Пиф подняла глаза на Хозяина и увидела, что он прекрасен. Его лицо потемнело, рот изогнулся, глаза расширились – это был дивный лик иконы. Лик смотрел на нее отрешенно и печально.
– Я ничем не могу помочь тебе, – сказал Хозяин словно издалека. – Постарайся полюбить это существо.
Пиф еще раз взглянула на уродца.
– Оно вырастет?
– Зависит от тебя.
Хозяин встал, повернулся, чтобы уйти. Пиф смотрела ему вслед, приоткрыв рот. Уродец корчился у нее на коленях, пачкая пеленку какой-то зеленоватой жижей.
– Господи, каким же оно вырастет? – вырвалось у Пиф.
Уже в дверях Хозяин сказал, не оборачиваясь:
– Зависит от тебя.
Тяжелые шаги протопали по лестнице, шваркнула входная дверь, упало и разбилось еще одно стекло. Голос Комедианта взвизгнул.
Пиф поняла вдруг, что плачет, но не так, как при жизни, не слезами, не телом, не жалостью к себе, а так, как иногда плакала во сне – без слез, одной только содрогающейся душой.
Существо с гигантской сизой головой сморщилось, дернуло крошечными лягушачьими лапками, повозило ими в воздухе и вдруг нащупало огромную в синих венах пуповину, торчащую из середины живота. Схватило ее цепкими пальчиками, потащило куда-то, ткнуло себе в лоб, в щеку, наконец попало в маленький рыбий ротик и начало жадно сосать.
Пиф взяла существо поудобнее на руки, обтерла жижу с отвратительной головы, выбросила грязную пеленку, оставив только белую. Закрыла глаза и начала укачивать уродца, напевая колыбельную:
Летит напев печальный,
Падам, падам…
– Вот и все, – сказал санитар, обтирая руки. – Как живой, даже лучше.
Покойник умиротворенно глядел на него со стола. Санитар отбросил крем «Балет», которым гримировал мертвеца, в таз для использованных тюбиков. Там их уже скопилось несколько десятков, выдавленных, грязных.
Мэтр ничего этого не знал – он величаво шествовал навстречу вечности. Его тропа была ровной и ясной, впереди, в белом венчике из роз, вел его добрый ангел. Иначе и быть не могло.
Мэтр был человеком добродетельным. Сначала он верил в правительство и Бэл-Мардука и знал, что плохих в светлое будущее не берут. Потом под влиянием обстоятельств в пожилых уже летах перешел в христианскую веру и так же твердо уверовал, что плохих не берут в рай. Рай виделся ему чем-то вроде территории пионерского лагеря: дивная природа, добрые взаимоотношения, всеобщая справедливость и равенство. И – только для хороших.
Мэтр оказался на равнине, затянутой туманом, огляделся по сторонам. Фигура в сияющем венце исчезла, и это немного обеспокоило Мэтра.
Он взволновался еще больше, когда увидел на этой равнине трех голых молодых людей. Среди них была женщина. Хотя Мэтр не мог толком разглядеть этих людей, но в том, что темноволосое существо с ребенком на руках принадлежит к женскому полу, почему-то не усомнился.
Голые разговаривали. Они были из тех, при виде которых Мэтр при жизни всегда плевался. И прежде плевался, и потом, когда обратился в истинную веру. У всех троих были длинные волосы, а у одного – грязные бисерные цепочки на руках. И на плечах у него сидел отвратительный студнеобразный демон. Демон растекся по своему хозяину, свесив ему на спину крысиный хвост.
– Новенький идет, – сказал демон и затрясся.
Тот, что с бусами, повернулся, поглядел Мэтру в глаза. Его губы зашевелились, и Мэтр понял, что он обращается к нему.
– Добро пожаловать! – крикнул визгливо демон.
Женщина склонила голову набок. Нерожденный ребенок судорожно дернул ручками, и она ласково провела пальцем по его выпуклому лбу с раздутыми венами.
– Падам, падам, – сказала женщина.
– Сгинь, сатана, – закричал Мэтр, осеняя себя крестным знамением.
– Где? – с любопытством спросила женщина и обернулась.
Мэтр растерялся.
– Где? – переспросил он. – Что – где?
– Где сатана? – повторила женщина. – Мы его еще не видели.
– Ты – сатана! – взвизгнул Мэтр. – Ты! И такие, как ты! Вы все!
– Я Пиф, – сказала женщина. – Это Комедиант и Голос Комедианта. А вон тот – Карусельщик, он алкоголик и работал в луна-парке.
Карусельщик с готовностью завертел ручку шарманки, огласив туманную равнину механическим вальсом.
Мэтр растерялся. Неожиданно женщина перестала казаться ему такой уж отвратительной, и он почувствовал к ней доверие.
– Скажите, – он придвинулся ближе и заговорил интимным тоном, как некогда беседовал со знакомыми холуями из влиятельных организаций, – в таком случае, это ад или рай?
– Зависит от нас, – ответила женщина. – Так сказал нам ангел.
Мэтр пригладил лысину. На ладони осталось жирное пятно от крема «Балет», и Мэтр обтер руку о бедро, с неожиданным ужасом осознав, что он тоже обнажен.
Вальс продолжал хромать над равниной. Ребенок на руках у женщины заснул. Комедиант улыбался странной улыбкой, глядя на Мэтра.
– А где Бог? – спросил Мэтр. – Я хочу говорить с Богом.
– А Бог хочет говорить с вами? – тихо спросил Комедиант. Он говорил шепотом, а потом Голос повторил его вопрос полнозвучно, заполнив своим громом всю долину и разогнав туман: – Захочет Он говорить с вами?
Мэтр растерянно огляделся.
– Но… я умер?
Все четверо расхохотались.
– Еще как! – прошептал Комедиант. – Мертвее мертвого. А что, по-твоему, достаточно просто двинуть кони, чтобы вызвать к себе интерес самого Создателя?
Пиф помахала кому-то рукой, и из тумана выступил рослый мужчина в пятнистом комбинезоне, похожий на десантника. Он оглядел всех победоносным взором, пригладил коротко стриженые волосы, крякнул.
– Как дела, бойцы?
– Рады сраться ваш-ство! – мерзким голосом заверещал Голос, подпрыгнув на плече у Комедианта.
Десантник захохотал, пощекотал Голос пальцем, потом сунул нос в сверток на руках Пиф, полюбовался на уродливого младенца, ущипнул женщину за ляжку, хлопнул Комедианта по плечу. Карусельщик посмотрел на него приниженно и осмелился выдавить из себя робкую улыбку. Вальс споткнулся, в шарманке что-то хрипнуло и стихло.
Затем десантник обернулся к Мэтру.
– Ну, а ты кто такой?
– Я… восемнадцать публикаций в толстых журналах… и крещен… верую… – забормотал Мэтр.
– Писака? – оживился десантник. – Ну-ка, почитай.
Он махнул рукой, и тут же появился огромный трон. Золотой трон с алыми кистями, размером с трехэтажный дом. Десантник взгромоздился на него, поерзал, как будто вырос – во всяком случае, он не терялся на фоне гигантского кресла. Заложил ногу на ногу, склонил голову на плечо и уставился на Мэтра с неприятной улыбкой.
– Где я? Кто вы? – Мэтр отступал от компании, пятясь задом. – Куда я попал? Господи, верую!.. Спаси меня! Изыди, сатана, изыди!..
Он начал истово креститься.
Хозяин захохотал. Трон подпрыгивал под ним, пока не развалился, и Хозяин хлопнулся со всего размаха на землю.
Мэтр повернулся и побежал прочь, во весь голос призывая на помощь какого-нибудь милосердного ангела.
Комедиант пожал плечами.
– Ангел был рядом, почему он не понял этого?
– В его представлении ангел должен быть похож на директора крупного банка, – задумчиво сказала Пиф. – Строгий, всезнающий и милосердный. И уж конечно без всякого чувства юмора.
Хозяин с интересом посмотрел на нее.
– Ты злая, – заметил он. – Неужели тебе его не жаль?
Пиф подумала немного.
– Нет, – честно сказала она.
– Не верится, что ее нет уже целый год, – сказал Беренгарий.
Они с Геддой шли по мосту Нейтокрис. По Евфрату полз лед. Город сверкал, омытый тающим снегом.
– Здесь мы простились с ней в последний раз, – задумчиво говорил Беренгарий. – Мы тогда напились… Она была в смятении, все говорила о том, что жизнь потеряла смысл, что из рук ушло, утекло… – Он махнул рукой и, отвернувшись, уставился на воду.
Гедда взяла из его рук початую бутылку пива – третью за сегодняшний вечер, хлебнула. Она заметно охмелела.
– Я расскажу тебе то, что не рассказывала никому, – проговорила она вдруг. – Обещай, что будешь молчать.
– Могила! – сказал Беренгарий и мутно поглядел на нее поверх очков. Его мокрые губы расплылись в улыбке. Он отобрал у Гедды пиво, допил и бросил бутылку в воду. – Могила, – повторил он.
– Я разговаривала с ней уже после ее смерти, – выпалила Гедда.
Беренгарий покачал головой.
– Только без этой… без черной магии, – сказал он, суеверно отплевываясь. – Ты у нас чернокнижница известная.
– Я не шучу, – повторила Гедда, немного обиженная. – Ко мне прислали ангела, я пошла с ним на ихнее кладбище… Ну, где общественные виселицы…
– И там был призрак Пиф.
– Компьютер, – поправила Гедда.
– Еще одно дьявольское изобретение, – сказал Беренгарий и захохотал.
– Ты пьян, Беренгарий, – сказала Гедда.
– Но недостаточно. Возьмем еще пива.
Он пошарил по карманам, сперва по своим, потом по геддиным, и они взяли еще пива. Теперь они шли по широкой нарядной улице Китинну, приближаясь к Оракулу.
– У меня было три минуты на то, чтобы поговорить с ней, – продолжала Гедда заплетающимся языком. – Клянусь, Беренгарий, и она мне сказала, что видела богов Орфея и саму Эрешкигаль.
– Богов не тронь, – предупредил Беренгарий, вдруг омрачившись.
– Да нет, она… Что это? – Неожиданно Гедда остановилась.
Они дошли уже до Оракула. Из окон верхнего этажа, пачкая завитки рококо, валил дым.
– Что это?.. – пролепетала Гедда.
Беренгарий оттолкнул ее, сунул ей в руки недопитую бутылку пива.
– Это пожар, вот это что, – сказал он и очертя голову бросился к двери. – Проклятье, у меня там остались…
Гедда повисла у него на локте.
– Стой!
– Вызови пожарных! – рявкнул Беренгарий, исчезая на дымной лестнице.
Гедда заметалась. Бросила пиво. Ворвалась в расположенный по соседству магазин, торгующий телевизорами и видеомагнитофонами, распугав чинных мальчиков в фирменных костюмах и нагловатых добродушных покупателей, потребовала телефон.