— Тогда получается, что я могу убивать врагов так долго, пока не рухну от усталости? Нужно лишь не убить себя в процессе?
— Настоящий мастер смерти не знает равных на поле боя.
Голос звучал всё так же холодно и отстранённо, но всё же мне показалось, что в этой фразе есть некоторая гордость за собственное искусство.
— Вернёмся к технике безопасности. Как мне обезопасить себя от вреда, дабы мои удары задевали лишь мои цели?
Это всё, конечно, здорово, однако превратиться в ходячий труп в мои планы точно не входило.
— По большей части: никак. Каждый мастер смерти наполовину жив и наполовину мёртв одновременно. Пользоваться энергией смерти и оставаться полностью живым и здоровым человеком почти невозможно.
— Если бы это было так, никто не стал бы этим заниматься. Кому нужна сила, если ты сам полутруп?
— Вот как? И много ты знаешь желающих стать мастером смерти?
Действительно. Не слишком много. Наверное, очень удобно рассказывать об этом, когда мы уже заключили сделку...
— Должны быть обходные пути. Почти невозможно, не значит невозможно.
— Наполовину жив всё ещё намного лучше, чем мёртв. Разумеется, они есть. Самый простой — не использовать смерть напрямую. Правильные ритуалы, инструменты, и артефакты сведут прямой вред твоей собственной энергетике на минимум, и если выдерживать между ними необходимую паузу, она вполне будет успевать восстановиться до эталонных значений. Хотя здоровья подобный образ жизни, безусловно, тебе не добавит. Помимо этого, у тебя есть в этом деле хорошая фора — над твоим телом поработал мастер жизни, и оно обладает более хорошими кондициями и способностями к восстановлению, чем у обычного человека.
— Это простой путь, значит, есть пути и посложнее?
— Многие адепты смерти по мере практики создают в своём теле своеобразные нити смерти — убивая свои каналы жизненной энергии и заменяя их смертью на постоянной основе. Таким образом, выпуская через них энергию, ты не вредишь остальной части организма, задействуя для искусства только уже мёртвую часть.
— И как далеко это может зайти?
— Так далеко, насколько ты захочешь. Полностью убив себя таким образом, ты станешь не мёртвым и неживым. Многие мастера смерти считают, что это и есть финальная точка — бессмертный, почти неуязвимый разумный мертвец, который никогда не умрёт окончательно. Победа.
— Но не ты.
Что-то подсказывало мне, что сам демон не считает подобный исход финалом. Учитывая, где мы находимся…
— Не я.
Несколько минут мы молчали. Я обдумывал полученную информацию, о чём думал мастер смерти, можно было лишь гадать.
— Что делать, если я вдруг окажусь в безжизненной пустоши, но мне потребуются силы? Есть какой-то способ, не знаю, собрать смерть из воздуха? Местные мастера же как-то собирают рассеянную вокруг энергию, преобразовывают её?
— Ты путаешь понятия. Искусство смерти и искусство нейтраля — это разные вещи. Ровно, как и искусство жизни и искусство нейтраля.
— В чём разница? И то другое, суть — управление различными типами энергии, разве нет?
— Человек, который изменил твоё тело — мастер жизни и мастер нейтраля. Старый человек, который путешествовал с тобой и взял в ученики — только мастер жизни. Чувствуешь разницу?
Разницу я понимал. Но куда более интересным был факт, что демон знал кто такой мастер Лант, и знал кто такой сэр Кадоган, причём лучше, чем я, однако даже не называл их имён. Может потому что не знал? Получается, он мог узнать в чём они мастера, но не смог узнать, как их зовут…
— Хорошо, тогда как мне овладеть местной магией? Очевидно, быть мастером смерти и мастером нейтраля куда лучше, чем быть просто мастером смерти, разве нет?
— Я не знаю.
Неожиданно. За всё время нашего общения демон впервые признался в осутствии каких-то знаний.
— Можно больше подробностей о том, что именно ты не знаешь?
— Искусство жизни и искусство смерти преимущество базируются на теле, имея сперва физическую основу бытия, и лишь затем касаются души и энергетики. Искусство нейтраля же восходит к изначальной энергии сотворения, океану бытия, душе самой вселенной. Потому оно изначально происходит из души, лишь потом проецируется на тело и энергетику. Я взял твою душу из-за границ бытия, из-за пределов нашей вселенной. Поэтому каждый способен стать мастером жизни или смерти, но не каждый — мастером нейтраля. Ты можешь использовать искусство смерти и искусство жизни, не обладая душой. Однако с изначальной энергией такой фокус не пройдет.
— И я, судя по всему, неспособен?
Чувство пронзительного, смотрящего в самое нутро взгляда, посетило меня несколько мгновений, а затем пропало.
— Сложно сказать. Твоя душа несколько иная, нежели у любого жителя нашей вселенной. Это одна из причин почему я выбрал тебя — на неё не сработают некоторые методики поиска. Теоретически, каждая душа нашей вселенной способна в процессе эволюции обрести необходимые для управления нейтралью способности, однако насчёт тебя я не уверен. Может быть, у тебя когда-нибудь это получиться, а может, и никогда. Я не знаю. В любом случае не сейчас, и не в ближайшие годы: Для того чтобы разобраться в этом вопросе, нужны гении, исключительные магистры и архимагистры нейтраля. На Тиале просто нет таковых — мир ещё молод, никто просто не успел обрести подобное мастерство.
Не самые радужные новости. Но, как всегда, работать придётся с тем что есть. Поставим вопрос по-другому.
— Давай сделаем так — ты сам, самостоятельно расскажешь мне о том, что мне следует знать, что сделать, и какие тренировки произвести и какие техники отточить в первую очередь, как неофиту и твоему ученику? Надо полагать, у тебя в этом большой опыт, так? А затем я сам, отработав всё это, помещу это в книгу как основу. Ведь это в наших общих интересах, верно?
— Верно. Я уже думал, ты никогда не научишься задавать верные вопросы.
Глава 36
Заканчивался второй месяц моего пребывания в славном королевстве Ганатра, и, пожалуй, настало время подвести некоторые итоги. Оно было уже третьим по счёту королевством людей, с которыми я познакомился близко, и этого было вполне достаточно, чтобы провести параллели и сравнения. Ренегон, центральное и старейшее королевство, и по совместительству приют моей рыцарской альма-матер, на фоне остальных двух королевств вполне себе заслуживал звания королевства хитрецов и хвастунов. Никто, конечно, не говорил об этом напрямую, и возможно, дело отчасти было в лёгкой зависти к самому богатому и развитому королевству от соседей, однако некая маленькая толика снисходительности, и лёгкого неодобрения прямо-таки сквозила в людях, при его упоминании. В монастыре, конечно, иногда сложно почувствовать, чем дышат люди целого королевства, однако времени у меня было предостаточно — в целом, жители действительно любили похвастаться чем угодно. Яркими домами и нарядами, подвигами и историями, удачами и достижениями… И при этом не любили говорить прямо и ясно, предпочитая подводить собеседника к сути опосредовано, и прекрасным примером того были наставники в монастыре. Исключением из этого правила был лишь непосредственно сам сэр Кадоган, говорящий мне большую часть вещей напрямую, однако, надо полагать, это было следствием наших отношений учителя и ученика, а отнюдь не свойство его характера. Но даже в нём иногда проскальзывала некая хитринка…
Жители Арса были просты, понятны и прямы. Они высказывались там, где Ренегонцы предпочитали молчать, независимо от последствий. Открыто выражали как любовь, так и неприязнь: мне, впрочем, довелось ощутить на себе больше второго, чем первого. Сама их жизнь крутилась в основном вокруг непрекращающихся конфликтов с северными варварами, что накладывало свой отпечаток. Но вот Ганатра…
Разбираться в людях не так просто, как кажется на первый взгляд. За долгие годы детства своей новой жизни в Аурелионе я так и не смог выделить какой-то черты или стереотипа которые были в той или иной мере присущи всем жителям. Отчасти в этом было виновато отсутствие путешествий — почувствовать, чем дышат люди королевства сидя в окраинном баронстве сложновато. С Ренегоном и Арсом мне повезло — монастырь принимал в ряды учеников людей из самых разных слоёв населения, что хорошо позволило понять жизнь королевства, а северяне были примитивны, как обух топора. За месяц путешествия по Ганатре я посетил с дюжину деревень, пять мелких, и три крупных города. Они не сильно отличались от аналогичных городов других королевств — по моим впечатлениям, архитектурными изысками люди вообще не сильно увлекались. Большинство городов, замков и домов строились, казалось, по схожим шаблонам, и исключения из этого правила были немногочисленны и, как правил,о говорили о высоком достатке. Такими немногочисленными исключениями были, например, Келлийский монастырь, где я вырос, и Кордигард.
Я снял плотную кожаную перчатку, и задумчиво посмотрел на правую руку. За месяц путешествия мне уже удалось кое-чему научиться в искусстве смерти: от солнечного сплетения через всю руку по коже тянулась тонкая тёмно-серая нить омертвевшей плоти, заканчиваясь небольшим почерневшим шариком в центре ладони. Это была нить смерти — самый распространённый среди адептов искусства смерти способ контролируемо использовать энергию смерти, не вредя собственному организму. Сконцентрировав под своим контролем часть подвластной ему силы смерти, адепт целенаправленно убивал часть собственного организма, создавая своеобразную нить или канал из мертвечины — как правило, руки, хотя точкой выхода могла быть любая часть тела. Однако пролегающие через лицо чёрные полосы были слишком приметны, а направлять энергию ногами было бы весьма неудобно, поэтому я ограничился классической нитью, пролегающей неглубоко под кожей. Конечно, канал, направленные через один из кровеносных сосудов, был намного менее заметён, однако мне пока хотелось беречь себя от необратимых последствий. Подобную подкожную нить можно было вырезать, и затем на её месте выросла бы обычная, здоровая кожа. А вот вырезать из глубины руки омертвевший кровеносный сосуд было бы отнюдь не так просто…