Колоксай отпрянул:
— Так слезай!
— Отпустим еще до обеда, — ответил Олег сухо. — Быстрее, если в самом деле не желаешь...
— Да, не желаю, не желаю!
— Тогда поторопись.
Колоксай взобрался с опаской, неумело, ни седла, ни узды, коленями управлял последний раз в детстве, когда взбирался на жеребенка, но конь держался ровно, только уши подрагивали в испуге, а в глазах стояло недоумение, почему позволяет этим странным зверям топтаться по его спине.
Когда, разбежавшись, рухнули вниз, Колоксай начал сползать по конской шее в надвигающуюся пропасть. Холодок смерти сковал тело. Встречный ветер стал таким упругим, что Колоксай, к своему страху и непониманию, уперся как в стенку. Затем конь выровнялся, по бокам трещали крылья, удары по воздуху взвихряли воздух. Колоксая бросало то в жар, то в холод, но конь под ним уже несся как огромная птица, ноги либо поджал, либо встречным ветром прижало к брюху.
Конь с Олегом несся далеко впереди, похожий на огромную яркую бабочку с наростом на спине. Крылья били по воздуху часто, со стороны казалось, что по бокам переливаются два блистающих полушария.
Они трудно выбирались по кругу из ущелья, красная стена вставшего на дыбы гранита скользила быстро, а когда конь понесся рядом с этим мелькающим пестрым ужасом, в глазах Колоксая зарябило. Ветер срывал слезы и уносил, но он упорно старался за всем следить из-под опущенных век.
А потом он услышал дикий восторженный вопль. Не сразу сообразил, что вопит он сам, а кони без воплей и даже ржания стремительно несутся над вершинами сверкающих гор. Подножия с роскошными долинами еще в ночной мгле, города и села спят, народ застыл в ночи, а он, Колоксай, несется на божественном коне! Конская спина горяча, словно этот крылатый как вынырнул из красного утреннего солнца, так и мчится, огненный и храпящий. Заснеженные вершины проплывают внизу медленно, а когда он исхитрился посмотреть вниз, рискуя свалиться, потрясенно ощутил, что если бы там внизу на конях, то пару суток только на то, чтобы вот от той долины до этой!.. А то и куда больше, это ж они сейчас по прямой, а внизу напетлялись бы, напетлялись...
Вершины начали подниматься, впереди конь медленно уходил вниз. Справа мелькнула острая вершина, ветер стал злее, бил кинжальными ударами в бока, даже в спину.
Олег впервые оглянулся, указал рукой влево и вниз. Сбоку поднялась отвесная каменная стена, Колоксай замер от страха и восторга. Навстречу пугающе быстро приближалась стена из красного гранита, плавно изо-гнулась, пошла убегать слева, медленно вырастая до самого неба, а конь несся, как показалось Колоксаю, еще стремительнее.
Далеко впереди и внизу показалась широкая каменная плита. Ровная и гладкая, в отвесной стене чернел вход. Летящий впереди красный конь, чья грива сливалась с распущенными волосами волхва, с разбегу пробежал по каменному козырьку, остановился у самого входа. Колоксаю даже почудилось, что конь волхва ударился о скалу, но тут уже каменная плита надвинулась стремительно и на него, копыта застучали, свирепый ветер взвыл дурным голосом. Колоксай стиснул зубы, напрягся, готовый скатиться на камни, выдерживать ломающие кости удары...
Внезапно стих как ветер, так и стук копыт. Шумно дышал конь, бока раздувались, подбрасывая его ноги. Колоксай сам шумно выдохнул, еще не веря, что все кончилось. От мрачного входа донесся цокот копыт, захлопали мощно крылья другого коня.
Красный конь, который раньше был под волхвом, разбежался и, на этот раз без падения с края плиты, взмыл в воздух. Под Колоксаем нервно подрагивали тугие мышцы, конь храпел, уши прядали. Колоксай вздрогнул, соскочил, крылатый зверь в тот же миг пошел от скалы боком, разбежался и взмыл в небо.
От темной щели Олег нетерпеливо махал рукой:
— Ты что, заснул?
Колоксай прохрипел, чувствуя, как болит все тело, а горло перехватила железная рука:
— Самую малость... Так, задремал...
Мышцы от страшного напряжения трещали, словно пролежал как замороженная лягушка в глыбе льда всю зиму. Олег кивнул, даже не посмотрев вслед чудесным коням, исчез в темном проеме. Сердце Колоксая бухало как молот в руках чересчур усердного молотобойца, дыхание вырывалось с хрипами, но если он собирается защищать этого... этого...
Он застонал и бросился на чугунных ногах в темный зев, надеясь, что если там и есть что-то, то не кинется сразу, а сперва хотя бы принюхается.
А тогда, может быть, уже и не кинется.
Глава 24
Свет впереди время от времени заслоняла широкая в плечах фигура, но свет ширился во все стороны, и когда Колоксай догнал Олега, тот уже входил в огромный зал, вырубленный в горе. Это была пещера, но человеческие... возможно, человеческие руки убрали выступы, теперь это роскошнейшая палата из красного камня, от которого веяло теплом и защищенностью. Высоко в стенах загадочно поблескивали крупные драгоценные камни. Чем выше — крупнее, под самым сводом сгустилась тьма, там чувствуется движение, хлопают невидимые крылья. Иногда Колоксай ловил на себе взгляд и, когда вскидывал голову, успевал увидеть пару красных угольков, что тут же исчезали, явно под плотными веками.
— Есть здесь кто-нибудь? — спросил Олег громко.
Эхо раздробилось под темным сводом, его собственный голос прозвучал грозно и пугающе.
Внезапно прямо из стены, на которую упорно смотрел Олег, медленно вышла молодая женщина в длинном платье, но с голыми плечами и обнаженной грудью. Волосы роскошной волной падали на спину, женщина выглядела бледной, у Колоксая сердце застучало еще громче, ибо такого безукоризненного лица не видел ни в своем царстве, ни в соседних.
— Есть, — ответила женщина ясным чистым го-лосом. — Меня зовут Минакиш, я хозяйка этих гор. Ты это знаешь, красноголовый. И ты видел, где я была.
— Я только предполагал, — признался Олег. — Я не силен в видении. Меня зовут Олег, я волхв из Леса. Это благородный Колоксай, витязь и царь одной... очень далекой страны.
Она подошла ближе, вступая в полосу света. Дыхание Колоксая вырвалось с хрипом, будто стальной кулак ударил в живот. У волшебницы Минакиш было три груди, три в ряд, все полные, круглые, с выступающими красными сосками и оттопыренными кончиками, словно ощутили свежий ветерок или его горячий взгляд.
Кожа ее была чиста как мрамор, живот блестел, словно только что умащенный дорогими маслами, талию охватывал не по-женски широкий и грубый ремень с металлическими бляхами, те со странными знаками, от которых у Колоксая зарябило в глазах, а голова сразу пошла кругом.
Глаза Олега как завороженные то и дело опускались с ее лица, взгляд отыскивал роскошные груди. Он делал титанические усилия, поднимал взор, но легче перетащить Авзацкие горы, чем удержать глаза, смотреть ей в лицо, кивать, соглашаться...
Минакиш смотрела с понимающей улыбкой. Ее полные губы слегка раздвинулись, рот был влажный и алый, зубы восхитительно неровные: передние крупнее, дальше частокол помельче, отчего улыбка была чарующей без всяких чар и даже простого колдовства.
— Вы не простые люди, — сказала она наконец. — Воспользуйтесь моим гостеприимством. И расскажите, если захотите, что вас сюда привело.
Колоксай расправил грудь, приятно, когда женщина замечает, что мужчина перед ней непростой, а калика внимательно смотрел, как из пола поднимается глыба камня, на ней медленно оформляются блюда, сперва каменные, потом перетекают либо в золото, либо в серебро, из боков выпячиваются пупырышки, превращаются в камешки, внутри возникает чарующий свет, искры, огоньки.
Олег с неловкостью отвел глаза в сторону. Любой колдун, с которым сводит судьба, знает больше, чем он.
Улыбка не покидала полные губы волшебницы. В глазах был смех, но явно чувствовала их замешательство, одно дело — стол из камня, другое — если вот так и яблоки, что могут в желудке снова в камни, Олег услышал тихие слова, язык незнаком, пытался запомнить, но волшебница говорила быстро и шепотом, а какие знаки в это время делала под столом, какую мысль переплела с другой, все не схватишь, он сдался и только пытался прощупать мыслью и чутьем колдуна эти пахнущие яблоки, гроздья винограда, медовые груши, а затем наконец и жареную птицу, молочного поросенка...
Увы, он чувствовал себя глухим, потому протянул к столу руку без охоты, принужденно. Колоксай, глядя на Олега, тоже замешкался. Этим двоим что, колдуны, а он — простой и честный, вдруг да обломает свои красивые зубы...
Минакиш царственно взяла виноградную кисть, ее тонкие длинные пальцы небрежно обрывали налитые солнцем ягоды, Колоксай невольно смотрел, как те с легким хрустом лопаются, брызгают соком, но тут же бесстыдно таращил глаза на удивительные груди волшебницы.
Олег ел вяло, брови сошлись на переносице, едва не терлись рогами. С глазами кое-как совладал, напомнив себе, что так на нее смотрит каждый, а вот он — не каждый, он стоит больше, а значит, и смотреть должен иначе.
Похоже, волшебница уловила изменение в этом незнакомце с красными, как костер, волосами и удивительно зелеными глазами.
— Ты отважен, — заметила она, глаза ее внимательно пробежали по его могучей фигуре. — И силен.
— Я? — удивился он. — Отважен?.. Я дурак, который раньше считал себя умнее всех, да и то всех нас тогда было трое. Не обижайся, но дурость за отвагу принимают часто.
Она усмехнулась краешком губ:
— Зачем обижаться? Это ты не меня называешь... не совсем мудрой. Но ты в самом деле... Что-то в тебе странное. Во всяком случае непростое. Ты первый, кто вот так по своей воле явился...
Колоксай перестал жевать, насторожился:
— Ты настолько свирепа?
Она улыбнулась краешком тщательно вырезанных губ:
— У меня правило: никаких гостей. Ни званых, ни незваных. Никто из попавших сюда еще не вернулся.
Рука Колоксая дернулась кверху, словно он хотел почесать затылок, там же торчала рукоять боевого топора.
— Это негостеприимно, — сказал он.
Она вскинула брови: