Августа продолжала ждать. И действительно, чувствовала себя охотником, выслеживающим крупную дичь: следила за каждым движением зверя, за каждым его пробросом, за каждым вздохом.
Все шло по намеченному плану. Через неделю Августа опять наведалась в офис и, к удивлению своему, вновь увидела там басовитую балерину. Старушка, расположившись у стенда, с начальническим видом объясняла трем заморенным женщинам, что такое "ЖЖЖ" и его акции. Красок отставная балерина не жалела. Прежнего сомнения в её голосе уже не было. "Облигации" контора покупала по той цене, которая заранее была объявлена в таблице.
- Главное, чтобы не было сбоев, - басила старушка, - когда нет сбоев - это означает, что фирма солидная, а если сбои есть, то - тьфу, она выпустила из ноздрей две густые струйки дыма, - дым отечества и ничего хорошего...
Августе захотелось посчитать, сколько она заработала на нынешний день, подбить бабки, но, окончательно взяв себя в руки, решительно развернулась и покинула офис.
Она ещё дважды наведывалась туда, и дважды у неё возникало чувство, требующее остановиться, забрать деньги из кассы, поставить на этом точку. И дважды она делала над собой усилие, уходила из офиса на дрожащих ногах, будто побывала в чужой постели, в объятиях ненасытного молодого любовника.
Прошло три недели. Ждать осталось всего ничего - какую-то неделю, всего семь дней. На лице Августы все чаще и чаще появлялась мечтательно-торжествующая улыбка, она строила планы на будущее, где было место всему, о чем мечталось. И конечно же, она не забудет своих стариков: Алексей-то для них ничего хорошего не делает, он словно бы растворился где-то, а может, догнивает где-нибудь в сырой могиле, - так она сделает то, чего не сделала Алексей: позаботится об Иване Олеговиче с Ингой Тимофеевной.
Оставшуюся от покупок сумму она снова пустит в оборот... Впрочем, нет, она поступит не так. Она расплатится с должниками, выручит обе квартиры, выручит машину, затем снова будет ждать. Ждать очередной великой победы, очередных огромных денег. Приток денег в её кассу должен быть постоянным. Августа была счастлива. А если быть точнее - почти счастлива: для счастья пока не хватало малого - нескольких дней...
Августа снова наведалась в офис в четверг - сказала своему полусонному, озабоченному предстоящей деловой выпивкой начальнику, что ей надо выскочить в город часика на два. Начальник разрешающе повел головой в сторону двери - имеешь, мол, право, - и Августа незамедлительно снялась с якоря, понеслась в "ЖЖЖ".
Ощущение беды возникло в ней, когда она ещё ехала в метро - внутри вдруг что-то оборвалось. Своим ощущениям Августа доверяла, хотя, случалось, и они обманывали.
Офис был закрыт, у дверей стояли два одетых в пятнистую форму охранника с пистолетами и дубинками, равнодушно глядевшие поверх голов куда-то в синее пространство, в небо, на далекие силуэты высотных домов. Площадка перед входом была огорожена переносными решетками, сцепленными друг с другом замками. У решеток галдела небольшая, человек в тридцать, толпа.
Первой, кого увидела Августа, была седая балерина.
- Что здесь происходит? - осекающимся, скрывающимся на шепот голосом спросила Августа у старушки.
Та по обыкновению даже не повернула головы в её сторону, словно бы не слышала Августу - такая серьезная была старушка.
- Что здесь происходит? - переключилась Августа на мрачную краснолицую женщину с тяжелым взглядом и квадратным, украшенным волевой ямочкой подбородком. Та смерила Августа с головы до ног.
- А ты разве не видишь?
- Нет, - простодушно ответила Августа.
- Во дает! - грубо восхитилась молодая девчонка, похожая на ученицу вечерней заводской школы, и выругалась матом.
- Фирма обкакалась. Обгадилась с головы до ног, - вздохнув, пояснила женщина с красным лицом. - И в трубу вылетела. Вместе с нами.
- Не может быть, - испуганно прошептала Августа, невольно присела показалось, что собственные ноги её уже не держат.
- Еще как может! - Женщина по-кавалерийски рубанула рукой воздух. Сволочи, забрали народные денежки - наши денежки и пустили их на собственные нужды! Вилл себе понастроили!
- Что, все наши деньги сгорели? - трескучим чужим шепотом спросила Августа.
- Сгорели. Синим пламенем, - подтвердила женщина.
- И что же теперь делать?
- Как что? Бороться!
- Вряд ли что у нас получится, - с сомнением произнес пенсионер в соломенной шляпе с потемневшей от старости лентой и обтрепавшимися полями.
- Даже если не получится... Ладно, пусть не получится, но нервы мы им потреплем.
- Как? Каким образом? - Голос у пенсионера беспомощно дрогнул, на щеки выкатились две крохотные мутные слезки - пенсионер так же, как и многие, кто собрался здесь, вогнал в три "Ж" все, что у него было. Правда, не зашел так далеко, как Августа.
- Сколотимся! - Женщина с красным лицом взметнула над собою два кулака, свела их вместе. - Ты думаешь, мы этих пестрых с ихними дубинками не сумеем понести ногами вперед? Понесем, ещё как понесем! Вместе с хозяевами! - Она снова тряхнула сжатыми кулаками.
- А деньги свои... мы вернем? - с тоской спросил пенсионер.
Краснолицая женщина вздохнула, ответила с сомнением:
- Не знаю. - Глаза у неё сделались ещё более тяжелыми. Она неожиданно отодвинула Августу рукою в сторону. - Ну-к, женщина, посторонись, - шагнула в толпу и в следующий миг очутилась перед балериной с седой стрижкой. - А ты чего тут делаешь, хрипатая сука?
Балерина сделалась маленькой, серой, как мышонок, проглянуло в ней что-то забитое, жалкое.
- А что я, что я... - забормотала она, судорожно захватила губами воздух - от прежней гордой аристократки, какой её видела Августа, не осталось и следа, - я, как все.
- Нет, сука, ты не как все. - Краснолицая женщина сгребла в крепкую мужскую руку кофточку балерины, дернула. От кофточки оторвалась пуговица, шустрым крохотным жучком скакнула под ноги.
- Не надо. Пожалуйста, не надо, - зачастила балерина, - у меня астма.
- Я тебе покажу "не надо", я тебе покажу астму! Это ты все агитировала за этот... - Краснолицая женщина употребила несколько крепких слов, затем добавила, малость сбавив пыл: - За это кошачье дерьмо, за эту мразь - за три голых жо... Это все ты!
- Не я, - отчаянно забарахталась в крепких руках краснолицей балерина. - Честное слово, - под ноги скакнул ещё один проворный жучок, я, как все.
В Августе поднялась горячая волна, накатила душным валом, она тут же круто развернулась к балерине, протянула было к ней руку, чтобы тоже вцепиться в одежду, в седые патлы, но увидела затравленно-беспомощные глаза. Глаза эти кольнули Августу больно, боль была такая сильная, что Августа чуть не задохнулась: "А не ведьма ли это?", - и вместе с тем боль отрезвила её - ещё не хватало прибить здесь жалкую старуху! Потом отвечай за неё перед милицией, перед родственниками, перед Богом! Августа вздохнула, обмякла. Руки сунула за спину, чтобы нечаянно не стукнуть аристократку.
Августа ещё не осознала до конца, что произошло. Настоящее потрясение, с обмороками и безутешным бабьим ревом придет позже, а пока она была лишь оглушена черной вестью. Не сдержавшись, Августа с силой ударила себя кулаком по голове, по темени, пробормотала громко:
- Дура! Форменная дура!
- Ты зачем, собака, рекламировала три "Же"? - продолжала трясти балерину краснолицая женщина. - Кто тебя нанял?
- Я не рекламировала, я не рекламировала, - отбиваясь, слабо попискивала обладательница громового баса, - никто меня не нанимал! - Она пыталась отодрать чужие руки от своей кофточки.
- Убьем тебя сейчас здесь - ни один человек не заступится. А кости растащат собаки. У-у-у, падла! - Но тут с краснолицей что-то случилось, она обмякла и неожиданно громко, в голос, заревела. Крупное тело её затряслось, и она выпустила балерину.
Балерины мигом не стало.
- А-а-а, - задыхаясь, причитала краснолицая, прижимая руки к глазам. - А-а-а! - Крик застревал у неё где-то в глотке, затихал, потом взвивался снова.
К краснолицей придвинулся пенсионер в соломенной шляпе.
- Полноте... Не надо! - Он вскинул руки, сложил их молитвенно над головой. - Спаси вас Господь! Не стоит так убиваться! Полноте! Я потерял больше, чем вы, - я потерял все, что у меня было, все деньги... Даже пенсию, которую ещё не получил, и-и... как видите, не плачу, - пенсионер споткнулся, неловко притронулся пальцами к её плечу, - полноте вам!
Августа хотела закричать, что она тоже потеряла все, ей даже негде жить. У неё просто не осталось шансов на жизнь, но голос пропал, и Августа беззвучно зарыдала.
Они стояли вдвоем посреди возбужденной толпы, две несчастные одинокие бабы. Толпящиеся вокруг люди постепенно смолкли: чужая беда часто забывает свою. Пенсионер подскакивал то к Августе, то к краснолицей женщине, гладил их плечи, успокаивал, перетирал деснами во рту слова, потом не выдержал и заплакал сам, дергаясь всем телом и наклоняя голову чуть ли не до самой земли.
Через час по здорово увеличившейся толпе пополз слух, что руководитель фирмы "ЖЖЖ" отбыл за границу, заработав на пирамиде несколько десятков миллионов долларов. Фирма "ЖЖЖ" ничего не производила, никуда не вкладывала деньги, она только собирала их, упаковывала в мешки, один мешок, впрочем, оставляя незапакованным для тех, кто успел вовремя понять, что это за пирамида. Но таких людей оказалось немного. А таких, как Августа, поставившая на карту все, таких людей не было.
Никто не видел больше Августу у офиса трех "Ж" - впрочем, теперь уже бывшего офиса, не видел и на работе - она туда не явилась, не видел ни её стариков, ни её детей... Никто не знает, что с ними стало.
Скорее всего, Августы уже не было в живых.
В квартире, где она обитала прежде, ныне живут чужие люди. Про Августу они забыли. Она не появляется, и они живут себе спокойно.
СЫР В МЫШЕЛОВКЕ
Сергей Климченко в Москве за всю жизнь бывал дважды, и то проездом, когда служил в армии: вместе с саперным отделением, в составе которого он числился, его посылали получать два списанных понтона в город Ярославль, дорога шла через Москву, и он, когда пересаживались с поезда на поезд, постарался получше разглядеть город. Ему показалось, что вся Москве тогда ела мороженое - на улицах было очень много людей с мороженым, весь город пропах вкусной ванилью - и ничего другого он больше не запомнил.