– Значит, ты не побоялся явиться сюда за мной!– сказал дон Родриго.
– Можешь не стараться! – язвительно проговорил Инквизитор. – Я влил в уши свинца, чтобы не слышать адских звуков приспешников дьявола. Тебе придется сразиться со мной, как в прошлые годы.
– Так приступим! – шпага Родриго прочертила в воздухе серебряную дугу и запела, встретившись со шпагой Инквизитора.
Толпа фанатов радостно взвыла, принимая происходящее за первоклассный перфоманс. Многие успели познакомиться с Родриго и теперь скандировали его имя. Охранники не знали, как реагировать, с одной стороны их ни о чем таком не предупредили, с другой – эти чудики в средневековых шмотках запросто могли оказаться частью представления. Они хотели вмешаться, но Саломе наслала заклинание на их разум – никто и ничто не должно отвлекать ее мужа от поединка.
Азарт битвы передался всему семейству. Дед Лугоши летал над сценой, раскинув плащ наподобие нетопыринных крыльев, и шипел на прожекторы. Гроб летал за хозяином и клацал крышкой, как зубами. Хейд материализовалась на сцене вместе с котлом. Огромным черпаком она мешала варево, выкрикивала заклинания и хихикала злобным ведьмовским смехом. Над котлом поднимался густой зеленый пар, а из него выпрыгивала разная мерзость и разбегалась по сцене. Малкольм ловил мерзость и тут же с утробным чавканьем поедал.
Мировые классики смотрели на все это, спокойно попивая пиво из пластиковых стаканчиков и куря самокрутки с подозрительной начинкой.
Музыканты «Сношения кишок», охренев от происходящего, застыли на месте.
– Какой херов дьявол вселился в твоих родственников? – спросил Навуходоносор.
– Слушайте, братья! – обратился к музыкантам Сет. – Моя невеста – ведьма, а ее родственники – нечисть. Инквизитор их давний враг и хочет уничтожить их.
– Но если они нечисть, то почему сами не нападут на Инквизитора?
– Потому что для дона Родриго поединок – дело чести! Именно он должен спасти семью, – Сет замолчал, что-то припоминая. Что-то важное про Инквизитора и музыку. – Но мы можем помочь, братья!
– Как?
– Да будет гребанный металл!
Дон Родриго был ловок и великолепен. Он отбивал атаки Инквизитора и слал воздушные поцелуи Саломе. Инквизитор же хоть и был седовласым, не уступал противнику в искусстве владения шпагой.
Внезапно сцена затряслась от гортанного рева, поднимающегося из глубин ада и возносящегося к темнеющим небесам. Мощный крик запросто мог расчленить плоть и разорвать на части барабанные перепонки. Толпа вторила реву, усиливала его, и он чудовищной звуковой волной накрывал поле метал-феста.
– Зверь рыкающий! – возопил Лугоши, вместе с гробом упал на пол сцены и вытаращился на сжимающего микрофон Сета.
Вокальную партию подхватили музыкальные инструменты. Две гитары, бас и барабаны звучали так, словно их сотворили из сухожилий, костей и внутренностей проклятых. Они создавали сложные звуковые слои и текстуры, бросали в адский музыкальный котел агрессивные гитарные рифы и стремительные ударные трели.
Сет вопил, как сумасшедший призрак, потом переходил на смертоносный шепот или рычал, как голодный левиафан. Барабаны Навуходоносора били отбойными молотками, гитарные партии Фараона и Жреца дрелью вкручивались в мозг, а бас Анубиса грохотал адскими раскатами.
Хейд, Саломе и Лея в танце воплощали Трехликую Богиню. Ритуальные движения наполняли воздух магией и усиливали действие музыки. Рогатый идол полыхал над ними огнем, а пятиголовый рыкающий зверь повергал смертных в музыкальный хаос, воспевая прелести потусторонней красотки.
Свинцовые затычки Инквизитора не выдержали и выскочили. При первых же услышанных звуках Инквизитор вырони шпагу и покатился по сцене, прижав ладони к окровавленным ушам.
В этот момент песня закончилась. Фанаты взорвались бурей восторгов, а Стиксы и музыканты посмотрели на Инквизитора.
– Ради бога, – причитал тот, – пусть они прекратят.
– Да, ладно тебе, папа, это же просто музыка, – сказал Родриго.
– Папа? – рыкнул ничего не понимающий Сет.
Эпилог
– Какой на хрен папа? – переспросил Сет.
– Это мой второй дедушка, – ответила Лея как ни в чем не бывало. Танец не отпускал ее даже после окончания музыки. Она кружила около Сета, обвивая его коконом магии. Поцелуй вышиб из Сета все вопросы и удивление. Горячее дыхание ведьмы наполнило его связки новой силой. – Пой дальше, мой рыкающий зверь. С дедом познакомишься позже.
Под восторженные вопли фанатов она утанцевала со сцены вслед за родственниками, уводящими под руки Инквизитора. Замыкал шествие Малькольм. Он расшаркивал ногами, глупо лыбился и махал оторванной конечностью.
Стиксы привели Инквизитора в фургон и уложили на кушетку. Саломе укутала его плечи пледом, Хейд дала теплый чай. Малкольм пытался влить в чашку мухоморовой настойки, но Лугоши пригрозил ему кулаком. Инквизитор плакал и причитал:
– Ну, почему они не могут петь про ромашки? Почему они играют такую агрессивную музыку и поют про нечестивую ведьму разврата? Кто она вообще такая, чтобы про нее петь?
– Это я, дедушка, – сказала Лея и обняла старика.
– Ну, ты, бать, даешь! – воскликнул Родриго. – Рискнул-таки приехать сюда.
– А что мне оставалось делать, если я приехал в гости, а дома никого?
– Как вы вообще узнали, что мы здесь? – спросила Саломе.
– Нашел записку, – ответил Инквизитор и протянул клочок пергамента.
– «Папа, я уехал на Вакен», – прочла Саломе. – Родриго, задери тебя черти! Как это понимать?
Родриго встал в позу, усиленно делая вид, что он тут ни при чем.
– Не любите вы меня, знаю, – продолжать ныть Инквизитор.
– За что ж тя любить? – возмутилась Хейд. – Ты нашу дитятко спалить на костре пытался? Ты муженька моего опосля похмелья из гроба на солнце таскал? Ты мой колдовской котел продырявил? А кто Лею с самого детства так боженькой напугал, что она теперь каждого встречного миссионера кирпичом по морде бьет?
– А вы меня ни на свадьбы, ни на похороны, ни на новый год не приглашаете. А сами весело празднуете, я знаю.
– А как тебя, супостат, приглашать, – сказал Лугоши, – ежели ты гостей сразу крестить начинаешь? Они после этого гнойными ранами покрываются и на солнце выходить боятся.
– Не любите, – горестно повторил Инквизитор, – даже сын встречаться со мной больше не хочет. Одна встреча в год, старика порадовать, и с той сбежал.
– Любим мы тебя, дедушка, любим, – воскликнула Лея, обнимая его. – Любите же? – зашипела она на остальных, полыхая адским огнем в глазницах.
Скрипя зубами и костями, Стиксы вынуждены были согласиться.
– А в гости к себе пустите? – с надеждой спросил Инквизитор.
– А ты бесов изгонять не будешь?
– Потому как не бесы это, а внуки твои!
– Осиновым колом не будешь портить раритетную мебель?
– А наливать святую воду вместо мухоморовой настойки?
– А плевать через левое плечо?
– А кричать «изыди»?
На каждый вопрос Инквизитор энергично качал головой, и Стиксы решили дать ему шанс.
***
Старый особняк осыпался трухой и обрастал паутиной, впитывал в себя вечерние сказки и шумные семейные посиделки. Через дымоход он избавлялся от излишков полтергейста и отправлял его путешествовать по городу. Он на перечет знал всех порождений ненасытной страсти дона Родриго и мадам Саломе, помнил имена всех родственников до 13 колена и тех, кого называют седьмой водой на киселе. Он мог рассказать больше историй, чем сами обитатели, и бережно относился к каждому скелету в шкафу.
Единственное, чего он хотел взамен, это тишины и покоя, но не получал этого даже ночью, потому что когда засыпали дневные порождения, просыпались ночные.
Но вот внезапно особняк опустел. Никто не топал по нему тысячью ног и копыт, никто не разжигал старый очаг, не орал экзорцизмов вместо «доброе утро», не прелюбодействовал в самых неожиданных местах и не искал выпавшие из глазниц белки.
Особняк наконец получил то, о чем мечтал, но не почувствовал при этом счастья. Он урчал опустевшей утробой и содрогался от старческого одиночества. Только ветер стучал в закрытые ставни, но редко, потому что ему становилось скучно рядом с развалюхой, в которую превратился особняк без обитателей. Даже врата ада перестали открываться без жильцов.
Как же особняк обрадовался, когда спустя несколько дней к его крыльцу подкатили два фургона, и из них высыпали люди и нелюди. Они ворвались в особняк, захлопали ставнями, оживили огненной магией очаг, наполнили воздух запахом табака, духов, мухоморовой настойки, свежей выпечки и гомоном голосов.
Их оказалось больше, чем уезжало. Дон Родриго шел рука об руку с крепеньким старичком, а тот имел вид счастливый и от того глуповатый. Почему-то Сетов стало пять, и только позже особняк понял, что это разные парни. Малкольм прижимал к себе худую, как скелет, девицу с мозгом наружу и вместо поцелуев облизывал ее черепушку. Именно они первыми продолжили традицию прелюбодействовать в неподходящих для этого местах, и особняку было очень щекотно.
Даже Николай Васильевич привел с собой друга, и этот маньячного вида типец сначала считал воронов на чердаке, а потом поинтересовался, не собирается ли этот дом пасть.
Словно в ответ на его слова подвальное нутро особняка задрожало и заголосило сотнями глоток.
– Что это? – в ужасе спросил Инквизитор.
– Это дети с каникул вернулись, – ответил Родриго. – У тебя много внуков, папа, очень много. Держись.
– Все готовы? – спросила Саломе, поворачивая ключ в дверце подвала, и под общий вздох открыла ее.
Особняк тут же наполнился легионом маленьких бесенят. Они разлетались и разбегались под ногами родственников, наперебой галдели, делясь новостями, и искали, чего бы пожрать.
– Дедушка, дедушка! – кричали они и бросались к ошалевшему и обомлевшему Инквизитору.
– Как они вас любят! – умилялась Саломе. – Вот с этим аккуратнее, он может руку по локоть откусить.