Пахарев со скорбью рассматривал эти таблицы и эти паспорта и, как ни старался, ничего не понимал. Чего же могли понять в таком случае сами учащиеся?
«Или я идиот, или он идиот — третьего не дано», — сказал он себе и спросил педолога, понимает ли он сам-то эти картинки и характеристики.
Педолог смело обмерил Пахарева глазами и, не не дрогнув бровью, ответил:
— Кроме меня, добраться до смысла, пожалуй, никто не сумеет, дражайший Семен Иваныч. Наука очень новая, Семен Иваныч. В Москве возглавляет это движение Энчмен… Здесь я действительно одинок.
— Согласен, — ответил Пахарев, — гений всегда одинок, и в провинции и в столице.
И посоветовал Марии Андреевне контролировать каждый шаг педолога.
Педолог, высокий как жердь, волочащий ногу и припадающий на нее, бесстрастный, с полузакрытыми глазами человек, двигался медленно, осторожно ступал, хватаясь за коленки, а когда объяснял урок, то не отрывался от записной книжки. Выговаривал педологические термины с трудом, точно только вчера их услышал и усвоил. На уроки он приносил свернутые трубочкой рисунки, чертежи, диаграммы, схемы и показывал их и объяснял сидя, не глядя на класс. На партах в это время играли в шахматы, читали, сражались в «козла» или в двадцать одно на пирожки, на щелчки, на бабки. Он никогда не вмешивался в жизнь учеников… Была негласная и подразумеваемая договоренность не трогать друг друга. Педолога беспокоило только одно: чтобы не усомнились в необходимости его науки. Поэтому он изо всех сил старался охранять ее приоритет перед всеми науками. Стены его кабинета решительно все, без просвета, были увешаны плакатами, восхваляющими педологию. «Я — представитель марксистской науки о детях, — то и дело повторял он к месту и не к месту. — Последователь знаменитого Энчмена. Его «18 тезисов» разрешили окончательно все вопросы педагогики и психологии»[1].
Иногда он ссылался еще на Кречмера да на Блонского. Кроме этой троицы, он никого больше не признавал. Способности и поведение ученика он объяснял конституциональными особенностями организма и эндокринной системы. Из него так и сыпались фразы: «беззубое детство», «молочнозубое детство», «постояннозубое детство». С книгой Кречмера «Строение тела и характер» он не расставался даже в постели. По Кречмеру отмечал связь умственного развития школьника с щелочностью слюны, возрастом матери.
Педолог, потея от чрезмерного труда, мерил грудную клетку учеников, ширину лба, изучал их на тысячи ладов, мог всякого отправить в школу дефективных или в группу «трудновоспитуемых и неуспевающих». Ученики шарахались от него в сторону, проходя мимо. И пугали друг друга: «Смотри, обмеряет — и запишет отсталым». А в классах распевали сочиненную ими песенку:
Наш педолог очень ловок,
Одаренный любит род.
Рост обмеряет — готово:
Ну и будешь идиот.
Однажды педолог обследовал старшие группы. Он велел им ответить письменно на такие вопросы по тестам:, «Что такое ложь?», «Что такое правило?», «Что такое ошибка?», Что такое революция?».
Педолог написал вопросы и ушел. Ученики, сговорившись не писать ответов, стерли вопросы на доске и заменили своими.
В о п р о с. «Что такое дуб?»
О т в е т. «Строительный материал, который идет у некоторых людей взамен лобной кости».
В о п р о с. «Что такое подхалим?»
О т в е т. «От усердия болеющий радикулитом».
В о п р о с. «Что такое микроскоп?»
О т в е т. «Прибор, посредством которого делают из мухи слона».
В о п р о с. «Кто имеет дело с идиотами?»
О т в е т. «Психиатры и педологи».
Вернувшись в класс и прочитав это, педолог до того растерялся, что сказался больным и тут же ушел домой, но все же умолчал перед коллегами о своей неудаче. Зато ученики разнесли по классам свои вопросы и ответы и несколько дней подряд друг друга спрашивали на переменах:
— Что такое дом? Что такое блин? Что такое керосин?
Однажды одна из учениц, Портянкина, не явилась на занятия. Ее привел сам Портянкин за руку и рассказал, что та была испугана чем-то в школе и два дня никак не могла прийти в себя, сидела в углу и все повторяла: «Не пойду больше в школу, покуда он там, и не скажу того, о чем он спросил». Только Семену Иванычу призналась девочка, и то наедине, как ей задал педолог вопрос, не болел ли кто у нее в роду наследственными болезнями.
Семен Иваныч попросил у педолога список всех «отстающих». Когда учителя дали всем им характеристики, то сократилось число их наполовину. А после того, как тщательно обследовали эту половину, число «отстающих» сократилось опять вдвое. Тогда Семен Иваныч решил сам, и совершенно официально, проверить работу педолога.
Педологу было внушено, что педология есть непогрешимая наука, новая и очень нужная, а поэтому он должен быть столпом школы, и он поверил в это. Он так неподдельно заботился о «педологических показателях» учеников, и так много и искренно вкладывал в это сил, и так сокрушенно говорил о «наследственной отягощенности» учеников, что Семен Иваныч не мог его ошибки приписать намеренной склонности к неприличиям и отнес их за счет невменяемости его исполинского усердия.
Семен Иваныч сам явился на одно из обследований и очень внимательно выслушал ответы учениц по тестам Бинэ, исправленным Блонским. И вот курьез: хорошие ученицы дали неправильные ответы, а плохие вышли на первое по одаренности место.
Пахарев сам стал ходить на эти обследования почаще. Однажды педолог демонстрировал ассоциативный эксперимент по Юнгу, устанавливающий быстроту реакции школьников. Сперва ученику зачитали несколько слов. Затем педолог произносил одно из них, а школьник в ответ ему другое, какое придет в голову. Слово, которое произносит педолог, называется стимулятором, а которое назовет ученик — реакцией. И вот педолог сказал: «Стол». Ученик ответил: «Стул». Педолог объяснил, что время между произнесением первого слова и второго в науке названо временем реакции и его измеряют секундомером. Посредством такого эксперимента, объяснил педолог, определяется способность субъекта к сообразительности и живость ума. Тот ученик, который привык думать, продлевал время реакции и попадал в категорию умственно отсталых, а тот, который как попугай произносил механически что бог на душу положит, но быстро, занесен был в разряд самых одаренных. Это не только удивило Пахарева, а возмутило, и он сказал сам себе: «Сейчас я вижу, что это — абсолютно идиотская «наука».
Кроме того, педолог разделил всех учеников на три группы, отнеся каждого к тому или иному типу, по Кречмеру: атлетическому, астеническому, пикническому. Ученики стали называть друг друга уже не по фамилии и не по имени, а так: «Астеник! Атлетик! Пикник!»
— Пикник, дай в морду астенику, а будет давать сдачи, кликни атлетика.
Одному дали в группе прозвище «Высший интеллектуальный ребенок», другому — «Ущемленный комплекс», третьему — «Гормон». Вскоре вся терминология педолога вошла в бытовой обиход школьника, обогатив и без того очень емкий школьный жаргон, а сам педолог получил кличку Идиотолог.
Один раз педолог задал ученицам такой вопрос:
— Ну вот, одна женщина гуляла в народном саду, очень густом и тенистом. Вдруг она очень испугалась и бросилась к постовому милиционеру. На ветке дерева она увидела… Что она увидела, девочки, на ветке дерева?
— Известно что, — ответили всё одна за другой. — Наши ребята постоянно лазят на деревья в саду, наверно, там был который-нибудь из наших школьников…
— Наших ребят уж не раз милиционер стаскивал с деревьев, — подтвердили и следующие.
Но педолог сокрушенно развел руками и грустно произнес:
— Показатели вашей сообразительности очень печальные. Ведь ответить надо было так: «Женщина увидела в саду повешенного». Только такой ответ дает указания на одаренность, на что и указывает наша наука.
— Почему же? — спросил изумленный Семен Иваныч. — В их ответе больше логики. У нас в садах не вешаются, только мальчишку и увидишь на деревьях. Стало быть, и ответ ребят не может быть иным. Кто из наших ребят видел повешенных в саду?! Я сам ответил бы так же.
— Вы делаете политическую ошибку, Семен Иваныч, я извиняюсь. Педология — это научный синтез того, что составляет существенные результаты отдельных научных дисциплин, изучающих развивающегося человека. Ну вот случай, который подтверждает правильность наших тестов, — ответил педолог, обидевшись. — Ваня Крошкин здесь?
Все оглянулись и в углу увидели робкого мальчика, за которого ответили другие:
— Тута.
— Подойди поближе, Ваня, — сказал педолог, — ответь: черный или белый был галстук у учителя сегодня?
Мальчик молчал. Педолог что-то записал в анкете.
— Какого цвета скворец? — спросил опять педолог.
Мальчик и тут молчал и выдергивал нитки из рубашки.
— Мальчик плохо реагирует на впечатления внешнего мира, — сказал педолог и поглядел в книгу светила педологии. — Он ненаблюдателен, и понятно, что мало одарен. Его следует отправить в группу неуспевающих. Подойди, Ваня, поближе и ответь на вопрос: «На скамейке сидели рядом Маня, Коля и Петя. Маня сидела направо от Коли, а Коля направо от Пети. Кто из них сидел посередине?
Ваня закрыл глаза рукою и вдруг заплакал, сперва тихо, сдержанно, потом плач перешел в рыдания.
Семен Иваныч попросил выйти учеников, а Ваню взял за руки и сказал:
— Ладно, иди домой, Ваня, больше мы тебя ничего спрашивать не будем. Не горюй.
— А куда он меня записал? — сказал мальчик. — Мама будет ругаться, а товарищи задразнят.
— Никуда ты не записан. Будешь учиться в той же группе, — сказал Семен Иваныч. — Знаете что, товарищ, — обратился он к педологу, — вы их не мучайте зря. Исследуйте, измеряйте, если это необходимо, но не зачисляйте их в разряды «отстающих» или «одаренных». Мы, учителя, с ними сталкиваемся каждодневно и не всегда можем сказать, кто одарен, а кто нет. А где уж вам. Мне думается, что на ваши вопросы всякий ответил бы по-разному. Кроме того, сами вопросы вызывают в ученике подозрения, опасения, страх, затрагивают чувства стыдливости, чувства чести…