— А, ты в этом смысле? — Сергей, не скрываясь, смерил вельможу изучающим взглядом. — Это ж совсем другой расклад! Приятно чувствовать себя вразумляющим свышем.
Ну шо, вернешься на исходные рубежи или прямо здесь, на месте, клясться будешь? Ты ж, надеюсь, не возражаешь, если мы тут немного приобщимся к величию момента?
Фрейднур, шо ты хлопаешь глазами? Тебе, между прочим, еще вашей братии и дружине рассказывать, как твой господин искренне, без всякого принуждения, буквально, по зову сердца и прозрению свыше присягал законному наследнику престола. Бастиан, а ну-ка, не спи. Спрячь ножик — здесь салаты пока не в тренде. Бери свою балалайку, изобрази на ней фанфары. Присяга все же, не хухры-мухры!
— Это да, — закивал Фрейднур. — Мы-то, это да!
Ла Валетт вернул в ножны метательный клинок и потянулся за музыкальным инструментом.
Пипин бросил на комиса испепеляющий взгляд, но промолчал и, отвернувшись, снова преклонил колено перед юным Дагобертом.
— Сергей, вы что же, ему верите? — спросила Женечка.
— Хороший вопрос, невольно чувствую себя почтенным коллегой-психологом на конвульсиуме, в смысле, консилиуме. Верю ли я Пипину? Да как себе!
— Ему действительно можно доверять, как вам? — в голосе девушки слышалось нескрываемое удивление.
— Евгения Тимуровна, дорогая моя коллега, мне, конечно, лестно узнать, что мне, по-вашему, вообще можно доверять, но, заметьте, я ничего такого не говорил.
— Но как же?! — возмутилась Женя. — Вы же сказали: можно верить, как вам.
— Правильно. А я бы в такой ситуации постарался найти лазейку, чтобы подставить вражину злого под ближайший карающий меч или ломающий щит — ну, шо-нибудь такое. И скорее всего, мне бы это удалось. Так что волчья верность — до первого леса, а мы, стоит заметить, прямо в нем и находимся. Пока что этого зверя мы держим за уши, но отпускать и гладить по шерсти, а тем более против, не стоит. Еще вопросы есть?
— Нет, — четко ответила Женя.
— Тогда слушаем и аплодируем. Главное, шоб Пипин Батькович от полноты душевных переживаний не забыл в присяге упомянуть чего-нибудь важного, а потому навострим уши на эльфийский манер.
Слова присяги смолкли над поляной и были встречены единогласным: «Да будет так!». Дагоберт простер свою правую руку над головой коленопреклоненного майордома, утверждая свою беспредельную власть над недавним заклятым врагом.
— Эх! — задумчиво протянул Лис. — Нет здесь живописца, а лучше фотографа, шоб запечатлеть этот знаменательный для всего цивилизованного человечества миг. Ну, да ладно, Бастиан, ты все рассмотрел?
— Конечно, мастер Рейнар.
— Вот и славно, вот и замечательно. Тогда — шо замер, как февральский сурок на морозе? Быстренько слагай балладу, к концу недели все франкские земли должны знать о присяге вельможного Пипина Геристальского законному наследнику.
Будущий герой баллады метнул на Лиса недобрый взгляд. Соображал он быстро, и потому хорошо понимал последствия распространения среди народа такого шедевра инородного творчества.
— Я уже слагаю, мастер Рейнар, — склонил голову менестрель.
— Вот и умница, потом мне покажешь, может, какие строфы придется петь в особых случаях.
— Это в каких особых?
— Это для особо продвинутой публики. Оно ж, может, не всем стоит знать, с чего вдруг доблестный Пипин проникся мыслью спешно мчаться в лес на присягу. Как он тут колени преклонял. Ну, в общем, сообразишь, не маленький.
— Моя клятва искренняя, — волевым усилием расцепляя зубы, проговорил майордом.
— Так кто ж с этим спорит? — Лис всплеснул руками. — Вы ж самым-самым первым успели на присягу, кортеж бросили на произвол судьбы, так, стало быть, не терпелось. Это надо восславить, подать пример всем прочим, еще политически недозрелым.
— Я хочу знать, где находится тело моего отца, — перебил глумливую речь Сергея принц Дагоберт.
— Оно спрятано, — промямлил очевидно недовольный поворотом разговора Пипин.
— Где? — настаивал принц.
— Там, в лесу, в гроте… — майордом неопределенно махнул рукой.
— Мы отправляемся туда!
— Но я не уверен, что смогу отыскать.
— Если не сможешь ты, смогу я, — холодно отчеканил Дагоберт. — Но лучше, чтобы тебе это удалось.
— Уважаемый престолонаследник! — вмешался Лис. — Может, сначала займемся насущными делами? Я, наверное, вас огорчу, но пока до трона далеко, как до луны ползком. Оно, конечно, головокружение от успехов — штука приятная, однако…
— Нет, — мотнул головой Дагоберт, — мы должны провести обряд как можно быстрее.
— Замечательно! — хмыкнул Сергей. — То есть бросить без присмотра заговорщиков, Брунгильду с ее отморозками, и мчаться Бог весть куда устраивать поминки?
Кстати, насчет мчаться — конских голов у нас значительно меньше, чем людских, шо существенно понижает темп передвижения. И эту задачку на вычитание мы тоже должны решить прямо сейчас. Опять же, за Луарой мамашу вашу ждут войска, а с той стороны, откуда мы прибыли, если что и ждет, то одни неприятности. Тех, кто держит сторону этого верноподданного, — Лис кивнул в сторону Пипина, — мы, конечно, нейтрализуем, но есть и те, кто пойдет за Брунгильдой. И шо-то мне подсказывает, таких будет немало.
— Мы должны захоронить моего отца по обряду, и как можно раньше.
— Куда торопиться? Если все это время он лежит в гроте… — Рейнар снова повернулся к Пипину. — Вы его хоть камнями завалили, чтоб зверье не сожрало?
— Завалили, — буркнул тот.
— Вот видишь, тело надежно спрятано. Если очень неймется, можем добраться до монастыря Святого Эржена. Там живут вот такие ребята! — Лис поднял большой палец. — Мы с ними намедни, — он замялся, — всю ночь предавались посту и молитве. Так шо, если им адресок черкнуть, они сделают все в лучшем виде.
— Ни в коем случае! — едва не прокричал Дагоберт. — Мы все сделаем сами по старинному обряду, принятому в нашем роду!
— Бастиан, ты шо-нибудь понимаешь? В Сорбонне на эту тему кто-то шо-то рассказывал?
— Н-не припомню, — Валет углубился в недра памяти в поисках нужной информации. — Возможно, людей драконьего племени не хоронят в освященной земле?
— А как их вообще хоронят?
— Представления не имею.
— Шо ж делать? Придется выяснять у носителя и первоисточника.
— Ладно, доживем — узнаем. Едем, уговорил.
— Я никого не уговариваю! — оборвал его Дагоберт. — Мы поедем и проведем обряд.
— Замечательно! — хмыкнул Сергей. — Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним! В смысле, олени в этом лесу водятся, а кони — нет. Ну да Бог с ним, доберемся до ближайшего трактира, коней я у каких-нибудь купцов выиграю.
— Но мы же можем заплатить, — вмешалась Гизелла.
— Даже так? — Лис заинтересованно поглядел на государыню. — Тогда заплатите мне, а у них я выиграю для собственного удовольствия.
Но реальность, она, шо тот закон Архимеда, с ней не поспоришь. В Реймс движется колонна знати, на уме у них хорошенько выпить-закусить за чужой счет, и они будут очень расстроены, если не получат внятного объяснения, чего ради их так нагло прокинули. Как говорил когда-то венценосный папаша нашего храброго сэра Жанта: «Начинать правление с расстройства баронских умов по причине пустых желудков можно, лишь имея совершенно расстроенную голову».
— Как же нам лучше поступить? — спросил Дагоберт.
— Нужно бросить им в клювики нечто такое, шоб им уже не хотелось ни есть, ни пить.
— Например, что все они отравлены в замке Форантайн! — радостно предложил Карел зе Страже.
— Шо, правда? — Лис удивленно поглядел на подопечного. — Ну, прямо сказать, кухня в подземелье действительно была очень не очень. Но, по-моему, кто-то насмотрелся фресок ужасов перед сном.
— А что? — упорствовал богемец. — Все отравлены, а противоядие только у принца Дагоберта. Они сами к нему и приползут.
— Как наяву вижу эту картину: мы отправляемся хоронить покойного государя, а за нами по пятам метется толпа баронов, отчего-то не желающих помирать в страшных муках. А тот, кто за нами не увяжется, непременно умрет — кто через десять лет, кто через двадцать.
Вот веселуха начнется! Бароны вообще люди, страдающие чувством юмора в патологической форме. Любят, чтобы над ними так тонко поизмывались. И готовы отплатить той же монетой.
— Тогда что же? — огорчился герцог Нурсийский.
— Быть может, — начал Бастиан, — это, конечно, всего лишь мысли вслух…
— Мысли про себя можешь оставить для себя. Давай, не тяни кота за лапу.
— Насколько я понимаю, госпожа Брунгильда чрезвычайно опасается, что вы, мессир Пипин, выйдете у нее из повиновения.
Майордом печально вздохнул.
— Она желала, чтобы вы сочетались браком с мадам Гизеллой, но лишь затем, чтобы через вас править франкскими землями.
— Таков был ее план.
— И всякая весть, — все увереннее говорил менестрель, — о том, что вы проявляете независимость в своих помыслах, а уж тем более — действиях, можно с уверенностью сказать, выведет Брунгильду из себя.
— Не стану спорить.
— Я также уверен, — ободренный собственной правотой, уже без прежней мягкости продолжал объяснять Ла Валетт, — что среди баронов, скачущих ныне в Реймс, достаточно тех, кто служит не столько вам, сколько вашей, с позволения сказать, сестре.
— Таких вокруг много.
— Значит, желательно сообщить им, что вы присягнули законному наследнику престола и заключили помолвку с мадам Гизеллой. Что вся эта шумиха с поездкой в Реймс была придумана лишь для того, чтобы отвлечь внимание Брунгильды и ее соглядатаев.
— Но я не желаю заключать помолвку! — вспыхнула мать Дагоберта.
— О настоящей помолвке речь не идет, достаточно пустить слухи. Они, знаете ли, самый распространенный, хоть и не самый надежный источник новостей.
Пипин опасливо поглядел на окруживших его людей, остановил жадный взгляд на Гизелле и промолвил: