нет сомненья, и не раз подумаешь, прежде нежели решишься в Австралии разыгрывать роль Кассио… Вот она, бесценное созданье! Она кладет вилки и ножи, стелет скатерть, ставят на стол солонину, последнюю банку огурчиков в уксусе, произведения нашего сада и птичника, какие есть не у многих в Австралии, пироги, и по чашке чая для каждого; нет ни вина, ни пива, никаких крепких напитков: мы бережем их на время стрижки овец. Мы только что прочли послеобеденную молитву (родной обычай, сохраненный нами!) как вдруг… Боже мой, что это такое? Что это за шум? Лай, топот лошадиных ног… Кого это Бог дает? В Австралии рад всякому гостю. Может-быть какой-нибудь купец ищет Вивиена; может-быть это тот проклятый колонист, которого овцы вечно пристают к нашим. Что за дело: милости просим, друзья вы или, недруги! Дверь отворяется: входят один, два, три незнакомца. Тарелок и ножей; подвигайтесь счастливые к обеду. Сначала откушайте, а потом, что нового?
В то время, когда незнакомцы садятся, у двери слышен голос:
– Молодой человек, обратите особенное вниманье на эту лошадь, поводите ее немного, а потом вытрите соленой водой; отвяжите кобуры, дайте их сюда. они крепки: бояться нечего, я знаю: но тут важные бумаги. От этех бумаг зависит благоденствие колонии. Что-бы сталось с вами, если б с ними приключилось что-нибудь! Страшно и подумать!
За сим, одетый в охотничьем платье, на котором блестят золотые пуговицы с весьма-известным девизом, и шляпе, имеющей вид капустного листа, с лицом, какое редко встретишь в Австралии, отлично выбритым, чистым, опрятным и благообразным более, чем когда-нибудь, держа под мышками кобуры и вдыхая запах обеда, входит дядя Джак.
Пизистрать (бросаясь к нему). Может ли быть? Вы в Австралии?
Дядя Джак (не узнавая сначала Пизистрата, который вырос и в бороде, отступает, и восклицает). Кто вы такой? я вас никогда не видал, сэр! Вы, того и гляжу, скажете, что я вам что-нибудь должен.
Пизистрать. Дядюшка Джак!
Дядя Джак (бросая кобуры). Племянник! Слава Богу! В мои объятья!
Они обнимаются; взаимно представляются друг-другу: м. Вивиен, м. Больдинг с одной стороны, майор мак-Бларне, м. Беллион, м. Еммануель Спек с другой. Майор мак-Бларне красивый мужчина с легким дублинским наречием: он жмет вам руку, как пожал-бы губку. М. Беллион горд и осторожен, носит зеленые очки и подает вам один палец. М. Еммануель Спек одет удивительно-щегольски для Австралии: на нем голубой атласный шарф и блуза, какие часто носят в Германии, вышитая по швам, и с таким числом карманов, что было-бы куда Бриарею спрятать за раз все свои руки; Спек худ, учтив; он нагибается, кланяется, улыбается и опять садится за стол, как человек привыкший пользоваться обстоятельствами.
Дядя Джак (набив рот говядиной). Отличная говядина! Это у вас своя, а? Мудреное дело откармливать скот (опрокидывает на свою тарелку банку с огурчиками). Надо учиться подвигаться вперед в Новом-свете; теперь время железных город! Мы можем ему дать одну или две… а, Беллион? (Мне на ухо) Страшный капиталист этот Беллион! Посмотрите за него!
М. Беллион (важно). Акцию или две! Если у него есть капитал, м. Тиббетс (ищет огурчиков; зеленые очки останавливаются на тарелке дяди Джака).
Дядя Джок. Этой колонии только и нужно несколько таких людей, как мы: с капиталами и умом. Вместо того чтоб платить бедным за то, что они переселяются, лучше-бы платить богатым; а, Спек?
Между-тем как дядя Джак обращается к мистеру Спек, мистер Беллион втыкает вилку в один из огурчиков, лежащих на тарелке Джака, и переносит его на свою, замечая, не столько об огурчике, сколько вообще в виде философской истины:
– Здесь, господа, нужно только внимание; надо быть всегда на готов и хвататься за первую выгоду: средства неисчислимы!
Дядя Джак, взглянув на свою тарелку, и, не найдя огурчика и предупреждая м. Спек, берет последний картофель, подобно и. Беллион, делая следующее философское и общее замечанье:
– Здесь главное предупредить другого; открытие и изобретательность, быстрота и решимость: вот что нужно… Но знаете что беда: здесь совсем разучишься говорить; право, на что это похоже? Что-бы сказал на это бедный отец ваш? Ну что, как он – добрый Остин? Хорошо! и прекрасно; а сестра? Проклятый этот Пек! А что она, все помнит «Антикапиталиста»? Но я все это теперь поправлю. Господа, наливайте стаканы… я предлагаю тост!
М. Спек (натянуто). Я готов отвечать стаканом на это чувство. Но где же стаканы?
Дядя Джак. Тост за здоровье будущего миллионера, которого представляю вам в лице моего племянника и единственного наследника, Пизистрата Какстон. Да, господа, торжественно объявляю вам, что этот джентльмен будет наследником всего моего достояния: земель, лесов, земледельческих и рудокопательных акций, и когда я лягу в холодную могилу, (вынимает носовой платок), и не будет на свете бедного Джака Тиббетс, взгляните на этого джентльмена и скажите: Джак Тиббетс живет в нем!
М. Спек (напевая).
«Выпьем кубок в круговую!»
Гай Больдинг. Виват, браво, ура! трижды три раза! Вот это дело!
Водворяется порядок; очищают стол; все закуривают трубки.
Вивиен. Что нового из Англии?
М. Беллион. В публичных фондах, сэр?
М. Спек. Вы, вероятно, скорее хотите знать о железных дорогах: в этих оборотах наживется не один человек, сэр; но все-таки, я думаю, наши здешния предприятия…
Вивиен. Извините, если я перебью вас, сэр: мне казалось, по последним газетам, что в отношениях Франции есть что-то неприязненное; нет надежды на войну?
Майор мак-Бларне. Вы хотите идти на службу, молодой человек? Если связи мои по министерству могут вам пригодиться, очень рад! Вы заставите гордиться этим майора мак-Бларне.
М. Беллион (тоном авторитета). Нет, сэр, мы не хотим войны: капиталисты Европы и Австралии не хотят её. Пусть только Ротшильды и несколько других, которых мы называть не будем, сделают это, сэр (Беллион застегивает свои карманы), и мы также сделаем; что тогда будет с вашей войной, сэр? (Ударяя рукой по столу, м. Беллион в горячности разбивает свою трубку, оглядывается кругом из-под зеленых очков, и берет трубку м. Спека, которую этот джентльмен небрежно положил возле себя).
Вивиен. А кампания в Индии?
Майор, О, если вы говорите об Индийцах…
М. Беллионь (набив трубку Спека из больдингова кисета, прерывает майора), Индия другое дело. Против этого, я не скажу ни слова! Там война более полезна для капиталистов, чем всякой другой рынок.
Вивиен. А что там нового?
М. Беллион. Не знаю; у меня нет индийских акций.
М. Спек. И у меня нет. Время Индии прошло: теперь наша Индия здесь. (Хватается своей трубки, видит ее во рту у Беллиона, и смотрит на него в отчаянии). Нужно заметить, что эта трубка не простая, а пенковая, в Австралии не заменимая).
Пизистрат. Скажите же пожалуйста, дядюшка, я все еще не понимаю, каким вы теперь заняты предприятием: верно какое-нибудь доброе дело, что-нибудь такое для блага человечества, филантропическое, великое?
М. Беллион (удивленный). Что вы, молодой человек? Неужели вы еще так зелены?
Пизистрат. Я, сэр, нет, Боже меня упаси! А мой (дядя Джак с умоляющим взглядом поднимает палец, и проливает чай на панталоны племянника; Пизистрат, которого чай обжог и сделал нечувствительным к жесту дяди, поспешно продолжает) мой дядя… Какая нибудь большая национальная, колониальная, антимонопольная…
Дядя Джак (прерывая его). Ха-ха-ха, какой повеса!
М. Беллион (торжественно). С такими теориями, которые даже в шутку не могут относиться к моему почтенному и благоразумному другу, (дядя Джак кланяется), вы, м. Какстоп, боюсь я, никогда не успеете в жизни. Не думаю я, чтоб ваши спекулации были вам по сердцу. Однако становится поздно, господа: нам пора.
Дядя Джак (вскакивая). А мне еще столько нужно сказать ему. Извините нас: вы понимаете чувства дяди (берет меня за руку, выводит из хижины, и уж на дворе говорит). Вы разорите нас: себя, меня, вашего отца, мать. Для кого, вы думаете, тружусь я и мучусь, если не для вас и для ваших? Вы просто нас разорите, если будете говорить в таком смысле при Беллионь: у него сердце такое же как у Английского-банка, и он, разумеется, прав. Человечество, ближние… гиль! Я отказался от этого очарования, от этех великодушных увлечений моей юности! Наконец я начинаю жить для себя, т.-е. для себя и для родных. И на этот раз я успею, увидите!
Пизистрат. Поверьте, дядюшка, что я от души готов надеяться; и, отдать вам справедливость, во всех ваших идеях непременно есть что-нибудь светлое, но ни одна из них никогда…
Дядя Джок (прерывая со вздохом). Какие состояния другие нажили от моих идей! страшно подумать. Да! и уже ли еще будут упрекать меня в том, что я не хочу более жить для этого сброда тунеядцев, жадных и неблагодарных шутов? Нет, нет! Теперь я, я, и я! А вас, мой друг, вас, я сделаю Крезом; непременно сделаю!
Пизистрат, изъявив свою признательность за все эти обещаемые в будущем блага, спрашивает, как давно дядя Джак в Австралии, что заставило его приехать в колонии, и в чем заключаются его настоящие виды. К удивлению своему он узнает, что дядя Джак уже четыре года здесь; что он выехал из Англии год после Пизистрата, побужденный к тому, говорит он, этим достохвальным примером и тайным поручением от управления колоний или от компании переселений, которого впрочем объяснить не хочет. Дядя Джак удивительно делает дела с тех-пор, как забыл о ближних. Первая его спекуляция по приезде в колоши была покупка домов в Сиднее, которые (по причине непостоянства цен в колониях, где за-частую один человек вместе с надеждой взлетает на радугу, а другой с отчаянием тонет в безднах Ахерона,) достались ему чрезвычайно дешево и были проданы им чрезвычайно-дорого. Но главным его делом было содействие первому населению Аделаиды, которой он считает себя одним из первых основателей, и так-как в потоке переселения, обильно приливавшем предпочтительно к одному месту в первые годы его существования и увлекшим с собою всякого рода доверчивых и неопытных любителей приключений, были растеряны значительные суммы, то из этех сумм человек с ловкостью и решимостью дяди Джака не мог не подобрать кое-какие обломки и осколки. Дядя Джак умел промыслить себе отличные рекомендательные письма к важным лицам колоний: он вошол в ближайшие связи с некоторыми из главных владельцев, стремившихся к устроению монополии поземельной собственности, (что с-тех-пор и приведено в исполнение, чрез повышение цен и исключение из обществ мелких капиталистов), и представил им себя, как человека с обширным знанием дела, пользующегося доверием сильных людей в Англии, и особенным весом в английской журналистике и т. д. И это не должно ронять их прозорливости, пот