— Назови своё имя… Ученик. — наконец проскрипел он.
— А это имеет значение?
— Нет. — на лице дряхлого старца появился намёк на улыбку — не имя делает человека, а человек - имя. Прошлое должно оставаться в прошлом, и неважно как звали тебя прежде. Хорошо, что ты понимаешь это.
Старец на несколько мгновений прервался, пожевав губы.
— Клянёшься ли ты, никогда не лгать, всегда говорить правду?
— Клянусь. — признаться, отвечать на этот вопрос было немного боязно — вдруг старец или мастер Лант умеют определять ложь? Однако ложь слетела с моих губ легко и естественно. У меня же в голове крутилась одна мысль — до тех пор, пока я не солгу, ложная клятва не будет ложью? Ведь если я поклялся не лгать, значит клятва будет нарушена только тогда, когда я кого-то обману? А до тех пор — это правда? Или это стало неправдой, когда я запланировал обмануть кого-то? Статуя не заплакала и не дрогнула, карая меня за обман. Однако странно знакомое чувство дежавю посетило меня… Я тряхнул головой, сбрасывая наваждение. А остальные, похоже, и не ожидали иного ответа. Однако несколько мгновений меня всё же сверлили взглядами. Я же смотрел на статую, не отводя от неё глаз.
— Где бы ты ни был… Кто или что не встало бы на твоём пути… Клянёшься ли ты встретишь это без страха?
— Клянусь — это тоже не было ложью — лишь подтверждение обещания, данного себе ещё давным-давно, в прошлой жизни…
— Сколь сложна бы не была битва… Клянёшься ли ты встать на сторону тех, кто достоин?
— Клянусь. — достоинство можно определять по-разному, правда ведь?
— Клянёшься ли ты всегда быть верным, словом и делом, чему и кому бы не принадлежала твоя верность?
— Клянусь. — то, что моя верность принадлежит только мне можно опустить.
— Клянёшься ли ты всегда поступать по справедливости, в миру и в битве?
— Клянусь. — справедливость, она у каждого своя…
— Клянёшься ли ты быть милосердным, когда и кому бы это ни было необходимо?
— Клянусь. — умолчим, что то, что я понимаю за милосердие, кое-где могло бы считаться невероятной жёсткостью.
Старик, вышедший из самих глубин древности, замолчал на минуту, переводя дух, и наконец сказал:
— В пучинах морских и чащобе глубокой… В пещере древнейшей и мраке ночи… На пиках Хребта и средь звёзд пустоты… Никогда не должен сдаться ты…
Пока я раздумывал что на это ответить на удивление быстрыми и отточенными движениями для своего возраста старец сотворил в воздухе неизвестную мне фигуру. Какая-то неуловимая сила со страшной болью ударила в грудь, а в глазах помутилось. Я упал на колени, не в силах справиться с разгорающимся внутри меня огнём, как всё внезапно закончилось. Боль ушла, оставив лишь лёгкое фантомное напоминание, которое быстро проходило. Медленно поднимаясь с колен я с подозрением смотрел на совершенно невозмутимых стариков.
— Запомни этот момент, пока ещё безымянный рыцарь. Отныне и до самой смерти — ты рыцарь людей. Через год я хочу услышать историю с твоим именем. Справишься — войдёшь в орден странников. Нет — навсегда останешься обычным рыцарем. Ступай.
Интерлюдия.
Молодой рыцарь уже вышел из зала, а семь фигур в капюшонах пошли в неприметную дверь за статуей, где скрывался небольшой кабинет для совещаний. Рассевшись по старшинству в удобные, мягкие кресла, они разлили немного прохладительных напитков и переглянулись.
— Вы заметили, магистр? — мастер Лант вопросительно посмотрел на древнего старца, восседающего во главе стола.
— Да, первая клятва. Странное чувство… Не ложь, но и не правда… — на лице глубокого старика появилось выражение крайней задумчивости — не могу припомнить, чтобы когда-то я встречал что-то подобное.
— Может быть, дело в том, что он сам не был уверен? — сделал предположение мастер Зелтин.
— Как можно быть не уверенным в том, правду ты говоришь, или ложь, особенно в случае с посвящением в рыцари ордена? Да, он не хватал звёзд с неба, но неплохой боец из него точно вышел! — горячо возразил мастер Уильям.
— Вы ничего не хотите добавить, сэр Кадоган? Это всё-таки ваш ученик. — осведомился мастер Шеор, а остальные скрестили взгляды на самом молодом члене застолья.
— Ничего. — лицо старого рыцаря оставалось абсолютно невозмутимым. Остальные — понимающе переглянулись.
— Большинство людей Тиала физически неспособны лгать, и количество способных на это с годами всё уменьшается. Даже если предположить, что наш молодой воспитанник принадлежит к этому исчезающему подвиду людей, и уже успел заиметь какие-то секреты, это неважно. Есть кое-что ещё, что я почувствовал, накладывая на его душу печать. Некая аномалия, словно скрытая так глубоко, что он сам может о ней не подозревать. Хотел бы я знать, что это значит… Вы знаете что-то об этом, сэр Кадоган? — неожиданно сильным голосом спросил старец, резко выйдя из задумчивости.
Рыцарь молча встал и вышел из комнаты.
— Красноречиво. — протянул мастер Лант.
— И всё же, возможно, мы должны что-то предпринять по этому поводу? — подал голос мастер Шеор.
— У вас есть какие-то предложения? — иронично осведомился мастер Уильям.
— Я заметил кое-что ещё. Статуя Отца. Он постоянно смотрел, на неё со странным выражением, но мне сложно понять, что оно значило. Вспомните, возможно, кто-то из вас видел нечто подобное — вмешался мастер Зелтин.
Старики прикрыли глаза и принялись вспоминать, прокручивая в голове недавнее посвящение. Наконец, мастер Лант открыл глаза и сказал:
— Это узнавание. Статуя казалась ему немного знакомой, но он никак не мог понять откуда…
— Подобных статуй наберётся едва ли два десятка на все королевства. И все они недоступны для посвящённых — он никак не мог увидеть их — подал голос мастер Эрик.
— Вот и ответ на ваш вопрос, мастер Шеор. Воля Отца. — проскрипел древний магистр.
Слов больше не требовалось. Начало было положено.
Глава 20
Выйдя за стены монастыря, я широко вдохнул воздух. Запах свободы был… никаким. Конечно, было приятно покинуть уже порядком надоевшие мне стены и наконец-то заняться делом, однако столь неопределённое задание от старого хрыча мешало насладиться этим полностью. Можно было, конечно, и не выполнять его — карьеру в королевствах мог сделать и обычный рыцарь. Отойдя немного от крепости и усевшись на большой булыжник, я решил провести ревизию имеющихся с собой предметов. О какой-либо зарплате или стипендии для учеников в монастыре, конечно же, даже не подозревали. И хотя при желании — город был в полудне пути — можно было отправиться туда, это было строжайше запрещено и могло привести к вылету из учеников со свистом — чему, кстати, однажды я был свидетелем. Смысл подобного запрета от меня несколько ускользал — возможно, это было проверкой на следование правилам, твёрдость духа, выполнение приказов? Многих учеников, как и меня, наставники либо водили по городу, либо позволяли пожить в нём немного самостоятельно, а затем — не выпускали из монастыря. И понимай как хочешь…
Денег в монастыре заработать было негде, как и потратить. Провиант и вещи первой необходимости доставляли из ближайших деревень, более редкие предметы — из города. Однотонную серую одежду выдавали всем ученикам. По окончании обучения, впрочем, помимо щита и меча мне выдали некоторое количество более приемлемого для похода снаряжения — приличные кожаные сапоги, пару комплектов простой дорожной одежды и явно видавшую лучшие дни потрёпанную кольчугу. Классический набор бедного рыцаря, не иначе. Помимо этого, удалось вытрясти с кухни монастыря провизии на неделю, большую флягу с водой — на несколько дней должно хватить, хотя определить на глазок её вместимость было затруднительно. Три платиновых монеты, и мешочек с золотом, сиротливо пролежавшие невостребованными все эти годы так и остались со мной. Сложив все имеющиеся вещи в собственноручно сделанный мешок, я мысленно добавил в список первоочередных вещей для приобретения хорошую сумку.
Сидеть одному на камне мне долго не пришлось, впрочем. Уже через полчаса явился сэр Кадоган собственной персоной. И, пожалуй, пришло время обсудить с ним вопросы, которые во время жизни в монастыре были совсем неактуальны.
— Что-то не так? — наставник выглядел необычайно мрачным.
— Старики подозревают, что ты был не до конца искренен в своих клятвах. — Тяжело вздохнул сэр Кадоган.
— Это чем-то грозит? Что вообще следует за их нарушение? Никогда не слышал о клятвопреступлениях.
— А ты способен их нарушить? — наставник остановился и остро посмотрел на меня заледеневшим, пробирающим взглядом.
Я мгновение помедлил, размышляя с ответом.
— Твоей секундной заминки достаточно, чтобы понять ответ — сухо отметил рыцарь. - Ты никогда не слышал о клятвопреступлениях, потому что большинство людей вообще неспособны предать собственное слово и собственные клятвы. Мы, люди, никогда не лжём намеренно. Давший слово всегда будет стараться исполнить его — такова наша суть, сама наша природа взывает к этому. Самые суровые наказания обычно применяются, если кто-то не сдержал данное слово, поэтому им не принято разбрасываться. Но иногда встречаются исключения… Это то, о чём обычно не говорят и стараются забыть. Об этом не пишут в книгах. Это позор всех людей…, и никто не знает причины того, что такие люди вообще бывают. Кто-то говорит, что это испытание, посланное нам Отцом, а кто-то — что это проклятье… — на лицо старого рыцаря легла тень.
Молчать о своих тайнах — это же не ложь? Не ложь. Но грань между ложью и правдой может быть тонка… Иногда, сказав лишь часть правды, сам того не ведая один человек может обмануть другого.
— Мне чем-то грозит подобная особенность, если о ней станет известно?
— Люди редко задумываются о подобных вещах. Большинство даже не знает не то что о подобных тебе, а даже не догадывается о людской неспособности лгать. Простонародье просто живёт своей жизнью, беззаботной и простой.
— А кто знает?