– А ты тогда чего тут? Тоже несчастный влюблённый?
Он поморщился, оглянулся на дом:
– Надоело всё. Тошнит просто от всего этого.
Мария решила было съязвить, но вдруг передумала, вздохнула:
– Можно и так сказать.
Он снова взглянул в сторону дома. Ухмыльнулся:
– Тогда что? Поцелуемся?
– Что? С чего это?
– А почему нет? – Артур равнодушно пожал плечами. – Вот-вот сюда явится вся честная компания, я слышал шёпотки, что следует немедленно выйти в сад, в доме слишком душно. Если честно, мне до жути хочется всем им леща отвесить. Чтоб если уж отвечать, оправдываться до конца жизни, так хоть не без причины.
Мария отчего-то не бросилась с криками протестовать, а задумалась.
– Всё достало, не представляешь как.
– Может и представлю.
Артур вздохнул, встал рядом, так же прижимаясь спиной к дереву.
– Лучше бы я никогда не взрослел. То, как взрослые паясничают, просто с ума сводит.
– По правде говоря, ты с детства не очень-то изменился.
Он немного помолчал, а потом встрепенулся, бросил взгляд в проход между деревьев и судорожно зашептал:
– Быстрее, решайся. Они близко. Ну? Не трусь!
– Давай.
Всё случилось так быстро… так стремительно, что Мария просто не успела подумать. Просто не успела! Иначе никогда бы не поступила так, как поступила. Она подалась Артуру навстречу и махнула на всё рукой. Душа требовала бунта, и бунт поднялся.
Поцелуем это, конечно, можно было назвать с большим трудом. Так, трогали друг другу губами безо всякого удовольствия. Каждый больше слушал, что происходит вокруг. Шум приближался.
– Ах!
Мария немедленно оторвалась от Артура, а тот встал рядом и вызывающе выставил ногу вперёд. Молча.
– Я немедленно уезжаю.
Кадриэль отвела глаза от обоих и бегом бросилась прочь из сада. Побагровевший, Лиран крепко сжал зубы и бросился за ней. Родители Артура выглядели так, будто заставали сына над остывающим трупом с окровавленным ножом в руках.
Мария должна была почувствовать стыд за свой поступок. Раскаяние. Позор. Муки совести.
Но в душе царила какая-то необыкновенная лёгкость. Она даже глаз не опустила, более того, улыбнулась, смотря куда-то в сторону. Ситуация смешила.
– Кхе, кхе, – кашлялась Нинель. – Думаю, нам тоже пора. Родители просили вернуться пораньше.
Мария сразу же пошла за сестрой, рядом пристроилась Яу. Они ушли из сада, оставив за спиной Артура со всем его семейством и ошарашенных гостей. Панкрат, как выяснилось, шёл за сёстрами, он усадил их во флайку и отвёз домой. По дороге никто не говорил, Яу и Нинель были так оглушены произошедшим, что только глазами хлопали да брови возвращали на место, но те всё равно поднимались на лоб.
Семейной флайки на площадке не было, значит, остальные члены семьи ещё не вернулись.
Нинель, оказавшись на земле, посмотрела круглыми глазами на остальных, пробормотала что-то невнятное, а после побежала домой, размахивая зонтиком.
– Я, пожалуй, тоже пойду, меня ждут в сети. – Яу поспешила за ней.
Мария осталась стоять, смотря сёстрам вслед. Почему-то она не ожидала такой реакции с их стороны и сразу связала её со своим недавним поведением.
Панкрат, в отличие от девчонок, никуда не спешил. Он остановился рядом, прямо за левым плечом, хотя Мария всячески старалась сделать вид, будто она тут одна. С одной стороны, хотела немедленно уйти, с другой – не хотела выглядеть так, словно спасается бегством.
– Ты меня удивила, Машка.
Что это за звуки? Нет, Марии послышалось, ничего не было.
– Правда.
Только вот в голосе его звучало что-то насмешливое и не злое. Действительно растерянное. Но она продолжала игнорировать Панкрата.
– Неужели, – наконец спросил тот, – ты не нашла другого способа расстаться со своим женихом?
И тут Мария разрыдалась. Вот просто так, ни с того ни с сего.
Она стояла, прижав руки к груди и плакала, плакала, слёзы текли по щекам, плечи дрожали.
– Не плач, Машка, – Панкрат обнял её, прижал голову к своей груди. – Уже теперь чего плакать-то?
Но она продолжала.
Можно себе представить, что за известие получили господа Тенявцевы на обратном пути домой. Им позвонили восемь человек и все по поводу невообразимого поведения старшей дочери Марии.
Сказать, что чета Тенявцевых была ошарашена произошедшим – ничего не сказать. Особенно Максимилиан, его усы то и дело возмущённо топорщились. А вот Виола, вначале ужасно удивившись, задумалась. И даже, кажется, о чём-то приятном.
Младшие же сёстры встретили известие с восторгом.
– Мария? Это была Мария? – вопили они, стараясь не подпрыгивать на месте и не злить Максимилиана. – Ну она даёт! Какая она, оказывается, смелая! Ха-ха-ха! Пусть все знают, какая у нас сестра!
– Какая у вас сестра? – сгоряча прикрикнул Максимилиан. – Подумала она о последствиях? О том, что оскорблённый министр Удонин способен стереть нашу ферму с лица земли? О чём она думала?
Младшие сёстры, конечно же, притихли, однако, судя по всему, не очень-то впечатлились отцовской отповедью.
Когда флайка наконец опустилась на площадку перед домом, Виола дождалась, пока младшие дети убегут прочь и осторожно придержала мужа за рукав.
– Дорогой. Пообещай не ругать Марию. Ни слова ей не говорить до завтра, пока ты не остынешь. Прошу.
– Не знаю, смогу ли я сдержаться!
– Прошу, сразу отправляйся в наши комнаты. Мария наверняка спряталась у себя, если ты её не увидишь, то и не наговоришь того, о чём потом пожалеешь. А завтра… завтра посмотрим, как всё исправить.
– Да как ты такое исправишь? Если господин Удонин решит, что его оскорбили, а любой уважающий себя человек на его месте непременно бы так решил, то!.. И заметь, никто Марию не принуждал к этому браку. Никто!
– Возможно, мы всё же на неё давили.
– Да?
– Прошу, дорогой. Просто разреши мне разобраться с этим самой. Прошу.
– Хорошо, только ради тебя, – недовольно ответил Максимилиан. И тут же обратился к Липучке. – Передай Нинель, что я хочу её видеть.
– Передаю. Нинель подтвердила получение сообщения. Нинель отправила ответ: «Буду».
Господин Тенявцев, дёргая плечами и головой, словно норовистый конь, поспешил в кабинет на первом этаже. Он не смотрел по сторонам, чтобы случайно не увидеть Марию, ведь тогда его безупречная выдержка может дать трещину, о чём впоследствии придётся пожалеть. Господин Тенявцев любил Марию и не хотел сгоряча наговорить дочери неприятных слов. Наверняка была причина такого поступка, как бы неправдоподобно это ни звучало.
Виола же направилась в комнату к непокорной дочери. Вошла с материнским допуском и нашла Марию сидящей на подоконнике. На дочери была длинная белая рубашка, из-под которой торчали босые ноги, волосы распущены, голова склонена, вид унылый. Прямо ожившая иллюстрация смертницы в ночь перед казнью.
– Милая…
Мария вскинула голову и тяжко вздохнула.
Диалог наладился не сразу. Виола долго рассказывала, что любит дочь любой, извинялась за то, что из-за её прессинга та поступила таким образом, отмахивалась от жалких объяснений и продолжала гнуть свою линию.
– Мы ведь не сразу решились тебя взять. Вначале хотели девочку не старше десяти, но программа подбора выдала детей с разбросом в два года. И мы подумали – ты же не виновата, что старше на два года, ты же не специально так родилась. В тебе же столько наших ген… И мы никогда, никогда не пожалели, что поехали тогда с тобой познакомиться. И никогда не пожалеем.
В конце концов Мария просто расплакалась от жалости к себе и к родителям, и ко всему своему семейству, которому теперь могут грозить неприятности. В тот «светлый» миг она не думала о последствиях, только о том, как устала от всего происходящего, а тут пришлось взглянуть на завтрашний день.
– Прости меня, мама, – рыдала Мария.
– Уже простила, моя радость, – рыдала Виола.
Так или иначе, ночь наступила и мало-помалу семейство Тенявцевых успокоилось и задремало, чтобы утром проснуться словно ни в чём не бывало. Даже господин Тенявцев с момента пробуждения был доброжелателен и не понимал, отчего вчера так несдержанно себя повёл. Дело молодое, ну поцеловались двое в саду, тоже мне трагедия! Мария не помолвлена, всем известно, что пока бумаги не подписаны, пока не сделана электронная запись в архивах, сделка не считается законной, и в торговле, и в делах сердечных.
Господин Тенявцев отправился работать, младшие сёстры бросились с прилежанием учиться, что свидетельствовало об их лености во время отсутствия родителей, и всё было бы прекрасно, но тут в гости явилась госпожа Звягина.
Мама Артура вылезла из флайки с воплями и всю дорогу к дому стенала, обмахивая красное лицо веером из белых перьев.
– Дорогие мои, это ужасно, ужасно! Ах, что же такое происходит! Как же нам всем быть? Что делать? Как поступить?
Виола спешно провела гостью в гостиную, приказала старшим дочерям спуститься и составить им компанию. Когда появилась Мария, госпожа Звягина вздохнула ещё горше.
– Как же так, Мария, как же так?
Госпожа Тенявцева тут же перевела огонь на себя – забросала госпожу Звягину вопросами вперемешку с сочувственными вздохами. Та с радостью делилась подробностями:
– Это ужас что за ночь была! Страшно вспоминать! Гости разбежались. Многие прислали холодные извинения, после таких слов наше общение с ними продолжать невозможно. А сколько любопытных соседок мне позвонили? Я и не знала, что столько людей воспользуется моим несчастьем, чтобы потешить собственное любопытство! А Кадриэль… Ох, дайте мне воды! Прислала официальный отказ от знакомства! Сухие две строчки, в которых тонна презрения. С припиской, что запросит защиту от закона, если Артур осмелиться подойти к ней ближе чем на девять метров. И что бы вы думали? Я была уверена, что Артур расстроится, но он только фыркнул да ляпнул – было бы из-за чего переживать. Пусть катится. Нет,