Он легонько хлопнул по капоту и пошел на водительское место.
– Садись, поехали. Иначе застрянем тут до темноты. Хорошо хоть дождь перестал, а то…
– Игорь!
Оклик прозвучал звонко и вместе с тем придушенно, будто горло ей свела судорога. Он вздрогнул и почувствовал, что ладони стали влажными, во рту появился противный привкус. Обернулся и увидел, что жена пристально смотрит вперед, на дорогу. «Я не хочу видеть то, что видит она. Не хочу говорить таким тонким, насмерть перепуганным голосом». Захотелось прыгнуть на сиденье и убраться отсюда куда подальше. Но ноги сделались вялыми и непослушными, как во сне.
– Смотри! – Теперь она вытягивала руку, и ему пришлось поглядеть, на что она показывает.
Поначалу он ничего не увидел. Просто у обочины приткнулся обычный дорожный знак.
Обычный?
Прямоугольная табличка со стрелкой на порыжелом столбике. Желтая краска поблекла и облупилась, буква «е» в слове «Объезд» почти стерлась. Короткий столбик был зачем-то перевязан белой лентой, словно раненый – бинтом.
Он вздрогнул: именно такое сравнение пришло тогда в голову…
Выходит, это тот самый знак, который давно, быть может, сотни лет назад, приказал им свернуть с оживленной трассы и заманил в немое, застывшее место. Теперь он пыльным грибом торчал там, где его не могло быть.
– Это невозможно. Мы ни разу не свернули. Откуда он взялся?
Игорь завертелся на месте, беспомощно оглядываясь по сторонам. Показалось, кровь загустела в жилах: стало трудно дышать, грудь сдавило.
– Дело не в нем. – Жена медленно обошла машину и приблизилась к нему. Он смотрел на длинные ноги Ольги в голубых джинсах и спрашивал себя, когда она успела так постареть? Походка ее сделалась тяжелой, темно-карие глаза выцвели, на тонком овальном лице проступили морщины, которые его мать называла «собачьими складками». – Разве только в нем дело?
Он и сам знал, что нет.
Допустим, они каким-то непостижимым образом дали круг и возвратились обратно к повороту на объездную. Но ведь ни впереди, ни позади, ни сбоку не было и намека на широкое шоссе, с которого они съехали и куда могли бы вернуться. Они стояли посреди заброшенной глухой дороги, которая уводила вдаль и тянулась за ними, как облезлый серый хвост.
Внезапно Ольга начала кричать. Кричала и кричала, а Игорь смотрел на нее и понимал: еще немного, и он примется вопить вместе с нею, пока не сойдет с ума. Самое ужасное, что это, возможно, было бы лучше всего.
– Оля! Лека! – Он обхватил ее плечи и резко встряхнул. Голова жены мотнулась из стороны в сторону, как у мягкого резинового пупса. «Позвонки бы не повредить». Крик прекратился. – Все хорошо, слышишь? Все нормально. Сейчас мы сядем в машину и поедем. Понимаешь? Надо ехать!
Некоторое время Ольга тупо смотрела на него, и он подумал, что сейчас она откроет рот и примется голосить. Вместо этого жена прикрыла глаза и слабо кивнула.
– Вот умница. – Он облегченно вздохнул, помог ей устроиться на сиденье и пристегнул ремень. – Вот молодец.
В машине было душно. Игорь закрыл окна, отрезав от них все, что могло твориться на дороге, и включил кондиционер. Двигатель уютно заурчал, и автомобиль тронулся с места. «Вдруг опять врежемся?» – мелькнуло в голове. Судя по напряженному лицу жены, она подумала о том же.
Но ничего не случилось: они ехали.
Знак объезда быстро остался позади. По обеим сторонам дороги мелькали застывшие кусты и деревья. Стрелка спидометра оставалась неподвижной.
На безмолвной дороге машине не нужен был бензин, чтобы ехать, а им – еда, чтобы поддерживать силы. Но все-таки это – дорога, а дороги должны где-то начинаться и где-то заканчиваться.
– Рано или поздно мы куда-нибудь приедем, – произнес Игорь, стараясь, чтобы голос звучал уверенно.
– Рано или поздно, – эхом отозвалась Ольга и погладила мужа по щеке.
«Нет, не стоило так стричься, – подумала она. – Волосы уже не отрастут, а короткая стрижка ему совсем не идет».
Первой забеспокоилась Ира Мартынова. Подруга обещала позвонить, когда они доберутся до города, но звонка все не было, и поздно вечером она позвонила сама. Городской и мобильные телефоны Ольги и Игоря молчали.
Ира связалась с Ольгиной матерью, та – с родителями Игоря. К утру понедельника все – друзья, знакомые, соседи, коллеги, первая жена и дочь Игоря – знали, что супруги Домрачевы бесследно пропали вместе с автомобилем «Шевроле Круз» цвета «металлик».
Когда с момента загадочного исчезновения прошло положенное время, к поискам подключилась полиция. Расследование велось тщательно, версии выдвигались самые разные, но это не дало никаких результатов.
Была лишь одна зацепка – да и та оказалась ложной. Сосед Мартыновых по даче, одинокий старик Шишкин, утверждал, будто видел, как серебристая иномарка Домрачевых, за которой он ехал в город на своем «жигуленке» от самого дачного поселка, зачем-то свернула на старую проселочную дорогу. Получалось, он последним видел пропавших супругов, и его словами заинтересовались. Старика повезли показать, где именно автомобиль свернул с шоссе.
Однако найти того места Шишкин не смог: там, куда он указывал, никакой дороги не было. Окрестности объехали еще раз. Потом еще. Старик горячился, доказывал, что видел проселок собственными глазами, но его перестали воспринимать всерьез. К тому же выяснилось, что Шишкин – запойный пьяница, который вдобавок считает себя гениальным художником, следовательно, с воображением у него все не как у нормальных людей.
Ольгу и Игоря Домрачевых не нашли ни через неделю, ни через месяц, ни через год. Постепенно поиски прекратились. Родные продолжали надеяться на их возвращение, для всех остальных случившееся стало одной из тех загадочных историй, которые принято рассказывать ночью в туристических походах, когда водка выпита, песни спеты и возле костра остались лишь самые стойкие.
Неугомонный Шишкин какое-то время продолжал ездить на место, где пропавший автомобиль вроде бы свернул с шоссе, но так никогда больше и не увидел объездной дороги. В конце концов ему удалось убедить себя, что все и вправду только почудилось. Старик махнул на происшедшее рукой и зажил по-прежнему.
Правда, пить стал еще больше.
Татьяна БочароваДело о пропавших ампулах
1
– У меня Гарри Поттер!
– А у меня Рон!!
– Дамблдор!
– Очки! У меня очки!
– Уйди, я первая сказала!
– Нет, я!!
Большое и дружное семейство Кравцовых играло в «Доббль». Кто хоть раз играл в эту игру, знает, как она затягивает. И знает, что возраст тут никакой роли не играет: ребенок вполне способен обыграть взрослого. Так было и сейчас: бесспорным лидером в игре выходил девятилетний Гришаня. Его цепкий взгляд безошибочно выхватывал с карточки изображение героев книги «Гарри Поттер», которой была посвящена серия. Безусловно, это несколько раздражало его старших братьев и сестер.
Всего детей в семействе Кравцовых было пятеро. Мать, Наталья Ивановна, сидела тут же в гостиной на диване с вязанием и с умилением взирала на отпрысков. Сама она никогда участия в подобных играх не принимала, потому как заведомо знала: молодежь ей никогда не победить.
– Как же бесит меня этот мелкий! – Самая старшая, Алка, проиграв Гришане в очередной раз, сгребла карточки и небрежно бросила на стол.
Алке недавно исполнилось пятнадцать, и она была красавицей. Не просто красавицей, звездой. Есть простой секрет, как обычная девочка становится примой класса. Для этого нужно, чтобы в нее влюбились сразу два мальчика. Два одновременно. В Алку влюбились сразу трое! Они одновременно пригласили ее в кино, танцевали с ней на новогоднем огоньке и поочередно проводили домой, донеся ее рюкзачок до самой двери парадного. И все. Наутро Алка проснулась примой. В нее был влюблен весь класс.
Жизнь примы нелегка. Это только с первого взгляда может показаться, что она счастлива и купается во всеобщем обожании. Но не тут-то было. Новое положение диктует и новые обязанности. Нельзя забывать о своем высоком статусе. Алка за неделю научилась говорить высокомерным тоном, презрительно морщить хорошенький, слегка вздернутый носик, так же презрительно кривить пухлые губки и капризно растягивать слова. Делала она это не только в школе, но и дома, с братьями и сестрой. Но если в классе новые манеры Алки были встречены с восторженным придыханием – мол, конечно, звезда, что с нее возьмешь, – то в семье все эти ужимки вызывали лишь насмешки. Вот и сейчас Гришаня не проявил к сестре никакого уважения, а вместо этого оскорбительно ухмыльнулся и показал ей язык.
– Тормоз! Тормоз! Алка тормоз!
– Вот я тебя! – Алка замахнулась, чтобы дать ему затрещину, но Гришаня ловко увернулся и нырнул под стол. Там он пощекотал пятку средней сестры Иры. Та громко взвизгнула. Большой овальный стол, за которым шла игра, покачнулся.
– Тише, дети, – спокойно проговорила Наталья Ивановна. – Не надо ссориться.
– Кто ссорится, мам? – миролюбиво произнес Николай, бывший старшим из братьев. – Мы же просто так, прикалываемся. Кстати, где папа? Он говорил, что вернется сегодня пораньше, а уже десять почти.
– Папа писал мне полчаса назад. У них в больнице какое-то ЧП. Он задержится.
– Какое ЧП? – спросила Ира, параллельно бросая быстрые штрихи карандашом на листке бумаги.
Ира мечтала стать художницей. Она все время рисовала. Как только ей под руку попадался мало-мальски чистый лист, пальцы ее сами тянулись к карандашу и начинали выводить четкие и уверенные линии. В детской все стены были увешаны Ириными рисунками. Особенно она любила рисовать весну. Солнце, деревья, одетые листвой, радостных детишек в песочнице, румяных мамочек на скамейке.
– Какое ЧП? – повторила Ира и, на секунду оторвавшись от рисунка, взглянула на мать.
Та пожала плечами.
– Не знаю, доченька. Думаю, папа со всем разберется и скоро придет.
В это время в двери заскрежетал ключ.