Наконец Василий остановился возле склепа, охраняемого мраморным ангелом. Ангел преклонил колено, приложил палец к губам, распростер крылья. От ветра и дождя он почернел, голуби нагадили ему на голову, но сейчас дождь смыл почти весь птичий помет.
– Шаваиот! – рявкнул Василий так неожиданно, что Гедда подскочила.
– Здеся я, – донеслось из склепа дребезжание старческого голоса.
– Вызывающая пришла, – сказал отец Василий.
– Как назвалась? – недовольным тоном вопросили из склепа.
– Никак.
– Мог бы и спросить.
– Житья от твоих загробщиков нет… – проворчал Василий. – Только и дела мне, что таскать их сюда…
– Сам же в храме сидеть не пускаешь, – огрызнулись в склепе.
За дверью заскрежетало, закряхтело. Василий метнул на Гедду странный взгляд, будто хотел ее подбодрить, но промолчал, только сильно сжал ее руку своими крепкими мясистыми пальцами – и ушел.
Гедда проводила его тоскливым взглядом. Хотя она, конечно, терпеть не могла христиан, этот толстый сердитый Василий был, по крайней мере, человеком. Шаваиот мог оказаться кем угодно. Даже демоном.
– Вот уж кто-кто, а Василий не привел бы вас к демону в лапы, милая барышня, – прозвучал совсем близко старческий голос.
Гедда вздрогнула и повернулась на голос. Из склепа выбрался неприятно знакомый дедушка. Он был похож на обыкновенного бомжа, растрепанный, в рваном и грязном ватнике.
Возле дедушки терся сытый кладбищенский пес, живущий пожиранием яиц, хлеба и прочих подношений, оставляемых на могилах.
– Идемте, что встали, – недовольно сказал дедушка.
– Шаваиотыч! – заорали откуда-то издалека.
Дедушка выпрямился, поискал глазами, потом махнул рукой – увидел двух рабочих с телегой, груженой обломками сгнивших досок и раковин. Пес навострил уши и побежал легкой рысцой к рабочим, видимо, в надежде поживиться.
– Сейчас не могу! – крикнул дедушка в ответ на безмолвный взмах бутылкой. – Клиент!
– А… – И донеслось нечленораздельное проклятие.
– Вы уж извиняйте, барышня, – сказал дедушка и деликатно рыгнул в кулачок. – В таком уж месте работаем. Прошу.
Наклонив голову, Гедда вошла в склеп.
Она ожидала увидеть все, что угодно. Стол, накрытый черной скатертью. Магическую чашу, полную крови. Меч и кристалл. Ручного дракона.
Только не компьютер.
В глубине склепа мерцал голубоватый огонек.
Дедушка махнул рукой на провалившуюся тахту:
– Садитесь.
Гедда опустилась на краешек тахты. Под обивкой заскрипели опилки. Сидеть было неудобно.
Дедушка строго поглядел на Гедду.
– Печатать умеете?
Гедда окончательно растерялась.
– Что?
– Я спрашиваю: печатать умеете? На машинке?
– Да… – выдавила Гедда.
– Идите сюда.
Гедда с облегчением покинула тахту и подошла к компьютеру. Дедушка потыкал пальцем в клавиатуру. Дедушкины руки – грязные обломанные ногти, распухшие суставы, въевшаяся под кожу жирная кладбищенская земля – выглядели странно над холеными клавишами.
На экране появилась надпись: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ЭРЕШКИГАЛЬ-ТЕЛЕПОРТ».
Дедушка подумал, нажал ENTER. В ответ компьютер выдал длинную распечатку на харранском языке.
– Чтой-то там учудили… – пробурчал дедушка. Потом наугад ткнул в ENTER. Компьютер затребовал шифр. Прикрываясь от Гедды рукой, дедушка набрал несколько знаков.
«ERROR», – бесстрастно сообщил компьютер.
Дедушка поглядел в темный потолок склепа, пошевелил губами в бороде, потом снова склонился над клавиатурой. На этот раз компьютер остался доволен и разразился еще одной распечаткой – на этот раз на клинописи.
– Сожрал, – обрадовался дедушка.
И нажал ENTER.
«ВВЕДИТЕ ИМЯ СУБЪЕКТА», – потребовал компьютер.
Дедушка оглянулся на Гедду.
– Как субъекта-то звать? – спросил он.
Гедда замешкалась с ответом, и дедушка прикрикнул на нее:
– Ворон ловим, барышня? Время-то оплочено.
– Пиф, – сказала Гедда. – То есть…
Но дедушка уже набирал: «ПИФ».
«СВЯЗЬ ТРИ МИНУТЫ», – появилось секундой позже на экране. После чего несколько раз мигнула надпись: «ПОДГОТОВКА».
Дедушка встал, жестом велел Гедде занять его место.
– Глядите на экран. Там все напишется.
Гедда осторожно, боясь порвать чулки, бочком уселась на перевернутый ящик, наклонилась к экрану. Некоторое время ничего не происходило, потом побежали буквы:
– ГЕДДА, КАК ТЫ?
– Что я должна делать? – шепотом спросила Гедда.
– Отвечайте, ежели охота, – сказал невидимый дедушка откуда-то из темноты.
– А как?
– Печатайте.
Гедда торопливо напечатала: «Я В ПОРЯДКЕ. ПИФ, ЭТО ТЫ?»
– А КТО ЕЩЕ? Я, КОНЕЧНО. КОГДА ТЫ МЕНЯ НАШЛА?
– ДВАДЦАТЬ ПЯТОГО НИСАНУ. ПИФ, ЭТО БЫЛО УЖАСНО.
– ХИ-ХИ.
– ПИФ, КАК ТЫ ТАМ?
– НОРМАЛЬНО.
– КАК ТЫ УСТРОИЛАСЬ?
– Я ЖИВУ В ДОМЕ. НА ТОМ СВЕТЕ.
– НА ЧТО ПОХОЖ ТОТ СВЕТ?
– НА ПОМОЙКУ.
– Я СЕРЬЕЗНО.
– Я ТОЖЕ.
– ЧТО ТАМ НОСЯТ?
– ОДИН ПСИХ ВСЕ ВРЕМЯ НОСИТ СТЕКЛА. ГОВОРИТ, ЧТО ТАК ПОЛОЖЕНО.
– ДА НЕТ, ХЛАМИДЫ ИЛИ ТУНИКИ?
– Я ВООБЩЕ ДО СИХ ПОР НЕ МОГУ ОПРЕДЕЛИТЬ, ОДЕТАЯ Я ИЛИ ГОЛАЯ.
– С КЕМ ТЫ ТРАХАЕШЬСЯ?
– ДУРА. ВООБЩЕ-ТО С КОМЕДИАНТОМ. ОН СЛАВНЫЙ, ХОТЯ НАРКОМАН.
– КАК С ПОГОДОЙ?
– ДОЖДЯ НЕТ. Я ЕЩЕ НЕ ВИДЕЛА НЕБА.
– ЧТО ВЫ ЕДИТЕ?
– НЕ ЗНАЮ.
– ЭТО ТЫ ЗАКАЗАЛА РАЗГОВОР?
– ДА.
– А КАК ЭТО ДЕЛАЕТСЯ?
– ПОПРОСИЛА ХОЗЯИНА. КСТАТИ, ДЕДУШКА, КОТОРЫЙ ТЕБЕ ЭТО УСТРОИЛ… КАК ОН ТЕБЕ?
– УЖАСНО.
– ИМЕЙ В ВИДУ, ОН АНГЕЛ.
– Я ТОЖЕ АНГЕЛ.
– ОН НА САМОМ ДЕЛЕ АНГЕЛ. БУКВАЛЬНО.
Экран вдруг погас. Потом мигнула надпись: «ЗАВЕРШАЮ ПРОГРАММУ».
Гедда оторвала глаза от экрана. Показалось ей, что ли? Она еще раз коснулась клавиш, но ничего не произошло.
– Пиф, ты здесь? – спросила Гедда компьютер.
Дедушка наклонился над Геддой, окатив ее ароматом перегара и старых носков, и Гедда непроизвольно отшатнулась.
– Поговорили, барышня?
– Да…
– Ну и отойдите. Машина казенная, время оплочено. Свое получили, так что прошу.
– Кем оплочено?
– Да вам-то что? Уж не вами, ясное дело.
Не простившись, Гедда вышла из склепа. Дедушка продолжал бубнить себе под нос, и в его бессвязной болтовне все чаще поминались слова «опохмелка» и «ходят тут всякие».
Что это было? Она что, действительно разговаривала с Пиф?
Гедда остановилась. Впереди уже показался зеленый купол церковки.
Я ЧТО, НА САМОМ ДЕЛЕ ТОЛЬКО ЧТО РАЗГОВАРИВАЛА С ПИФ?
Пиф мертва, сказала она себе. Я сама видела то, что осталось от ее трупа, разложенным на клеенке.
Но разговор БЫЛ. Как были и дедушка, и сердитый Василий, и склеп с растрескавшимся мраморным ангелом. Ее пальцы до сих пор помнили ощущение клавиатуры компьютера.
И отчаяние охватило Гедду.
У меня было три минуты, чтобы поговорить с умершей. Чтобы по-настоящему поговорить с умершей. Я должна была спросить, видела ли она богов и каковы из себя боги. Или прав был этот ее белобрысый дурачок Бэда с его Богом Единым… И существует ли вечное блаженство. И что такое грех и что такое истина… Боги, какая я дура… У меня было три минуты прикосновения к вечности, а я болтала с Пиф, точно она жива и мы с ней опять висим на телефоне…
По лестнице загремели шаги. Голос Комедианта затрясся под потолком, как студень. Комедиант повернул голову на звук; Карусельщик не шевельнулся – как сидел, вертя в руках крошечную шарманку, так и оставался. В пустой комнате, отражаясь от всех битых стекол, разбросанных по полу, вертелась назойливая механическая мелодия:
Поет моя шарманка
С весны до холодов,
Летит напев печальный
До самых чердаков…
Падам, падам, падам…
Между третьей и четвертой строчками мелодия-хромоножка нелепо подскакивала, раздражая Пиф.
Толкнув дверь плечом, в комнату вошел Хозяин. Остановился, огляделся с победоносным видом, и Пиф вдруг заметила, что перья на крыльях ангела-хранителя были окрашены в камуфляжные цвета.
Хозяин держал какой-то неопрятный сверток. Он кивнул Карусельщику, с Комедиантом поздоровался за руку и обернулся к Пиф.
– Ну, как ты, девочка?
– Спасибо.
– Поговорила со своей подругой?
– Спасибо, Хозяин.
– Как впечатления от разговора?
Пиф заметила, что Хозяин ухмыляется.
– Гедда ничуть не изменилась.
– А ты?
Пиф засмеялась. Легко-легко стало ей, и она взлетела.
– Я тоже, – сказала она.
Хозяин протянул длинную руку, дернул Пиф за ногу, и она снова опустилась на пол. Теперь Хозяин превышал ее ростом почти вдвое, и Пиф поневоле уткнулась носом в его гениталии. Хозяин с готовностью поводил поясницей.
– Перестань, – сказала Пиф, давясь от смеха.
Хозяин наклонился – высоченный, ужасный – и протянул ей сверток.
– Это тебе. Подарок от меня.
Пиф обеими руками приняла подношение. Приняла, не спрашивая, как делала еще в те годы, когда была жива.
Хозяин опустился рядом с ней на корточки. Бросив беглый взгляд в его наглые любопытные глаза, Пиф принялась разворачивать белую ткань, в которой находилось что-то круглое, легкое, на ощупь резиновое. Комедиант подошел поближе и тоже заглядывал через плечо.
Под первой белой тряпкой оказалась вторая, грязная, в пятнах крови. Пиф прикусила губу – она догадалась. Хозяин пошевелил крыльями, ветер пронесся по комнате, и всех окатило ароматом хвойного леса. Пиф сняла последнюю тряпку и увидела нерожденного ребенка.
Маленькое чудовище было таким отвратительным, что она едва не выронила его, и Хозяин прикрикнул:
– Осторожней, ты!
– Это… – спотыкаясь, спросила Пиф.– Это МОЙ?
Хозяин пожал плечами, широким крылом едва не сбив с ног Комедианта, который терся за его спиной.
– Нерожденное дитя, – сказал он, – твое, чужое, какая разница? Оно ДАЕТСЯ тебе. Ты совершила убийство, теперь посмотри ему в лицо.