Несколько долгих минут мы смотрели друг другу в глаза. Рыцарь казался полностью безмятежным — что было полностью противоположно моей взвинченности до предела. Хотел ли я действительно стать подобным странствующим рыцарем, бесстрашным и могучим, или это для меня лишь необязательная ступенька в деле удовлетворения собственных амбиций? Каким-то неведомым седьмым чувством пришло осознание — этот человек, как личность, сильнее меня. Он был практически моей полной противоположностью — никогда не заботился о своей выгоде, всегда стоял за других, делал нелюбимое, но важное для его мира дело. И всё же, несмотря на чудовищный абсурд подобных убеждений в его глазах светилась воля, превосходящая мою. Даже с опытом уже прожитых лет прошлой жизни за спиной я чувствовал, что этот человек старше и опытнее меня. И он каким-то неведомым чудом выковал из своей воли скалу, которую ничто не может сломать. Ничто не могло поколебать мою уверенность в том, свобода, отсутствие моральных рамок, эгоизм и отрицание авторитетов, бесстрашие и презрение смерти делало меня лишь сильнее — до этого момента. Со временем, что мы проведём вместе, он наверняка поймёт, что представляет собой моя личность. И он попробует изменить меня, со всем своим стремлением к альтруизму и добру, чести и справедливости. Хочу ли этого? Определённо нет. Но что-то давно забытое шевельнулось в моей душе. Словно глупая детская мечта дала о себе знать — однако ещё больше я хотел научиться тому, что до сих пор не знал — как сделать свою личность и волю сильнее. В глазах рыцаря плескался такой океан уверенности в себя, что несмотря на всю память прошлой жизни мне захотелось сделать шаг назад. Поверить ему — дать над собой власть, чудовищно рискнуть своими планами. Но риск — благородное дело, не так ли? Это был вызов, которого я никогда не принимал. Кажется, настала пора попробовать скрепы этого мира на прочность, вонзив в них свои реальные убеждения.
— Я согласен.
И старый рыцарь, впервые на моей памяти, по-настоящему улыбнулся.
Глава 8
— Значит, кошка погибла прямо в полёте? — рыцарь задумчиво прислонился к скале, вороша угли костра в пещере. На протяжении моего короткого рассказа он ничем не выдал удивления, лишь задав несколько уточняющих вопросов.
— Всё верно. — я решил не скрывать от наставника ничего из этого эпизода, кроме, разумеется, своего настоящего происхождения и голоса в пустоте.
Однако после моего рассказа странник ушёл в глубокую задумчивость, в которой пребывал уже примерно полчаса. Солнце уже скрылось за горизонтом, погружая верхушки леса в сумерки. Решив расспросить его завтра, и уже подготовив место для сна, я наконец услышал его, очнувшимся от ступора.
— У меня есть догадки о том, что произошло, однако твой рассказ рождает больше вопросов чем ответов. Прошло уже несколько дней, прислушайся к себе — ты всё ещё чувствуешь внутреннюю пустоту?
— Ничего не изменилось. — прислушавшись к себе, честно ответил я.
— Это будет не просто объяснить, я не мастак в высоких материях, но я всё же попробую.
Глубоко вздохнув, странник начал свой рассказ:
— С зари времён в мире есть своего рода субстанция, не похожая на всё, что мы видим вокруг. Она наполняет мир — находясь в каждом камне, в каждой капле, в каждой вещи и каждом живом существе. Чрезвычайно гибкая, под воздействием разных вещей она принимает разные формы — однако будучи перенесённой из одной формы бытия в другую, она стремится перекроить мир в привычную ей форму. Живые существа способны направлять этот процесс — не только люди, но и даже звери порою на это способны. Каждый человек способен на подобное, но тем не менее разным людям по-разному даётся этот талант. Эта сила, или субстанция, способная дать невероятные, немыслимые возможности, называется…
— Магия. - Выдохнул я.
Чертовы стереотипы. Похоже, я сказал это слово на родном языке.
— Никогда не слышал этого названия. — старик смерил меня острым взглядом, но воздержался от дальнейших комментариев.
Эта сила зовётся Тиал, и наш мир назван одноимённо, в её честь. Тиал — океан бытия, частица сотворения. Жрецы Отца проверяют всех на подобные таланты ещё в раннем детстве, и забирают на обучение. Если этого не делать, у необученных людей способности начнут проявляться сами по себе, иногда — разрушительно. И хотя с подобным твоему проявлением я никогда не сталкивался и не слышал о подобном — подозреваю, это явления одного порядка.
— И как выглядят подобные проявления?
— Это редкое событие — случается, если в каком-то регионе не осталось никого, кто мог бы проверять детей на способности в течении многих лет. Обычно это проявление каких-то базовых элементов бытия: огонь, ветер, или вода.
— Жрецы не могут ошибаться в этом?
— Отец научил людей этому. Здесь не может быть ошибки.
— Тогда как вышло, что меня не взяли на обучение в детстве? — веру рыцаря в безошибочность жрецов, я, конечно, не разделял, но было интересно узнать его мнение по этому поводу.
— Хороший вопрос, на который у меня нет ответа — лишь зыбкие предположения. Возможно, твой вариант дара редок и требует особенных условий для проверки. Возможно, мэтр Лионель — плохой жрец, хотя таковым он мне не показался. Или, может, Отец по какой-то причине решил вмешаться в твою жизнь? — учитель пожал плечами, делая вид что вмешательство высших сущностей в судьбу дело крайне обыденное.
Мог ли голос из пустоты и местный божественный “Отец” быть одной сущностью? Учитывая его возможности, вполне вероятно. Впрочем, равновероятным был и вариант того, что голос является аналогичной противоборствующей сущностью: понятно, что ничего не понятно.
— Отец часто вмешивается в жизнь людей? Расскажи мне об этом больше.
— Регулярно, конечно же. Отец — наш создатель, он научил людей большей части известных знаний и ремёсел. Раз в 7 лет Конклав собирается в Ренегоне и напрямую разговаривает с ним, однако иногда бывает и так, что сам Отец разговаривает с кем-то или помогает иначе.
— И в чём здесь его интерес? — ну правда, кто поверит в отсутствие каких-либо мотивов у высших сил.
— Ты бы оставил своих детей без воспитания жить в лесу или пещере? — наставник вопросительно поднял бровь, выражая высокую степень скепсиса.
— Конклав?
—Собрание высших иерархов церкви и королей всех королевств. Разбирают вопросы и споры, возникшие между королевствами, разрабатывают стратегию освоения новых земель. Предполагается, что жрецы и короли должны собираться в наиболее безопасном из всех королевств, и, хотя я слышал, иногда бывали исключения, на моём веку собрание Конклава бывало только в Ренегоне — это старейшее центральное королевство. Именно туда мы и отправимся на ближайшие несколько лет: это самые безопасные земли из всех одиннадцати королевств, некоторая часть деревень там даже частокола не имеет. Мы проведём там ближайшие годы, пока ты не окрепнешь достаточно.
— А чем плох Аурелион?
— Не обижайся, но твоё родное королевство — это глухой угол, и приехал я сюда исключительно в целях отдыха от основной работы. Тут сложно достать множество необходимых для обучения вещей, а в центральных королевствах есть всё, что только могут вообразить себе люди. Впрочем, позже, когда ты будешь готов, мы можем объехать все одиннадцать королевств: в мире много интересного. — глаза старика на секунду подёрнулись мечтательной плёнкой.
— Отец сотворил наш мир?
— Тебе никто не рассказывал историю сотворения? — наставник посмотрел на меня с лёгким удивлением.
— Мэтр Лионель рассказывал, но в общих чертах, без подробностей. И сотворилась вода и годы, твердь и небо... Другие люди сознательно избегали этой темы, говоря, что о таком в моём возрасте рано задумываться.
— И это тоже стоит добавить в копилку странностей твоего детства. Не то чтобы это было запретной темой. — задумчиво протянул рыцарь. — Я плохой рассказчик, а вставать нам засветло. Будет лучше, если ты прочитаешь её самостоятельно — в городе я достану книгу. А пока давай спать.
Комментарии сэра Кадогана вызывали у меня лёгкие вспышки злости. Не слишком-то приятно осознавать, что тебя держат за идиота. Кто будет говорить с дурачком о таких сложных вещах, как сотворение мира? Конечно, отделаются парой фраз. Быть может, когда дело дойдёт до завоевания мира, я пересмотрю приоритеты в отношении к родному королевству. А может и нет.
Глава 9
Мы добрались до городских стен без происшествий. Город… я бы скорее назвал это большой деревней. Однако на Тиале, похоже, называли городами те деревни, что имели каменные стены. Они поражали — в плохом смысле — своей грубостью, неровностью, и резко контрастировали со стенами моего родного замка. Ни о какой обрезке или даже подборе подходящих по размеру камней здесь речи не шло — стены являли собой просто нагромождение камней разных размеров, залитое каким-то серым составом. Где-то, кажется, прямо в стены, были вмонтированы гигантские булыжники, а на одном из участков вместо стены просто был большой холм, который горожанам пришлось частично вырыть — там было построено что-то вроде башни. Деревья в довольно большом радиусе вокруг города были вырублены, а на просторах вокруг стен были разбиты поля.
Голая функциональность буквально пронизывала это небольшой, суровый городок. Ворота были закрыты, стражники молча открыли их для нас без промедления. Ни налогов, ни вопросов, ни мзды — людей в город пускали без сомнений и вопросов. Наставник лишь кивнул страже и молча проследовал вглубь города.
Внутри город выглядел деревня деревней. Деревянные домики, разбитые огороды, где-то держали мелкую птицу, а где-то местных гребенчатых бурёнок. Местные жители иногда с интересом на нас посматривали, но с вопросами не приставали. Вопреки моим ожиданиям, направились мы отнюдь не в таверну — старый рыцарь в первую очередь повёл нас к монастырю, который, впрочем, не сильно отличался от остальной деревеньки и являл собой полдюжины чуть более крупных деревянных домов, ограждённых декоративным заборчиком. На подходе к нему мой учитель наконец-то заговорил.