В разгар веселья в дымоход рухнул Крампус, швырнул в дона Родриго мешок и сказал, чтобы тот сам терпел адские муки со своими отродьями.
Тамара попросила у Крампуса закурить, назвала его охрененным мужиком и заявила, что готова пересмотреть сексуальные предпочтения. Татьяна сказала, что раз они вместе в горе и в радости, то и в разврате тоже. Спасаясь бегством от двух пьяных лесбиянок, Крампус сиганул в подвал и скрылся во вратах ада. В этом году больше ни один вредный ребенок не пострадал.
Под бой курантов Малкольму выбило глаз пробкой от шампанского. Он погнался за Сетом, крича, что криворуких в семье не держат.
– Одноруких тоже, – парировал Сет и выдернул зомби конечность.
Потом все дарили друг другу подарки, обнимались и целовались. Бесенята смотрели мультики и лопали червячков в жабьем сиропе.
Когда настало время ритуального сожжения йольского дерева, все высыпали во двор. Дед Лугоши, как старший в семье, поднес факел с адским пламенем к елке, и она загорелась, сжигая все старое и очищая место для нового.
– Нам нравятся ваши традиции, – сказали Тамара и Татьяна и пустились в пляс со всеми.
Внезапно из йольского костра возникла голова с покрытой язвами кожей и пророкотала трубным гласом:
– Одержите победу над Инквизитором, когда пламя вспыхнет над рогами идола и зверь рыкающий воспоет хвалу прекраснейшему порождению преисподни.
Некоторое время все стояли молча, потом Малкольм спросил:
– Ну и как мы заставим собаку петь про меня песни?
Глава 10
Пуще любого инквизитора боялись Стиксы жен своих. Жутчайший страх накрывал их перед праздником, который смертные называли Днем влюбленных. Сказка о добрячке Валентине была придумана для смертных. Сердечки-валентинки, романтический ужин и прочая любовная лабудень пришли от лукавого, как еще один способ сеять разврат.
В преисподней этот праздник назывался Днем вырванного сердца и был посвящен Великой богине. Когда-то давно она в порыве страсти вырвала возлюбленному сердце и съела. Дух его каждый год переходит в другое тело. Богиня находит новое пристанище возлюбленного, совокупляется с ним и опять поедает сердце. Конечно, вся женская часть потустороннего мира занимается тем же во славу Праматери, а мужская часть старается дарами откупиться от ритуального соития, в тайне мечтая о нем.
– Кто вам посоветовал такие стихи написать? – спросил Сет, заглядывая через плечо Родриго. Нежелание отдавать на съедение сердце заставило вампира писать любовное послание жене.
Дон указал концом пера на Николая Васильевича. Тот от возмущения насупился так сильно, что нос чуть не спрыгнул с лица и не отправился в пешую прогулку.
– Вы бы еще на Пушкина свалили, – укорил тестя Сет.
– Все так плохо?– печально спросил Родриго, хватаясь за сердце.
– Глаза-алмазы и сердце-лед – прошлый век. Так про каждую теперь говорят. Надо придумывать незаезженные эпитеты. Например, твои глаза темнее вишневого ликера, а волосы цвета аравийского кошмара. Твой рот глубиной подобен пасти левиафана, и я готов погрузиться плотью в бездну твоего естества и познать адову сущность души моей темной королевы.
Родриго, высунув язык, тщательно все записывал. Лугоши достал из гроба мятый пергамент и просительно встал рядом с Сетом.
– Я слишком стар для ритуального соития, – обреченно проговорил он. – Мы и так каждую ночь тестируем товар из магазина твоих матушек.
– Записывайте! О, моя циничная самовлюбленная людоедка! Силу нашей извращенной любви не выдержит ни одна кровать, лишь адская сковородка служит нам ложем. Когда ты танцуешь обнаженная на моем гробу, черти в аду кончают с собой, не имея возможности получить тебя.
– Про сковородку это ты правильно сказал, – похвалил Лугоши.
Николай Васильевич молча аплодировал из кресла-качалки.
– А что ты написал для Леи? – спросил Родриго.
– С Днем вырванного сердца, хрюшка, – заметив удивление в глазах родственников, Сет добавил: – Что? Я и так посвятил ей целый альбом. Тринадцать треков, восхваляющих вампирские прелести дочери Лилит и творимые ею языческие ритуалы.
– У тебя посмертный иммунитет от ритуального соития, – заверил впечатленный Лугоши и пожал Сету руку.
– Жаль, я хотел попробовать что-то новое.
После страшного праздника жизнь Стиксов потекла своим чередом, прерывалась только набегами родственников и очередным изгнанием бесов во мрак открывшихся врат ада. Миновало весеннее равноденствие, яркой вспышкой костров прогорел Бельтайн, уплыло венком летнее солнцестояние, расцвел папоротником день Ивана Купала. Лето клонилось к завершению. Нападение Инквизитора приближалось с каждым днем.
Сколько Стиксы не пытались, так и не удалось им выяснить подробностей про зверя рыкающего кроме тех, что рассказывал выживший из ума Мерлин. Все на том свете знали, что у твари змеиная морда, тело леопарда, голени оленя, спина льва, а при движении из брюха вырываются звуки, как от лая шестидесяти собак. Только никто никогда зверя рыкающего не видел. Старой Хейд удалось призвать дух короля Артура, чьи рыцари только и делали, что гонялись за этой тварью, но тот ничего путного не сказал и отправился пить с Малкольмом и Николаем Васильевичем.
Фургон Стиксов для путешествий внутри был больше, чем снаружи. В него влезло все необходимое семейству, в том числе котел Хейд, контейнеры с мозгами и кровью, гроб Лугоши, надувная подружка Малкольма. Бесенята собрали чемоданчики и готовы были отправиться в гости к дяде Люсе.
Первого августа Стиксы отметили Ламмас, а на следующий день двинулись на фестиваль Вакен, не зная, что Инквизитор уже начал осуществлять коварный план.
Глава 11
Вакен встретил Стиксов безумным неформальным карнавалом. Смертные выглядели, как нечисть, притворяющаяся смертными. Словно из ада был совершен массовый побег, и теперь беглецы разгуливали по полю, мирно курили на травке, трясли хаерами в такт музыке и наслаждались жизнью. Над полем фестиваля пыхтела и вздымалась масса звукового беспредела, грозя вывернуть смертных потрохами наружу, а они лишь приходили от этого в неописуемый восторг и требовали продолжения сладчайшего музыкального безумия.
– Инквизитор нас здесь точно не найдет, – заверил довольный увиденным Родриго. – Адская какофония не для его слабых ушей.
Друзья Сета уже приехали и занимались музыкальным оборудованием для предстоящего выступления.
– Познакомьтесь, – сказал Сет, – это мои музыкальные братья: Фараон, Анубис, Жрец и Навуходоносор.
На Родриго лыбились из-под мертвяцкого грима члены группы «Сношение кишок». Их вид вышибал дух вон и вызывал желание проводить кровавые ритуалы.
– Саломе,– крикнул Родриго, – у нас есть еще четыре дочери? Если нет, надо по быстрому сварганить!
Вокруг фургона музыкантов пытались крутиться фанатки. Хватило пары искр из глаз Леи, чтобы смертные девицы забыли сюда дорогу.
Саломе была занята раздачей автографов. Оказалось, что в начале 90-х она снималась в культовых фильмах ужаса, сам Роб Зомби написал пару сценариев как раз для нее. Красота и талант ведьмы не были забыты, и она купалась в лучах славы и любви фанатов.
Николай Васильевич тоже получил долю признания. С ним фоткались и говорили, что он круто косплеит русского классика. Потом он встретил Элгара Алана, которому тоже ровно не лежалось, и они вдвоем пропали в районе пивного тента.
Малкольм не присоединился к ним. Он не ел, не пил и имел вид страдающий и болезненный. Зомби влюбился в девушку с татуировкой мозга на всю лысую головушку и ходил за нею тенью, мечтая о совместном разложении.
Хейд и Лугоши обескураживали народ, таская повсюду котел и гроб. Они оказались самой харизматичной парой, с ними тоже фоткались, а потом офигевали, что вместо Лугоши на снимках только парящий в воздухе гроб.
На Вакене они встретили много знакомых и поняли, что рано списывать себя со счетов. Старость даже у носферату и ведьмы может быть насыщенной и полной приключений. Главное, запастись артефактами из секс-шопа.
Под конец первого дня Стиксы расслабились и успели забыть, какая нужда пригнала их на метал-фест. Саломе, не скованная необходимостью тотального надзора за бесчисленным потомством, отрывалась, как в последний раз.
Хейд уверяла смертных, что с ними ничего не случится, если они нырнут в бурлящий котел, и облизывала в предвкушении губы. Малкольму удалось произвести впечатление на девушку с татуированной головушкой, когда при стрельбе из арбалета ему оторвало руку, а он приделал ее обратно. Теперь парочка ходила повсюду вместе и грозилась устроить зомбиапокалипсис.
На всем Вакене не было более декадентской картины, чем два классика мировой литературы, пьющих в гробовом молчании друг напротив друга.
Вечером над сценой загорелся огнями череп буйвола – символ Вакена. «Пламя над рогами идола», – пронеслись в голове Родриго слова пророчества. Вмиг прошла пивная дурь. Зоркий глаз вампира выхватывал из толпы отдельные лица. Где-то среди них прятался его противник, не зря же пророчество начало сбываться.
Дон сжал эфес шпаги. Ему удалось пронести оружие на территорию феста, внушив охранникам, что «эта не та шпага, которую вы ищите». Семья не подозревала о надвигающейся опасности и продолжала веселиться. На Сета тоже надежды не было – он с группой готовился к выступлению.
Родриго и не подозревал, сколько фанатов у группы его зятя. Толпа обступила сцену и в один голос скандировала «Сно-ше-ни-е-ки-шок», и это звучало, как заклинание призыва. Дон схватил за руки Лею и Саломе и притащил за кулисы на сцену. Здесь больше охранников, значит, меньше опасности для них.
Родриго хотел идти за остальными, но тут на другом конце сцены увидел темную фигуру Инквизитора.
Глава 12
Дон Родриго и Великий Инквизитор шли друг на друга чеканным шагом, на ходу вынимая шпаги. Как в зеркальном отражении повторяли они движения. Плащ Родриго вздымался за его спиной подобно крыльям. Тяжелая накидка Инквизитора волочилась за ним. На середине сцены противники встретились и начали обходить друг друга по кругу. Кончики шпаг с легким скрежетом оставляли тонкий след на полу.