– Белед! – позвала она наконец, стараясь при это не разбудить Риса.
– Работаешь над отчетом?
Он видел все через прозрачный экран одра, так что наверняка заметил, как она набирает текст. Но вопрос был задан с определенным подтекстом. Еще в начале полета Белед заметил на лице Кэт-два некую неуверенность. И неизвестно, как долго он наблюдал за ней, пряча глаза за одром.
– Тебе попадались селенцы? – спросила она.
Он поднял очки на лоб – больше в знак вежливости, чем по необходимости.
– Я спланировал маршрут так, чтобы не подходить к РКС.
РКС – разрешенная колония селенцев – термин из Договора, обозначающий территорию на поверхности Земли, где обосновались «выскочки» (те, кто нелегально, вопреки установленному графику переселился на планету), они же «селенцы». Так задним числом узаконивалось их пребывание там – с определенными ограничениями.
– Я видел их – издали, – но они меня нет.
– Еще бы, – ответила Кэт-два, пряча улыбку.
– Я ответил на твой вопрос? – спросил Белед, зная, что нет.
– Мне кажется, я видела одного за пределами РКС.
Белед был весь внимание.
– Обустраивал колонию или?..
– Нет, я бы сразу сказала, – отрезала Кэт. – Он – или она – держался в рамках.
«Держаться в рамках» означало заниматься, к примеру, охотой или собирательством – тем, что не шло вразрез с положениями Второго договора.
– Скорее всего, рыбачил. Однако до ближайшей РКС километров двести, не меньше.
– Неблизкий путь в поисках клева, – заметил Белед.
– И правда, – признала Кэт-два и почувствовала, что краснеет.
Как она сама не додумалась? Теперь, благодаря Беледу, это казалось очевидным.
– Разбираться не стала? – спросил он.
– Не было возможности. Я увидела его на обратном пути, когда была уже в планере.
– Знаешь, ты не обязана объяснять каждую мелочь в отчете, – подсказал Белед. – В подобных обстоятельствах вполне приемлема некоторая недосказанность. Другой экспедиционник будет только рад провести дополнительную проверку.
Кэт-два пришла в голову странная мысль.
– А что, если это мы проводили дополнительную проверку?
– Поясни?
– Тебе не кажется, что в этом регионе проводят чересчур много экспедиций?
Белед взвесил такую возможность.
– Может, и чересчур. С другой стороны, нельзя сказать, чтобы это было что-то из ряда вон выходящее.
– Тогда вопрос: вдруг кто-то до меня видел то же самое, и из-за этого туда стали отправлять всех подряд?
– В этом случае отдел поставил бы перед нами конкретную задачу и сообщил, что именно нужно искать.
Белед говорил так уверенно, и из его уст все звучало так логично, что Кэт-два оставалось только кивнуть и больше этот вопрос не затрагивать. Однако мысль все равно осталась: «А может, так и задумано?»
Во всяком случае, Белед подсказал ей, как можно завершить отчет: достаточно просто впечатать туда упоминание о встреченном селенце, без каких-либо объяснений – а дальше пусть разбирается тот, кто будет это читать. В таком ключе она и продолжила работу, оформляя мимолетные воспоминания, мелькавшие перед мысленным взором, во что-то удобочитаемое и отделяя сиюминутные объективные наблюдения от домыслов и предположений, наложившихся позднее. Это было самое трудное, поскольку предположения были неотъемлемой частью работы экспедиционника.
Прошло еще немного времени, и на наручных часах у Риса зазвонил будильник. В полусне он проплыл до туалета, затем обратно. Кэт-два поймала на себе характерный взгляд экстраверта, как бы говорящий: бросай все и давай поболтаем. Перекинувшись парой слов с Беледом, он занялся собственным отчетом, и в кабине какое-то время было тихо. Потом мужчины достали пайки и устроили обеденный перерыв, за которым беседовали о том о сем.
Немного изменившийся тон их голосов вырвал Кэт из рабочего транса. Говорили явно о чем-то важном, впрочем, без срочности и тревоги. Взглянув на дисплей, она поняла в чем дело: их эмка приближалась к кольцу и готовилась проскочить в двадцатикилометровый просвет между орбиталищами. Маневр не особо сложный, но все равно требовал контроля. Неудивительно, что голоса ее попутчиков напряглись.
В оправе одра был переключатель, который делал линзы непрозрачными. Как повязка на глаза. Кабина исчезла, теперь было видно только то, что проецировал одр. Кэт-два запустила приложение, с помощью которого можно было смотреть на эмку, как будто из космоса. Можно еще подняться в стеклянный пузырь в верхней части кабины, но не стоит. Мало того, что наблюдатель будет подвержен космической радиации, так еще оттуда очень трудно что-либо разглядеть из-за контрастного освещения. А вот одр играючи подбирал динамическое освещение таким образом, что яркие объекты казались не такими яркими, а тусклые становились более отчетливыми – все благодаря мягкой подсветке, которой в действительности не было. Смотреть на мир через такие очки было настолько удобно, что во многих скафандрах прозрачное забрало отсутствовало: его заменял непрозрачный колпак, который не пропускал радиацию, с одром на внутренней стороне.
В таком улучшенном формате Кэт-два и «смотрела» на происходящее вокруг и на быстро приближающееся к ним обитаемое кольцо. Ощущение такое, будто ты внутри карусели и смотришь, как мимо тебя летят лошадки – только вместо лошадок орбиталища (самые крупные достигали тридцати километров в диаметре) и несутся они на скорости три тысячи метров в секунду.
Им нужно было проскочить между двумя орбиталищами и не врезаться. По меркам орбитальной механики, ничего героического, но со стороны подобные маневры всегда казались чем-то опасным и невероятным, и за ними было интересно наблюдать. Кэт-два смотрела прямо перед собой; орбиталища проносились одно за другим, как зубья бензопилы. Просто не верилось, что эмка способна попасть точно в зазор между ними.
– Запускаю отсчет до кнут-базы. Три, – сообщил компьютерный голос, и Кэт-два непроизвольно проверила ремни, удерживавшие ее в кресле.
Навстречу им тянулся огромный кнут. Он напоминал невероятно длинный товарный поезд из донулевых, но состоял не из вагонов, а из цеплетов.
Если Рис все подготовил как надо (а будь это не так, Кэт бы наверняка знала), то уже за несколько часов до расчетного времени встречи сотни цеплетов, которые обитали на кнут-базе, начали собираться в цепь. Достигнув соответствующей задаче длины, цепь замкнется в овальную петлю, которую также называют «петлей Эйткена», и начнет двигаться. В движение ее будет приводить обыкновенный мотор, установленный на кнут-базе. Еще некоторое время уйдет на уточнение траектории и разгон.
Устройство цеплета очень простое: по сути, это алюминиевый корпус определенной формы. Посередине сустав, который позволяет ему свободно сгибаться в обоих направлениях; на языке инженеров это обычный сверхпрочный универсальный шарнир. На обоих концах – крепления для жесткой и надежной сцепки с другими цеплетами. Где-то внутри спрятаны кремниевый «мозг» весом несколько грамм и провода для передачи команд и питания по цепи.
Несколько секунд назад один из цеплетов получил сигнал отцепиться от соседа сзади. В это мгновение он как раз покидал кнут-базу. Так петля Эйткена превратилась в гигантский кнут, или «кникштель» (от древнего немецкого Knickstelle, как стали называть U-образный сгиб). Он начал раскручиваться по направлению от кнут-базы, постепенно набирая скорость, разгоняясь до нескольких тысяч метров в секунду. Именно это Кэт-два наблюдала в виртуальной реальности через одр. Кнут приближался, свободный конец был еще сложен, но через секунду резко распрямится и обовьется вокруг эмки.
Если смотреть с базы, откуда, наверное, следил за процессом скучающий экипаж, то вся энергия кнута была направлена «назад», к «рукояти». Кнут-база двигалась гораздо быстрее эмки, поэтому, чтобы поймать аппарат, нужно тянуться не навстречу, а в обратную сторону. Да и «тянуться» не совсем верное слово – точнее, молниеносно дернуться назад, иначе аппарат можно и упустить. Именно так, собственно, и устроен кнут.
Несмотря на весь опыт, Кэт-два все равно невольно вздрогнула, когда вокруг них сомкнулись последние цеплеты. От картинки на одре кружилась голова. Глаз не мог распознать, почему сам кнут очень быстро удаляется, а раскручивающийся его кончик, наоборот, приближается. Малейший просчет – и он либо пронесется мимо, оставив эмку одиноко дрейфовать в космосе, либо их разнесет на куски, как от удара болида во времена Эпоса.
Однако все обошлось. Скорости идеально совпали, и на мгновение показалось, будто крайний цеплет замер перед эмкой – почти как прикол, на который Кэт-два попала до этого.
– Сцепление, – сообщил голос, но в этом напоминании не было нужды: Кэт и так слышала металлический удар, а затем ее вжало в кресло, когда эмку дернуло в сторону и вперед вслед за кнутом.
– Внимание: стабилизация.
Подтекст: после захвата цеплеты немного нарушили строй, держитесь крепче. Эмку с огромной силой потянуло вперед, разгоняя до скорости движения кнут-базы и других объектов обитаемого кольца. Однако поскольку кнут был, по существу, длинной цепью, его мотало из стороны в сторону и ускорение было дерганым. Цеплеты подстраивались под перепады и немного гасили их, но полностью свести на нет не могли.
– Хебель переключен, – подтвердил компьютер.
Hebel – еще одно заимствование из немецкого, как и Knickstelle. Так называется рычаг в основании кнута, закрепленный на станции и способный свободно перемещаться из стороны в сторону. Это своего рода рука, держащая рукоять кнута и щелкающая им. Вскоре после первого щелчка, который завершился успешным сцеплением, она переместилась на другую сторону базы и махнула кнутом в противоположном направлении. В месте соединения с хебелем сформировался новый кникштель и начал разгоняться «вперед», придавая эмке необходимое ускорение для завершения полета.
Весь процесс занял минуты три, не больше. Обрабатывая изображение с одра, мозг воспринимал следующее: велосипедная цепь орбиталищ, проносящаяся мимо, начала замедляться. Конечно же, она двигалась с прежней скоростью, но и эмка теперь не отставала. В глазах Кэт-два кольцо наконец прекратило походить на танцующего дервиша, а начало раскладываться на отдельные объекты. Они все еще проносились мимо, но все медленнее и медленнее, пока в итоге будто не застыли совсем. И в этот миг в поле зрения вплыло нечто очень большое – Око, прямо на траектории их полета.