За воротами тут же осветилось трепещущим оранжевым огнем, словно факелы горели на ветру, остроконечные блики выметнулись наружу и заметались под его ногами. В напряжении он пересек линию ворот, мышцы стонали от готовности дать сдачи. Никакое колдовство не бьет внезапно... по крайней мере, чародей ощутит раньше, чем оторвется голова. Но что делать, если нападут?
Знакомая лестница обвивалась вокруг массивного столба, как полевой вьюнок. Олег видел только нижние два кольца, на этот раз показалось легче, хотя все те же мраморные плиты ступеней. Мелькнула мысль, что птахой бы, но оказаться потом голым даже перед стариками не очень-то хотелось, это не баня, когда все одинаково голые. Тем более перед этой, с серыми глазами... Непонятно, как вести себя с нею, преспокойно забросившей его на мучительную смерть...
Он поставил ногу на ступеньку, внезапно пахнуло холодом. Он пригнулся, над головой что-то пролетело, больно дернув за прядь, он упал, перекатился через бок, кого-то сшиб в темноте, к запахам трав примешался крепкий запах мужского пота.
По этому запаху он понял, сколько здесь человек, почему так напряжены мускулы, что затевают и даже кто куда прыгнет.
Руки сами задвигались, он ощутил сильный удар в плечо, кольнуло в бок, на него набрасывались с острым железом, а он двигался как можно быстрее, пока в руке не хрустнули тонкие кости, а другая рука не подхватила короткий меч с широким лезвием.
О, сладчайший миг! Он чувствовал, как из груди рвется дикое, звериное. Сам прыгнул навстречу, чего никто не ждал. Страшный яростный крик потряс мир, это кричал он, враги застыли, оцепенев, а меч в его руке тут же забрызгало красным. Он чувствовал сладостное ощущение, когда полоса тяжелого железа врубается в лицо врага, успевал увидеть вытаращенные в ужасе глаза, тут же справа и слева падали под его ударами рассеченные тела, красное и теплое брызгало ему в лицо.
Когда мир перестал дергаться как умирающий кролик, Олег слышал только предсмертные хрипы, шорох и бульканье вытекающей крови из страшно разрубленных тел.
Глаза привыкли, даже в полутьме он различал, как по всему огромному помещению вокруг столба слабо барахтаются, застывая в темно-красных лужах, человеческие тела, но ему показалось, что он покидает городскую бойню для скота.
С каждой ступенькой чувствовал напряжение и растущую вражду. Ноги тяжелели, хотя раньше мог бы оленем взбежать на вершину десятка таких башен, не сбившись с дыхания. Меч не бросил, с лезвия продолжало капать, словно в железо впитались ручьи крови. С плеча из глубокой раны сползала широкая красная полоса.
На середине лестницы совершенно бесшумно появились две тени, холодно блеснуло железо. Он инстинктивно отшатнулся, меч будто сам прыгнул вперед. Звякнуло, он услышал сдавленный вскрик, одна тень зашаталась, но второй нападающий так стремительно размахивал саблей, что перед Олегом мерцала полосатая стена из острого железа.
Он на ощупь отступил, страшась сделать лишнее движение, пропасть совсем рядом, голова дергалась из стороны в сторону, нападающий пытался достать его лицо концом длинного узкого меча, оказывается, все это время руки Олега угрожающе держали его на расстоянии с помощью чужого меча...
Он сделал вид, что отступает еще, меч метнулся острием вперед, как копье. Противник успел парировать удар, и острие попало не в грудь, а намного ниже.
Был хриплый вопль, стон, Олег в самом деле отступил, ибо первый, удержавшись, наступал, прижимаясь к столбу. Олег сделал еще шаг, выбирая дистанцию, чтобы меч уж точно не достал, снова ткнул острием быстро и сильно...
Тускло блеснуло, в кистях тряхнуло и отдалось болью. Стало неожиданно легко, он увидел зажатый в руках обломок меча не длиннее ложки. Даже в темноте видел, как противник радостно сверкнул глазами. Не давая воспользоваться преимуществом, Олег прыгнул вперед сразу на две ступеньки, обломком отбил удар меча влево, а правый кулак угодил в лицо.
Второй еще хрипел, ухватившись руками за раненое место. Олег пинком швырнул его на первого, тот ухватился обеими руками, и оба, еще не поняв, что уже мертвы, соскользнули в бездну.
Он тяжело дышал, уже не в груди, но и в голове бурлила ярость. На миг мелькнуло: а не разнести ли все к такой матери, это же змеиное гнездо, потом посмотрел на обломок в руке, усмехнулся, швырнул вслед упавшим.
Поднимался, чувствуя, что все тело исполосовано царапинами, ссадинами, но из раны на плече сочится теплая сукровица, совсем бледная, как у червяка. На груди при каждом движении открывается длинная трещина, с готовностью выступает темно-багровая густая кашица, совсем не похожая на кровь в боку, словно у него не одна и та же чашка крови обмывает мудрую голову, горячее сердце и не такую уж мудрую задницу, которой он, похоже, мыслит чаще, чем головой.
Колдуны стояли тесной группкой. Только один, сгорбленный старик, весь в длинных волосах, даже борода до пояса, сидел за столом, голова вздрагивала. Олег поднялся с последних ступеней неподвижный, как каменная статуя, с грозным лицом, глаза старался держать так, как умел держать Ковакко... он тоже здесь, рядом с Беркутом!
Сам Беркут уже сдвинулся в сторону, правая рука за спиной. Глаза лесного колдуна цепкие, внимательные, но едва встретился взглядом с Олегом, веки тут же опустил, пряча взгляд.
Глаза колдунов скрестились на Олеге, а он сразу отыскал взглядом Хакаму. Она тут же мило улыбнулась:
— Приветствуем тебя, герой! Второй твой поход, как видим, тоже на пользу. Ты вернулся еще сильнее...
— Третьего не будет, — ответил Олег мрачно. Перед глазами пронеслось, как он умирал от палящего солнца, как лопались губы и горели внутренности, внутри больно прижгло, как угольком, он повторил с яростью: — Не будет! Мы решим все сейчас.
Колдуны, не сводя с него осторожных взглядов, медленно рассаживались. Щелкали суставы, Олег слышал старческое покряхтывание, все усаживались по-стариковски основательно, но он уловил и нарочитую замедленность, насторожился так, что заломило в висках.
Россоха взглянул на Хакаму, надо бы говорить ей, хозяйка, но у красноголового в зеленых глазах ярости больше, чем зелени в лесу.
— Скажи, могучий, — спросил он осторожно, — когда мы разговаривали... там, внизу... у тебя ведь не было этой ужасной раны на плече?
Олег посмотрел в упор:
— А ты не знал, что мне придется входить в башню?
Россоха быстро взглянул в сторону хозяйки башни. На ее губах улыбка застыла как примороженная.
— Я предлагал быстрее, — напомнил он, — но понимаю твое недоверие. Ладно, давай о деле. Ты загнал нас в эту нору... э-э... башню. Ты не можешь ее разрушить, а мы не можем... э-э... одолеть тебя. Скажи, чего ты хочешь. Теперь, когда ты показал свою мощь, тебя будут слушать иначе, чем слушали раньше.
Олег остался стоять, только прислонился к стене, чтобы никто не попытался зайти сзади. Магия не страшна, почует сразу и ответит... так ответит, что мало не покажется. Они это знают, и если попробуют, то либо ножом в бок, либо еще какой-либо дрянью...
— Стоит ли повторять? — возразил он. Голос чуть сел, с тревогой ощутил, что от усталости и потери крови начинает слегка кружиться голова. — Вы все знаете, чего я хочу. Я не хочу спорить и доказывать, в словоплетениях вы сильнее меня. Но вы все же собрались здесь для низкой цели... ладно, малой цели, а это недостойно великих чародеев! Недостойно самых мудрых людей на всем белом свете. Я вас все еще считаю самыми мудрыми... Так неужто же вы не сумеете вместе... чтобы мир стал чище, добрее, справедливее?..
Ковакко пыхтел, пытался за спинами вязать сложные узлы заклятий. Беркут, набычившись и глядя исподлобья, прогудел:
— Не думаю...
— Почему?
— Чтобы прибить тебя... уж прости, но на прямоту я тоже прямо, мы могли потерпеть общество друг друга... недолго. А вот мир не улучшишь одним ударом.
Глава 49
Чародеи обменивались злобными понимающими усмешками. Олег сказал горько:
— Для себя лично вы готовы потерпеть неудобство. Даже такое непомерное, как видеть друг друга! А вот для спасения мира, для всех людей на свете вы не дадите себе даже пальчик прищемить. Так?
Беркут сказал размеренно:
— Так, юноша. И ты ничего с этим не поделаешь.
— Но вы же... Зрелые мужи, облеченные умом и даже мудростью, или драчливые дети? То ли от большой мудрости в старческое слабоумие впадаете, то ли в самом деле недобрали в детстве драк, больно рано умными стали!
Ковакко отступил за спины, Олег видел только осторожные движения рук. По коже прокатилась холодная волна, волосы встали дыбом, кожа вздулась пупырышками, словно голым стоял на холодном ветре. Еще один колдун сдвинулся в сторону, губы шевелились, а на висках подрагивали, быстро наливаясь кровью, синие жилки.
В кресле задвигался Боровик, пошаркал ногами, скрипом и шевелением привлекая внимание на себя, сказал хмуро:
— Да, ты силен, если сумел так смести горы Автанбора, а затем пройти Стальные Стены могучего Сладоцвета. Кстати, как тебе это удалось?
Вопрос задан неспроста, чтобы польстить ему, дать похвастать своей мощью, редкий мужчина откажется, и все же он поймал себя на том, что все же попал в эту сладкую ловушку, хоть и знает, что попал.
— Стальные Стены? Какие Стальные Стены?
— Когда шел через Выжженную Долину, — прогудел Боровик. — Ты не мог не заметить. Ни один колдун не в состоянии пройти. Даже ни один из нас.
— Гм...
— Потому что Сладоцвет единственный, кто умеет ставить такие Стены!
Олег собрал морщинки на лбу:
— Там были ваши Стены?.. Нет там больше никаких Стен. Ни стальных, ни деревянных. Даже собачьей будки нет.
Их лица были непонимающими, Боровик спросил осторожно:
— Сладоцвет их ставил, это точно...
— Я не знаю, что там было, — ответил Олег как можно беспечнее, но в груди наливалось тяжелым и горячим, словно туда залили расплавленное олово, — но я знаю, что там сейчас... Стальные Стены, говорите?.. В моей деревне плетни крепче. Вас и сейчас заботит, как бы меня вбить в землю, да снова в свою жалкую жизнишку! Как вы, которым дано так много, можете жить, как все?