— Да, так я, пожалуй, и в руку, и в ногу вору попасть смогу, — оценил Шаболдин. — Не будет ножом махать и не убежит. — Профессионал, что вы хотите, сразу сообразил!
— А так можно и сразу от многих отбиться, — заключил пристав, попробовав стрельбу с самовзводом. Ну да, и тут он прав. Но потом я дал ему карабин со скобой-рычагом...
— Страшная штука, — впечатлился пристав. — Ежели такими вооружить подстатных чинов, можно смело брать любую разбойную шайку — такая пальба просто головы поднять никому не позволит...
Ну да, кто бы спорил. Значит, и Палате внутренних дел надо карабин предложить. Тем более, патроны у него с револьвером одни и те же...
Мы ещё посидели потом втроём, пока Бориса Григорьевича не отпустили домой. Поговорили, пристав обещал, если понадобится, подать наверх свои впечатления от нового оружия, старое вспомнили, так, не всё... Уже когда провожали гостя к дверям, в кабинете зазвонил телефон, отец отправил меня послушать. Получилось удачно, потому как звонок предназначался именно мне — звонил дядя Андрей.
— Алексей? Хорошо, что это ты! Поговорил я с Натальей, — всё-таки здешние телефоны довольно сильно искажают голоса. — И знаешь, что она сказала?
Я, разумеется, не знал, но предвидение услужливо шепнуло, что вот сейчас я услышу нечто ну очень интересное. Что ж, разве я против?
— Первой говорить, что Ломская — обманщица и шарлатанка, стала княгиня Елена Бельская! — выдал дядя.
— Спасибо, дядя Андрей, буду знать, — только и смог ответить я.
Глава 20. Кремлёвский архив и кремлёвские новости
Поход в Кремлёвский архив запомнится мне надолго. Начиналось всё буднично и спокойно, разумеется, если считать будничным делом посещение Кремля. Да, для дяди Андрея это буднично, но то для него. Я вот последний раз до того в Кремле был у государя, а такое запоминается надолго...
В архиве дядя недолго поговорил с пожилым чиновником, и вскоре я уже сидел за простым, но довольно удобным столом в маленькой тесной комнатушке, читая бумаги, подшитые в скромную укладку грубого серого картона. Честно сказать, мне и в голову никогда не приходило, что рождение ребёнка в княжеской семье может быть обставлено таким количеством бумаг. Хотя да, для городского начальства это было то ещё происшествие, вот оно и озаботилось запечатлеть все его обстоятельства документально. Надо отдать городским чиновникам должное, картину события они создали весьма и весьма подробную. И меня картина эта совсем не радовала. Почему? Да потому, что среди прочих бумаг в деле хранился и список всех постояльцев гостиницы госпожи Тимофеевой, находившихся в означенной гостинице, когда там рожала княгиня Бельская — результат служебного усердия городской губной стражи, решившей, должно быть, подстраховаться, а скорее, перестраховаться в связи с таким нерядовым для города событием. И в том списке значилась некая Татьяна Андреевна Полянова, дворянка. Как говорил один деятель в бывшем моём мире: «Совпадение? Не думаю...». И если бы это было единственным, за что я зацепился!
В архивном деле хватало и других шероховатостей. Каких? Ну вот, например, из допроса гостиничного приказчика выходило, что князь Бельский сразу же послал за Видяевой. Не за доктором, заметим, не за повитухой вообще, а именно за Анфисой Видяевой. Неплохо, да? А ещё Бельские вселились в гостиницу в восьмом часу пополудни. Семь вечера в начале марта — это уже, выражаясь наукообразно, тёмное время суток. От Москвы до Коломны чуть больше сотни вёрст,[1] то есть, в зимних-то условиях, никак не меньше двенадцати часов пути. Точнее, не пути, а одной лишь езды, не считая кормления-поения и отдыха лошадей, да и людям время от времени ноги размять и перекусить надобно. Куда как быстрее и удобнее было бы ехать железной дорогой, а в Рязани или где там ближайшая к имению Бельских станция, пересесть в карету, но нет, Бельские поехали в карете и выехали из дома совсем ранним утром, ещё затемно. То есть складывалось впечатление, что роды в Коломне — вовсе не неожиданное дорожное приключение. Получалось, князь Бельский целенаправленно вёз супругу рожать в Коломну. Или принимать младенца у той самой Поляновой.
На этом я не остановился, и через какое-то время мой разум выдал такую цепочку умозаключений, что у меня аж дух перехватило. Итак, целительница Ломская объявила Бельским, что княгиня Елена Фёдоровна понести и родить не может. Бельские, почти наверняка с подсказкой Ломской, решаются раздобыть младенца, чтобы затем выдать его за своего, и находят Полянову, которой вскорости рожать и что-то делать с нежеланным ребёнком. Находят, скорее всего, с помощью всё той же Ломской. Ломская же рассказывает им, как всё обставить при участии своей ученицы Видяевой, и вот князь с княгиней едут в Коломну, а дальнейшее мне уже известно. Ну что же, всё логично и правдоподобно. А Бельским — удобно и выгодно. Да, в полном объёме Александра, останься она единственным ребёнком, наследовать за князем не могла, но... Но в этом случае остальное не отошло бы в казну, как при отсутствии иной родни, а перешло бы к Бельским старшей ветви, то есть род в целом ущемлённым не оказался. В общем, всё прекрасно, все довольны, но тут княгиня Елена беременеет по-настоящему, и Бельские, наверняка заплатившие Ломской за затею с Александрой немало денег, совершенно справедливо возмущаются этаким обманом, отказывают Ломской от дома и пускают по Москве порочащие целительницу слухи. По времени всё совпадает, так что вряд ли я тут ошибаюсь.
Почему же Бельские не дали делу законный ход? Привязались к приёмной дочери и не пожелали отыграть назад? А что, очень и очень вероятно. Хотя и складывалось у меня впечатление, что княгиня уделяет княжне Александре больше любви, чем князь, но семья же! Да и рождение Варвары должно было укрепить семейный союз, а уж появление на свет Григория стало для князя и княгини просто праздником — семья получила полноценного наследника. И зачем тут, спрашивается, создавать вокруг себя нездоровую и убийственную для репутации шумиху с отказом от дочери? Правильно, совершенно незачем...
И, в общем-то, всё, что есть в Кремлёвском архиве, само по себе никаких вопросов к Бельским вызвать не может. Если, конечно, не знать ничего о проданной незаконнорожденной дочери Поляновой. Но это если просто поднять архивные бумаги. А вот если проводить дознание, то всплыть может многое, это уже от старания и удачи дознавателя зависит. Вот Бельские, стало быть, и решили вступить в родство с тем, кто того дознавателя или сам назначит, или будет иметь непосредственную причастность к назначению. Более того, родство это они хотят устроить через ту самую Александру, по обстоятельствам появления коей на свет и может быть назначено дознание. Вот не касалось бы оно меня лично, честное слово, посчитал бы затею Бельских блестящей комбинацией!
Тут, конечно, стоило восхититься и дерзким замыслом Евдокии Ломской, как и той ловкостью, с каковой он был исполнен. Напугала Бельских бесплодностью княгини, предложила способ эту неприятность обойти, наверняка и Полянову сама как-то нашла, в итоге получила в свои руки способ давить на Бельских для вымогательства у них денег. И ведь правильно всё рассчитала — ну куда бы Бельские делись? К губным бы уж точно не пошли, позора не оберёшься. Собственных мастеров тайных дел у Бельских, получается, нет, иначе Ломскую они бы утихомирили по-другому, и я бы сейчас обо всём этом не размышлял, потому как размышлять было бы не о ком и не о чем. Ну да, не учла Ломская жадности и хитрости своего же слуги Петьки, но ловкости придуманного ею плана это никак не отменяло. Но вернусь-ка я к Бельским...
Решение своё Бельские приняли внезапно и резко, посчитав отказ Александре в счастье с лейтенантом Азарьевым приемлемой платой за сохранение семейной репутации. О чём это говорит? Да о том, что у Бельских столь же внезапно и резко появился повод за ту самую репутацию испугаться! И поводом таким могло быть только появление некоего человека, никакого отношения к обзаведению Бельских дочерью Александрой не имевшего, но суть дела знавшего. Даже не само по себе появление, а требование им платы за своё молчание. Не знаю, кто и как, а я считаю, что человеком этим был Пётр Бабуров. Уж он-то, служа в доме Ломских, вполне мог узнать о делишках Евдокии Ильиничны и о том, кто был покупателем дочери Татьяны Поляновой.
Минуты полторы я гордился перед самим собой непревзойдённою мощью своего разума, а затем жгучее солнце истины растопило воск, коим были склеены крылья моего самомнения, и рухнул я с небес на землю, а сверху посыпались на меня обломки моих же собственных умопостроений. Не мог, никак не мог Бабуров так напугать Бельских, ибо был он уже почти два года как мёртв к тому времени, когда отец сообщил мне о моей предстоящей женитьбе. Вот так. Конечно, договорённость о том с Бельскими была достигнута заранее, но не за два же года!
Значит, получается, Лизунов? Больше-то вроде и некому? Ну да, получается, что он. Но вы как хотите, а мне такое не нравилось. Ну не подходил Лизунов на роль наглого вымогателя! Да, Бабурова я знал только по рассказам Лиды да Ломского, но всё равно, он тут был бы к месту. Тем более, Лизунова-то я и сам видел, и он уж точно смотрелся тут лишним. Но ничего и никого иного даже близко не просматривалось. Что ж, Лизунов, значит, Лизунов. Надо поделиться с Шаболдиным и Елисеевым своими соображениями...
А точно ли надо? — вдруг подумалось мне. Вот как я буду излагать тому же Елисееву все свои соображения по княжне Александре, если ему, на мой взгляд, знать это вовсе не обязательно? И как мне теперь быть, когда Шаболдин рано или поздно разыщет ту, кто прячется за именем несуществующей Поляновой? Придётся ли мне жениться на Александре Бельской, удастся ли жениться на Варваре Бельской — в любом случае посторонним, в том числе и губным, знать некоторые подробности семейной жизни моей будущей родни совершенно незачем.
К месту вспомнилось, как я втолковывал Лиде, что надо делиться с губными не самыми приятными страницами семейной истории. М-да, а сам теперь думаю, как бы мне от подобного уклониться... Нехорошо, Алексей Филиппович, ох, нехорошо! Совсем уже настоящим аристократом стал, понимаешь ли — народу одни правила проповедуешь, сам по другим поступаешь. Впрочем, тут меня охватила уверенность в том, что эти сложности вполне преодолимы, надо только не пропустить самому момент, когда выв