Постепенно в ее сознании возник новый образ Баженова, мало похожий на него самого, зато необычайно глубокий и сильный. Ей казалось, что на нее нашло озарение, просветление, какое-то совершенно особое состояние, заставившее иначе взглянуть на мир. Лара чувствовала, что могла бы любить этого человека так сильно, что готова была, подобно декабристке, отправиться за ним в Сибирь или даже отдать за него жизнь… Вспоминая истории о женщинах, самоотверженно ухаживавших за прикованными к постели мужьями, она думала, что ими могло двигать не чувство долга, а любовь. Поистине даже в таком страшном положении можно быть счастливой!
Лара с готовностью променяла бы сегодняшнюю свою жизнь на место возле постели любимого… Каждый день видеть его лицо, говорить с ним, слушать его… Уже одно его имя Лара произносила с наслаждением — Олег Григорьевич Баженов. О.Г.Б. или, лучше Б.О.Г. Это звучало как музыка!
Много месяцев Лара думала, как встретиться с ним снова. И, как ей казалось, нашла решение. Она почти убедила себя в том, что стоит ей назвать Марту его дочерью, Баженов тут же с радостью предложит ей стать его женой. Она не думала, что он может ей не поверить. Или поверить и уйти… Как смириться с тем, что никогда, никогда она не будет женой Олега…
С неба полил дождь, и Ларе казалось, что ее слезинки смешались с его струйками. Лара думала о том, что теперь вся река наполнена ее слезами, и непостижимым образом почувствовала себя счастливой. Она смотрела на себя как бы со стороны и чувствовала себя героиней тургеневского романа. Некий драматический голос звучал у нее в ушах, описывая дождь, слезы и силу ее страданий… «И она в отчаянии склонилась над зелеными водами реки…» — думала о себе Лара, наслаждаясь патетикой момента… Ее чувства казались ей настолько интересными и глубокими, что сама личность Баженова ушла на второй план. Даже хорошо, что он не ответил ей взаимностью, иначе, думала Лара, она ни за что не смогла бы так проникновенно думать о любви… Человеку постарше и поопытнее эта сцена показалась бы смешной, но Лара просто наслаждалась ею… Она шла вдоль реки, сочиняя, как и полагается в таких обстоятельствах, неловкие душещипательные вирши, которые ей в тот момент казались верхом поэтического совершенства.
Ты ушел мимо темных столов…
Фраза Ларе понравилась, но, подумав, она решила пожертвовать истиной ради красоты и заменила «столы» на «стволы». В результате получилось:
Ты ушел мимо темных стволов
В глубину уходящего лета…
Получилось красиво, но дальше надо было придумать еще что-то о своих чувствах. Слова подобрались быстро:
Я ждала, не услышав ответа…
Мучительнее всего ей далась последняя строка, в которой должны были соединиться и стиль, и эмоции предыдущих. Лара добросовестно стала перебирать подходящие рифмы: «совета, привета, конфета…». Когда дело дошло до «буфета», она невольно усмехнулась, но быстро постаралась взять себя в руки: нельзя было сбивать эту волшебную волну эмоций. Наконец она со скрипом додумала концовку четверостишия. Ей пришло в голову, что рифмовать надо не с третьей, а с первой строкой и мучительно покопавшись в ворохе ритм: «стволов, полов…» и даже «котлов…», — она наконец умудрилась найти более изящное завершение:
Опасаясь несказанных слов.
Лара проговорила про себя получившиеся стихи и, довольная результатом, подумала о том, что их следует немедленно записать. Промокшее от дождя платье противно липло к телу, и по спине пробегал неприятный озноб. Если топиться в реке она сегодня не будет, необходимо немедленно переодеться… Мокрый нос совсем не украшает облика поэтесс… Лара поспешила домой в радостном предвкушении, уже представляя себя новой Беллой Ахмадулиной. Дома, сбросив прямо у дверей мокрые босоножки и платье, она побежала к столу и быстро написала на краю газеты строки, которые силилась не забыть всю дорогу…
Задумавшись и перечитав стихи, Лара приписала к ним еще одно четверостишие… Вышло это так легко и быстро, что она себя почувствовала настоящей поэтессой:
Ты ушел мимо темных стволов…
В белый свет умиравшего лета.
Я ждала, не услышав ответа,
Опасаясь несказанных слов.
Мои слезы сливались с рекою,
Я боялась услышать тебя,
Чтоб не знать, что с твоею судьбою
Разминулась навеки моя…
С удовольствием глядя на исчерканную газету, Лара натянула на озябшие плечи рубашку Максима, а ее рука тем временем накручивала телефонный диск. Она уже слышала в ушах восторженные возгласы подруг… Никогда прежде Ларе не приходило в голову, что не только скальп влюбленного поклонника, но и несчастная любовь может стать предметом гордости… Лимоны для того и придумали, чтобы из них делать сладкий лимонад… Лара была уверена: их драматическое расставание с Баженовым и ее стихи помогут ей сочинить такую историю, которой позавидует самая первая гордячка из ее компании…
Александр Николаевич давно не помнил себя таким злым. Он раз десять прошелся перед телефоном, прежде чем сумел подавить дрожь в руках и набрать знакомый телефонный номер.
— Егор?
— Да, папа. Как ты? — Старший сын, как всегда, был внимателен к отцу.
— Нормально… — От волнения голос Александра Николаевича звучал необычайно хрипло, но он был уверен, что сын не почувствует его тревогу.
— Ты в кабинете один? У меня важный вопрос…
— Один, — уверенно ответил Егор, опять не ощутив ничего необычного в вопросе отца.
Сжавшись, как пловец перед прыжком в холодную реку, Александр Николаевич произнес:
— Егор, мне срочно нужно вернуть деньги, которые ты взял из моего кабинета в апреле. До сих пор они были не нужны, а теперь о них спрашивают. Привези, пожалуйста, в течение получаса.
Произнеся заранее приготовленную фразу, он, не дожидаясь ответа, повесил трубку и тут же отключил телефон: пусть сын думает, что у него занято.
Александру Николаевичу не нужны были оправдания Егора. Ему нужны были факты. Нервно куря непривычно крепкую для себя кубинскую сигару, валявшуюся с незапамятных времен на верхней полке книжного шкафа, он стал ждать.
Егор, даже если ему и не понятен смысл сказанной фразы, все равно должен был забеспокоиться и как можно скорее приехать к отцу.
Александр Николаевич не случайно говорил с Егором о взятых деньгах как о свершившемся факте. Если Егор в самом деле виновен, он решит, что отец все это время знал о его выходке и молчал. А значит, чтобы и без того не отягчать себя лишним грехом, нужно как можно скорее вернуть деньги. Причем вернуть ровно столько, сколько он взял. В этом, собственно, и состояла главная ловушка, приготовленная академиком для сына. Он ждал не просто денег, но определенную сумму, чтобы раз и навсегда поставить точку в этой неприятной истории. Иванов точно знал, что валюта у сына сейчас есть.
Ожидая Егора, Александр Николаевич, сидя на диване, покачивался с закрытыми глазами, как сонный кот, не желая ни о чем думать и не пытаясь прогнозировать события. Он отгонял от себя мысли, как назойливых мух, боясь, что сомнение прокрадется в его мозг.
Он не заметил, сколько времени прошло, прежде чем раздался звонок в дверь.
Собрав всю свою силу воли, он вышел в переднюю. Егор, растерянный, в распахнутом пиджаке и съехавшем набок галстуке, стоял в дверях. Несмотря на то что взъерошенные волосы приоткрывали лысину и выпирал живот, он сейчас больше всего напоминал нашкодившего школьника с картины «Опять двойка». Но если понурый вид набедокурившего ребенка обычно вызывает у родителя смесь злости и жалости, то Егор сейчас был своему отцу просто противен. Слишком резким, неприятным был контраст между наигранной импозантностью и инфантильным выражением обрюзгшего лица.
Егор подрагивающей рукой держал конверт, не решаясь протянуть его отцу. Александр Николаевич, поняв, что ему предстоит, спокойно подошел к сыну, взял конверт и открыл его. В конверте лежали купюры того самого номинала…
Александр Николаевич не успел поднять взгляд на сына, как услышал голос жены:
— Саша!
Он раздраженно повернулся:
— Что?
— Саша, тебе из Кремля…
Так и не взглянув на сына, Иванов скрылся в кабинете…
Обрадованный неожиданной передышкой, Егор сел на табуретку — у него подкашивались ноги. Его совсем не волновало, что там могло случиться, почему так волнуется мачеха… Что бы там ни было, это помогало оттянуть выяснение отношений с отцом…
Глава 8
Михаил Никитич вяло пережевывал поздний завтрак. Не то чтобы каша и пироги были невкусными… Тяготила сама атмосфера в доме. Сушко привык чувствовать себя барином, вольготно распоряжаясь временем жены Галочки и домработницы Ани. Так было заведено: он сказал — они побежали выполнять… За два месяца положение дел изменилось. Галина Павловна, хоть и не упрекала его прямо, но каждым своим жестом давала понять: ее тяготит нынешняя ситуация. Они больше не ходили на банкеты и фуршеты, почти не принимали гостей, ничего не покупали и никуда не ездили… За два месяца он только один раз побывал на серьезном мероприятии, и то без всякого удовольствия: Александр Николаевич пригласил его на юбилей своего института…
Жена все это замечала и расстраивалась… На ее лице вместо прежней улыбки то и дело мелькало брезгливое выражение — нет, не собиралась она снова оказаться в роли обычной жены инженера…
Галина никому из своих знакомых не рассказывала о случившейся в их жизни перемене, всячески стараясь сохранить прежний образ супруга — преуспевающего конструктора. Это заставляло ее постоянно быть в напряжении, делало и без того истеричный характер желчным и сварливым… Ее небрежные, но регулярные уколы заставляли Сушко чувствовать себя полным, законченным и безнадежным неудачником…