Мрачно раздумывая, я оценивал свои шансы на выживание. И без посторонней помощи они стремились к нулю. Однако кто поможет мне здесь, в горах, на границе с дикими землями? Люди обходят стороной эти места, да и варвары тоже. Но всё же… Невольно мне вспомнилась клятвы, данная в монастыре старому магистру: они все были для меня тленом. Всё, кроме одной: никогда не сдаваться. Тогда я ещё подумал — эту, единственную, будет сдержать проще всего. Потому что я так хочу. Тогда сложно было представить, что именно мне придётся делать перед смертью — но в одном я точно был уверен: это никогда не будет признание поражения. Пока ты жив, ничто и никогда ещё не кончено.
Слова Кадогана вспомнились мне в этот момент. Когда-то давно, пытаясь понять этого, несомненно, удивительного человека я спросил его — довелось ли ему когда-либо бывать в ситуации, когда шансов выжить, казалось, не осталось.
— Много раз. — улыбнулся старый рыцарь.
— И всё же ты здесь.
— В каждом человеке скрыто больше силы, чем он думает о себе. В любом из нас есть эта нескончаемая, неутолимая жажда, что двигает нас вперёд: одни желают богатства, другие славы, третьи мечтают о любви, а кто-то просто о более уютном доме. И что бы это ни было, это всегда стоит того, чтобы за это сражаться — кем бы ты ни был, чего бы не желал. В момент отчаяния, когда кажется, что надежды нет перед лицом неминуемой смерти, вспомни о том, что желал больше всего — и преврати это желание в силу, что сметёт любые преграды. Быть может, это даст тебе шанс.
Люди черпают силу из разных вещей. Кто-то находит её в любви, кто-то в комфорте, кто-то в творчестве, а кто-то в спокойствии. Бесчисленное множество путей найти в себе силы встать и прожить ещё один день, сражаться за существование, если это необходимо. Я нашёл её в ненависти. Кто-то говорит, что нельзя научиться ненавидеть, не научившись по-настоящему любить, но сегодня мне было кристально ясно, что это ложь. Что в этой, что в прошлой жизни, мне не довелось любить кого-то кроме себя — окружающие меня люди всегда были лишь инструментами, удобными или нет. Оказавшись на грани, можно научиться множество вещей, и мне довелось научиться ненависти. Никогда ранее мне не довелось столь сильно ненавидеть кого-либо, и лишь чудовищным усилием воли мне удалось подавить желание ударить кулаком в пол или стену. Ярость и жажда мести переполняли меня — демону ничего не стоило помочь мне. Ничего, в это я был уверен.
Поэтому в этот самый миг, в холодной тёмной пещере, вдали от всех, кто мог мне помочь, я поклялся сам себе, что если выживу, положу всю свою жизнь, все свои жизни, все свои стремления, на то чтобы отомстить ему, кто бы он ни был. Никогда и ничего мне не хотелось больше, чем этого. Будь он демоном, я стану убийцей демонов, будь он богом, я стану богоборцем. Сколь бы могущественным и непостижимым не было это существо, оно имеет свои пределы — иначе я не был бы нужен. И если мне не удастся найти его слабое место, то я найду то, что ему дорого, и уничтожу это.
Злоба настолько сильно переполняла меня в тот миг, что усталость на мгновение отступила. Медленно поднявшись, используя меч как рычаг и трость, шаркающим шагом, опираясь на стену пещеры, я на ощупь двинулся вглубь. Каждый шаг давался тяжелее предыдущего, однако, когда казалось, что вот-вот мне недостанет сил двигаться дальше, лёгкий порыв ветра спереди тронул меня. Значит, рядом был выход. За следующим поворотом виднелся свет — пещера оказалась сквозной…
Опустившись на землю, я задумчиво смотрел на живописные пейзажи, раскинувшиеся внизу. Пещера вывела меня на противоположную сторону — ту, что, должна выходить на юго-восток, и возможно, совсем неподалёку уже лежали земли Ганатры. Однако вплоть до горизонта было видно лишь холмы и леса… Небо было затянуто тучами так, что сложно было определить время дня.
Из груди вырвался тяжёлый вздох. В лесу внизу, вероятно, можно было найти воду или что-то съестное — однако переход по пещеры, казалось, выпил и без того маленькие силы. Не было твёрдой уверенности, что удастся даже спуститься с гор — а вокруг были лишь камни с редкой порослью травы. Не кустарники же обгладывать...
Однако удача всё же улыбнулась мне перед лицом смерти. Горную тишину разорвал небесный грохот, и вскоре на меня пролился дождь. В иное время любой человек вряд ли обрадовался бы непогоде — но только не сегодня, только не сейчас. Лёжа на мокрых камнях и положив на грудь свой антрацитово-чёрный щит, я жадно пил стекающую с него воду, пил, и не останавливался, пока не почувствовал, что вот-вот лопну… А затем, перевернувшись на живот и громко захохотал, совершенно не волнуясь об окружающей меня мокрой грязи. Смеялся, смеялся и не мог остановиться. Вода — это жизнь, верно? Теперь у меня точно был шанс.
— Спасибо. — напившись, наполнив флягу, отдохнув и насквозь промокнув прошептал я небесам.
Небеса гремели и грохотали, сверкая молниями. Было ли это ответом? Сомневаюсь. Но мне всегда нравилось благодарить тех, кто никогда не будет требовать с тебя долгов, так почему бы не сделать это сейчас?
Мурашки прошли по спине от прохладного ветра и промокшей одежды, и миллионы мелких иголок вонзились в руки и ноги, возвращая чувствительность. Покряхтывая, как старый дед, я поднялся на ноги. Поразмыслив, снял с себя опостылевшую давным-давно кольчугу: предстоял долгий путь, и именно она, была, пожалуй, самым бесполезным весом из всего что было у меня с собой.
Времени, что ушло у меня на спуск с гор, хватило чтобы ливень практически закончился, а на окружающие холмы спустились сумерки. Усталый и раненый, слепой и голодный — шансов дойти до людей было всё ещё немного. Странник может идти днями и ночами, не делая остановок… Однако я не спал уже несколько дней. Интуиция подсказывала, что ночевать в горах безопаснее — поэтому, найдя подходящий уступ с навесом, мне пришлось мгновенно забыться тревожным, беспокойным сном.
Пробуждения, что было отвратительнее этого мне не пришлось испытывать за обе мои жизни. Я проснулся от холода — мокрая и холодная одежда словно впилась в тело, заставив его дрожать. Голод, тошнота, головная и телесная боль… И всё же пришлось заставить себя подняться и двигаться, дрожа и стуча зубами.
Предгорья окутал густой туман, и дальнейший путь терялся в нём. Пока я спускался с гор, было время осмотреть окрестности и продумать свой путь: оставалось лишь двигаться в нужную сторону… По существу, выбор был небольшой: леса или холмы.
Сами горы были окружены небольшим лесом, однако в дальнейшем он либо кончался, переходя в ухабистую и холмистую местность. Горы тянулись на северо-восток — и с этой их стороны леса, окружающие их, тянулись вдоль в том же, либо противоположном направлении. Между ними, на востоке и юго-востоке лежали зеленеющие холмы.
В Арсе многие деревни стояли на окраине лесов, но ни одного поселения — внутри леса. В Ренегоне лесов вообще было мало, а те что имелись были не слишком большими, и большинство деревень было расположено на равнинах или среди холмов: старейшее королевство людей освоило свои земли лучше всего. Мне было неизвестно, как люди предпочитают селиться в Ганатре — однако разумным было предположить, что шансов найти деревню за очередным холмом у меня больше, чем двигаясь по лесу или вдоль него, главное — не заплутать в этом тумане...
И я встал и пошёл сквозь туман, дрожащий, усталый и голодный. Но каждый шаг давался легче и легче: вот только туман становился всё гуще и гуще, и в момент выхода из предгорного перелеска на холмы, стало сложно различить даже конец холма — лишь неровные кусты и высокая сорная трава…
Вид с высоты показывал лишь прекрасные, зеленеющие холмистые луга. На деле это был высокий, по пояс, а где-то и выше, вал травы, идти по которому отнюдь не было удобно или просто. Но я шёл и шёл, и был намерен идти даже больше чем смогу.
Туман всё сгущался и сгущался, образуя вокруг меня вихри и странные образы. Казалось, что прошёл уже целый день, однако не было видно и намёков на рассеивание окружающей меня густой дымке, а вокруг оставалось светло, словно в разгар дня.
Это всего лишь туман — сказал себе я. Суеверия людей насчёт него не имеет оснований, просто водяной пар после дождя…
В тумане что-то ухнуло, словно где-то рядом на ветке сидела сова. Вокруг была лишь трава — никаких деревьев, однако мне уже не удавалось разглядеть что-либо дальше, чем на расстоянии пары метров. Вдалеке заголосил протяжный, заунывный волчий вой…
Я ускорил шаг, насколько это возможно. Чувство жизни по-прежнему молчало, поэтому полагаться следовало только на обычные человеческие чувства. Некоторые виды волков Тиала были заметно крупнее и опаснее своих земных собратьев и имели множество подвидов. Часть из них собирались в стаи, иные, покрупнее — бывали и одиночками. Оставалось лишь надеяться, что если эта встреча и состоится, то это будет одиночка — со стаей мне точно не справиться.
Высокая трава вокруг шуршала и шелестела, а в спину дул холодный ветер. Вой начал раздаваться всё ближе и ближе, но какофония странного скрежета, пощёлкивания, уханья и протяжного гудения из тумана мешала чётко определить, с какой он стороны.
По дороге мне встретилось небольшое каменное плато, лишённое растительности — это была вершина холма. Приглядевшись, я с удивлением и радостью понял, что когда-то тут добывали камень — место явно несло в себе следы открытой добычи. Именно тут было решено остановиться, чтобы слегка отдохнуть и встретить возможного преследователя.
Обнажив клинок, несколько мгновений я полюбовался им — с того самого боя в Септентрионе мне не доводилось пускать его в ход. Сделав несколько пробных взмахов, разминая мышцы, я с удивлением увидел как клубящиеся струи густого тумана, словно змеи, окружают и обвивают меч, как будто они были живые…
Вой раздался совсем близко. Рассмотреть что-то вокруг стало решительно невозможно — туман сгустился до такой степени, что уже сложно было различить конец собственного меча. Я до предела напряг уши, напряжённо вслушиваясь в окружающие звуки, пытаясь вычленить нужный. И на мгновение раньше, чем было поздно, мне это удалось!