Джем содрогается: его касаются жирные перепончатые пальцы и оставляют влажные следы, что похоже на прикосновение мокрого студня.
– Что ты…
Оно широко раскрывает ротовую мембрану и выхватывает фонарик из рук у Джема.
– Э!
С добычей в руке оно улепетывает по коридору.
– Я… – начинает оправдываться Джем, разводя руками. – Я не виноват.
Странник отправляется в погоню, таща Рилу за собой.
– Не виноват, – бормочет он, ускоряясь после того, как теряет свет из виду.
Свет фонарика обнажает руины, выдавая состояние Ферруса. Внутрь попала морская вода. Углы обживают споры, что мягко сияют во влажном воздухе. Громоздятся перевернутые ящики с вываленным и брошенным на произвол судьбы содержимым. Слышна работа насоса, и этот ритмичный звук становится все громче.
Начинают хлюпать ботинки – морская вода затекает внутрь через неистребимую дырку, затем вытекает и снова затекает. Патовая ситуация.
Полукровка ведет их вглубь станции, пока они не оказываются у массивной шестиугольной двери, прочерченной пульсирующими нитями неона. Дверь с шипением открывается, за ней оказывается маленькая комната. Пустые стены, пустой пол. Там нет ничего примечательного. Полукровка сразу запрыгивает внутрь.
– Думаешь, очередной лифт? – спрашивает Джем.
Странник не отвечает и заходит с Рилой внутрь. Когда Джем присоединяется, дверь закрывается.
Через несколько секунд стены теряют свою плотность, из темно-серых превращаются в светлые, затем становятся прозрачными. По другую сторону открывается ряд цилиндрических бочек. Всего их пятнадцать. Четыре сломаны и темны. Оставшиеся одиннадцать наполнены светлой желтой жидкостью, а в трех из них плавают тела. Эти трое скользят вперед при помощи скрытой тяги, пока не врезаются в стекло, которое увеличивает и искажает их лица. Становится видно, что это мужчина и женщина со старой морщинистой кожей и еще один мужчина помоложе, практически такой же морщинистый.
Из непонятно где находящегося динамика раздается простая мелодия, и полукровка валится на пол. Мелодия повторяется, и его голова падает на грудь. С третьим проигрышем тварь засыпает.
Джем наклоняется и поднимает фонарик.
Динамик шипит, а затем из него доносятся слова, соответствующие движениям губ более взрослого мужчины.
– Приносим свои извинения за отсутствие должного гостеприимства, но, как вы можете видеть, у нас некоторые неполадки. Надеюсь, Потрох не доставил вам неприятностей. Он добрый, но иногда слишком возбуждается.
Джем указывает на спящего полукровку.
– Это он Потрох?
– Да. Когда они рождаются, то выглядят как кучка потрохов. Он мало что может сказать, но понимает многое. Неплохо для годовалого создания.
Странник и Джем переглядываются, и динамик разражается хохотом.
– Да, я знаю! Представляете, какова была наша реакция, когда мы его обнаружили. Уверен, у вас масса вопросов. По правде говоря, у нас тоже они есть. Надеюсь, вы не возражаете, но мы ожидаем, что вы ответите на все.
– Но сначала, – произносит Джем, – может, здесь есть какая-нибудь еда? Мы проделали долгий путь и…
Динамик отключается, но видно, что мужчина продолжает говорить. Периодически его прерывают две другие фигуры в бочках, но жидкость струится вокруг них, и прочитать по губам и понять выражения их лиц трудно.
Минуту спустя Странника дергает от переизбытка нерастраченной энергии.
Рила зевает.
Потрох начинает храпеть – в глотку попадает воздух и колышет свободно свисающий кусок кожи, вызывая влажные вибрации.
Три фигуры вновь поворачиваются к ним, и с небольшим хлопком звук возвращается.
– Да. Так все останутся довольны. Потрох принесет вам еды, вы сможете поесть и отдохнуть, пока мы между собой обсудим наше положение из-за вашего прибытия.
– Ваше положение? – спрашивает Джем. – Есть проблема?
– Проблема? Нет. Не проблема. Даже близко не проблема. Не о чем беспокоиться, всего лишь пара вопросов, которые нам нужно решить, прежде чем понять, что с вами делать.
Стены темнеют, закрывая его, мужчина в цилиндре прикладывает руку ко рту, и его лицо принимает выражение шаловливого ребенка, пойманного у банки со сладостями.
Играет незамысловатая мелодия, и Потрох просыпается.
– Накорми наших гостей, – раздается голос из динамика. – Только со специального склада. Накорми их, Потрох, только со специального склада. Хорошо их накорми.
На какое-то время Потрох исчезает. Когда он возвращается, то в одной руке держит объемистый пластиковый мешок, а в другой – трубку с клапаном. Когда он кладет мешок на пол, тот отчетливо хлюпает.
Отработанными движениями Потрох прикрепляет другой конец трубки к разъему на мешке и протягивает ее.
– После вас, – буркает Джем.
Странник берет клапан и поднимает его на уровень глаза меча Дельты. Тот покорно открывается и изучает клапан. Затем бросает равнодушный взгляд на Странника и снова закрывается.
Странник удовлетворенно засовывает трубку в рот, и Потрох нажимает на мешок.
С другого конца начинает поступать густой желтоватый гель, поразительно похожий на жидкость, которая заполняет бочки. Потрох дожидается, пока на язык Страннику попадет изогнутая змейка пищи, прежде чем разжать хватку.
Странник закрывает рот. Смотрит на потолок, будто что-то ищет, затем глотает.
– И? – спрашивает Джем, удерживая Рилу, которая стремится захватить клапан.
Странник поднимает палец.
– Серьезно?
Странник кивает, и Джем отпускает Рилу.
Потрох вновь нажимает на мешок для нее, затем – для Джема.
– Это… это правда вкусно!
Рила опять тянется к клапану.
Они прикладываются по очереди, каждый раз всасывая так много неизвестной субстанции, что вскоре мешок опустошается, а три желудка довольно растягиваются.
Когда они заканчивают, Потрох уносит мешок, уходя через дверь, приоткрывшуюся ровно настолько, чтобы он сумел пройти.
Вскоре они садятся у стены. Джем бросает взгляд на Странника.
– Надеюсь, мы не пожалеем о том, что это съели.
Странник зевает.
Рила зевает.
– Полагаю, выбора у нас особо не было.
Рила начинает заваливаться, но Странник ее ловит и устраивает под боком.
Джем в панике хватается за живот.
– Думаешь, туда подмешали наркотики?
Странник хмурится, затем мотает головой.
– Но как ты можешь быть уверен?
Он борется с внезапным приступом зевоты.
– Мне тут не нравится. По крайней мере, один из нас должен оставаться на стреме.
Странник клюет носом.
– Думаю, это должен быть ты.
В уголки губ Странника закрадывается улыбка, а затем янтарные глаза закрываются.
– Ненавижу тебя, – шепчет Джем.
Он вертит в руках подзорную трубу, находя успокоение в ее свете. Он не уверен, но ему кажется, что стены начинают терять цвет. Они не становятся полностью прозрачными, но как-то меняются. Подступает следующий зевок, Джем его подавляет. Он думает о стимуляторах, которые ввел Страннику, и задумывается, перестали они действовать из-за возраста или поскольку были нейтрализованы более сильным веществом.
Следующий зевок остается незамеченным. А после еще одного Джем засыпает.
Тысячу сорок шесть лет назад
На запуске Массасси просыпается. Она сидит в кресле пилота, удобном, но не предназначенном для сна. Как долго она дремала? Она смотрит на окружающую ее сферу экранов, каждый из которых транслирует различные уголки ее безграничной Империи. Однако их все равно не хватает, чтобы осветить все актуальные новости, и поэтому картинки непрестанно мелькают, демонстрируя то, что кажется наиболее важным на данный момент, но тут же сменяясь новыми изображениями, и сфера поворачивается, а новая информация оказывается у нее перед глазами.
Давно она уже здесь сидит. Слишком давно. Ее чувства больше не сонастроены с экранами, как прежде, и глаза уже не видят, как раньше.
Массасси ругает себя. Она теряет сноровку. Но ничего страшного! У Альфы более чем достаточно сноровки, чтобы возглавить их всех, а Бета не позволит ему зайти слишком далеко.
Она уверена в своих новых творениях, но не настолько, чтобы не волноваться. После восстановления она пришла проверить их успехи, удостовериться, что они все понимают правильно.
Пока что она видит не совсем те цифры, на которые надеялась.
Разумеется, с тех пор, как к брату присоединился Бета, смертей стало меньше. И Империя в самом деле стабильна. Ситуация не ухудшается, но и не улучшается.
Похоже, она что-то упускает. Массасси не может ткнуть пальцем в причину, но ее творениям не хватает искры и инициативности. А еще ей не нравится, что они оба получили мужские тела. Разве она не должна оставить после себя что-то более приближенное к себе самой?
При этой мысли в голову ей закрадывается незнакомое прежде чувство – сомнение. Она осознает, что после создания Беты ей потребовалось больше времени для восстановления, чем после Альфы. Она слабеет. С каждым новым творением в ней остается все меньше сущности.
Однако несмотря на это, раз ей пришла в голову идея создания чего-то нового, она ее не оставит. Эта идея точит Массасси, когда та проходит через ежедневные неприятные процедуры, когда ожидает последних отчетов от Мир-Пятнадцатой, и не позволяет ей хоть немного поспать. На следующий день, менее чем через двадцать четыре часа, она находится в своей мастерской, ее уставшие конечности поддерживает тонкий экзоскелет, по левую руку стоит Бета, по правую – Альфа.
Она ощущает их возбуждение и любопытство – отражение ее собственных чувств. Они не спрашивают, что́ она делает, а она не объясняет. Их любовь безусловна. Она куда сильнее, чем любовь смертных, ибо Альфа и Бета обладают силой, подобной ее, а их эмоции осязаемы – они меняют мир вокруг. Их любовное внимание – сила настолько мощная, что Массасси чувствует, как проходит ее боль.
Без предисловий она приступает к следующему великому проекту. В Альфе она искала идеал, в Бете пыталась запечатлеть мудрость и практичность. Сейчас же она хочет создать что-то менее определенное, заложить желание добиваться большего, реплику своей собственной воли.