на какой-нибудь лестнице в госучреждении.
В центре комнаты стоял большой стол, причем не магазинный, а заботливо сделанный каким-то умельцем, оттого наверняка крепкий не только на вид. При одном взгляде на него становилось понятно, что именно он является главной деталью интерьера, а совсем не одежные шкафы вдоль стены или кожаный диван, заботливо застеленный довольно чистым пледом.
Натюрморт на столе тоже оказался вполне ожидаем. Под двумя яркими лампами дневного света, висящими строго над столом, стояло несколько консервных банок, разделочная доска с нарезанными помидорами, кусками черного хлеба и две недопитые бутылки водки.