— Да ты..! — взревел оскорбленный барон, хватаясь за секиру.
— Пусть говорит! — загремело вокруг.
Охочие до битв франки умели ценить красивую речь, а уж тем более, когда она была понятна каждому из них.
— Да как он смеет?! — не унимался оскорбленный.
— Пусть говорит! — еще громче ревела собравшаяся вокруг толпа.
— Ты хотел знать, кто я? — обращаясь к неудавшемуся дезертиру, крикнул посланник Дагоберта. — Меня зовут Бастиан. Всякий может видеть — я не воин, я грамотей. И все же я — свободный человек, и знаю, что такое глядеть в глаза опасности. Ты хочешь бежать, могучий воитель? Что ж, беги, дорога свободна! Но оставь мне свой меч. Тебе без него будет легче улепетывать! А мне с ним предстоит умереть в воротах священного для каждого из нас, франков, Реймса! Умереть с честью, как подобает свободному человеку!
Одержимая нечистой силой мятежница идет сокрушить христианскую святыню, поработить души франков, отнять вашу свободу! Разве не слышали вы, о чем написал высокородный Пипин Геристальский в своем послании?! Разве не воины передо мной?
Она — мятежница, а вы — люди, которым Господом и судьбой предначертано держать оружие, защищать правых от неправых, слабого от произвола сильного, хранить Дом Божий от посягательств разбойника! Вы же, забыв о своем высоком предназначении, намерены разбежаться?! Путь свободен!
Дай мне свой меч, барон, и я стану в воротах Реймса! И даже если буду стоять там один, потомки скажут: «Все же среди изменников и трусов нашелся один, кто не убоялся, кто остался верен, для кого доблесть и честь — не пустой звук! Его звали Бастиан!»
— Это не наше дело! — не унимался задетый за живое барон. — Пусть сам Пипин разбирается с сестрой…
— Так и говорила курица, узнав, что хозяйка перестала кормить своего кота. Вот только кот потом залез в курятник и сожрал ее, так что лишь перья остались. Беги же, прячься в свой курятник, никто тебя не держит! — насмешливо перебил его Бастиан.
Вояки грохнули от хохота. Барон побагровел и стал хватать воздух ртом, не зная, что ответить.
— Ну-ка, посторонись, сосед! — послышалось рядом, и тяжелая рука сдвинула жертву острослова в сторону. — Эй, Бастиан! Меча я тебе своего не дам, но в воротах, пожалуй, рядом стану! Ну-ка, я Магнус, сын Магнуса Вестфольдского, кто со мной?!
— Я пойду, — послышалось из бряцающей железом толпы. — Я Индрик, сын Бьорна. Кто тут меня не знает?
— Да и я пойду! — раздалось неподалеку.
— А чего?! Это отродье Левиафана уже всем поперек глотки! — крикнул еще кто-то позади Ла Валетта. — Раз бунтовать удумала, чего ж ей кровь-то не пустить?!
Воинство зашумело, бурно выражая поддержку.
— Ладно, — наконец выдавил давешний барон. — Ты, парень, зла не держи, я ж как все, с вами, значит, пойду.
Лис критически посмотрел на лохмотья кольчужного полотна, свисающие с ветки.
— Хорошая была кольчужка, аккуратно проклепанная, и плетение густое, не босяцкая «пятерка»[9]. — Он потянул находку, и та послушно свалилась в его руки. — Это ж кто ее так по-доброму оприходовал?
Он внимательно оглядел край лоскута. Большинство колец были разорваны, точно железная проволока обратилась вдруг в сдобное тесто. По месту слома шел темный след запекшейся крови — защитный доспех рвали, не снимая с хозяина.
— М-да, — Сергей взвесил находку в ладони и повернулся к Дагоберту. — Уважаемый принц, а нам точно надо туда ехать?
— Да, — подтвердил тот. — Иного пути нет.
— Славная кольчужка была, — еще раз вздохнул Лис. — Я так полагаю, кто-то из тибальдовских бойцов ее носил, царство ему небесное.
— Вы можете оставаться, — отрезал Дагоберт. — Я пойду один.
— Щас! — хмыкнул Лис. — Уже остался! Не знаю уж, как у вас тут принято, а у нас детям до шестнадцати одним ходить на такие мероприятия запрещено. Так шо и не надейтесь.
— Мне сегодня тринадцать, — гордо сообщил Дагоберт. — Я уже взрослый мужчина и смогу постоять за себя не хуже других!
— С днем рождения, конечно! Желаем долгих лет жизни и успехов в учебе. А посему спрашивается: ну вот чего ерепениться?! — Лис отбросил покрытый запекшейся кровью лоскут. — Мы же одно дело делаем. Я о том говорю, что если во всякую дыру башку совать, то вместо нее тоже скоро дыра будет. Понять сначала нужно: куда лезем, зачем? Чего пытаемся добиться? У всякого рожна есть обратная сторона, и там, что показательно, острия нет. Может, чем попусту кишки на дреколье мотать, обойти и ударить?
— Здесь обойти не удастся. Это хаммари — каменное отродье. Оно проскользнуло в этот мир через драконий лабиринт и завладело одними из многих врат, — не сводя глаз с окрестных кустов, пояснил Дагоберт.
— Вот шо-то я совсем уже ничего не понимаю: врата, миры, лабиринты… Можно как-то подробней?
Принц внимательно поглядел на Лиса и замерших в ожидании спутников. Он вовсе не лукавил, сейчас бы ему хотелось, чтобы все эти люди оказались где-нибудь подальше, в безопасности, ибо схватка, которую вскоре предстояло начать, была не по силам ни одному из них.
— Хаммари, — начал он, понимая, что без объяснений не обойтись, — были сотворены до людей. Согласно нашей летописи, их создал Энки, наполовину дракон, наполовину человек. Сотворив Землю со всеми ее морями, горами, лесами, он с богиней Лиах, в чьей власти дыхание всего живого, так возрадовались, что перебрали волшебного напитка Ману. Тогда они пожелали населить Землю существами, которые бы восхищались творением их рук так же, как они сами, и славили Творцов всякий день и всякий час.
Это деяние настолько увлекло их, что боги стали лепить существ из еще мягкого на заре творения камня и вдыхать в них жизнь. Под действием волшебного напитка они состязались, кто вылепит существ, как бы это сказать, попричудливей. Когда же дурман рассеялся, они увидели, что натворили, и ужаснулись, ибо творения их были страшны видом, свирепы нравом, и сердца их были из камня.
Тогда Первотворцы решили уничтожить свои неудачные порождения. Однако не тут-то было: те были хитры и чувствовали опасность. Едва Энки занес над их головами смертоносную длань, они устремились кто куда, точно гнусные букашки. Они находили самые ничтожные зазоры между сотворенными мирами и пробирались туда, ища спасения подальше от гневного взгляда Энки и Лиах.
Те же вместо каменных чудищ, разделив образ свой, создали человека, дабы он заселял Землю, и драконов, дабы они стерегли границу меж этим миром и тем, где нашли убежище каменные твари. Да, у нас общий предок, — видя удивление спутников, негромко произнес Дагоберт. — Нас вообще многое связывает. Мы, драконы, тысячи лет охраняем этот мир от вторжения злобных уродцев, уничтожая их и там, и, что намного труднее, здесь. Если бы люди знали, какому ужасу мы противостоим! — Он напрягся, приложил к губам палец, а затем прошептал: — Это хаммари!
По лесной тропинке, согнувшись в три погибели, шел старик в длинном, волочащемся по земле темном плаще с капюшоном. Тонкие когтистые пальцы перебирали массивные четки.
— С виду, так ничего страшного, — шепотом пробасил Карел. — Дедуган себе как дедуган. Радикулитом согнуло, — добавил он.
Заслышав говор, а вернее, почуяв опасность, хаммари сторожко остановился и сбросил капюшон…
Глава 25
Я больше не боюсь.
Топот сотен копыт гулко отдавался в голове Бастиана. Казалось, сердце грохочет в такт отдаленному звуку. Отряд мадам Брунгильды приближался. Ла Валетт уже ясно различал оскаленные в рыке багровые лица берсерков ее личной стражи. Сегодня лишь накинутые на плечи плащи из медвежьих шкур служили им доспехом, морды свирепых зверей красовались у них на головах вместо шлемов. Сама госпожа Брунгильда скакала впереди своей небольшой армии, ревя и размахивая над головой двуручной секирой с таким остервенением, что едва поспевающие следом медведеголовые казались за ее спиной кучкой сорванцов, спешащих на маскарад.
Бастиан в ужасе глядел на разъяренную физиономию человекоподобной гарпии. Военный совет, состоявшийся вчера ночью, разработал план боя. Как подтвердил господин инструктор, вполне разумный план. И вот сейчас ему предстояло на себе испытать, насколько велики полководческие дарования местных баронов, и верно ли предвидение мастера Рейнара.
Он украдкой огляделся по сторонам. Его нынешние соратники были готовы к бою, хотя, судя по лицам, вовсе не горели желанием оказаться на пути сестры майордома и ее телохранителей — несгибаемого железного острия летящего навстречу войска.
Бастиан, пожалуй, отдал бы сейчас все, что угодно, лишь бы оказаться подальше от места грядущей сечи. Но разве вчера кто-то тянул его за язык, разве не сам он обещал встать в воротах Реймса?! Ну вот, час настал. Ла Валетт поднялся в стременах, мучительно пытаясь совладать с дрожью в коленях.
— Друзья мои! — крикнул он срывающимся от волнения голосом. — Даже если мы умрем сегодня, помните, черви съедят их всех тоже! — он ткнул пальцем в нападавших. — Исполним же свой долг! Наша слава будет жить вечно!
Десятки голосов поддержали его клич, и вслед за этим дождь стрел обрушился на отряд госпожи Брунгильды. Ну, не совсем дождь, так, легкий дождик. Несколько воинов схватились за древки вонзившихся стрел, торопясь обломать их. Еще пятеро упали наземь. Но ни сама предводительница, ни ее телохранители не обратили внимания на обстрел. А между тем, — Бастиан готов был поклясться! — он видел своими глазами, как стрела ударила Брунгильду чуть ниже ключицы и отрикошетила в сторону, точно от стального панциря.
— Пора! — мотнул головой Ла Валетт, отгоняя засевшее ядовитой занозой видение. — Вперед!
Повинуясь его приказу, всадники немедленно развернулись и тут же бросились в бегство. Стремительное, безостановочное, но, главное, вполне упорядоченное бегство. Будто состязаясь за кубок Дерби, бароны мчали, погоняя коней, к распахнутым воротам Реймса. За спинами их слышался негодующий рев преследователей, крайне раздосадованных неэтичным поведением неприятеля.