Поскольку этикетка на кранике была подписана от руки, можно предположить, что сидр изготовлен из яблок, выращенных на Новой Земле. По условиям Второго договора, которым завершилась Война-в-Лесах, проживать на поверхности Земли и заниматься сельским хозяйством (например, садоводством) разрешалось лишь прямым потомкам выскочек, которых теперь называли селенцами. Если только Кэт не имела дело с неким изощренным рекламным ходом, то по всему выходило, что Тэ Лейк тесно связан как минимум с одной группой селенцев и закупает товар напрямую у РКС. А значит, он безумно редкий и дорогой. Поскольку продукты питания большей частью производили – дешево и надежно – в орбиталищах, напитки и еда из РКС предназначались богатым гурманам. Тэ наполнил бокал и, видимо, заметив сомнение Кэт-два, сказал:
– За счет заведения.
– Очень щедро с твоей стороны. – Кэт-два как бы невзначай подняла глаза на черную доску над баром. В графе «цена» стояло умопомрачительное число.
– Отнюдь. Всего лишь вежливость по отношению к партнеру по Семерке.
Итак, Тюратам Лейк – недостающий динаец.
Что ж, логично. Раз Семерка будет работать на поверхности, наверняка дело как-то связано с РКС.
– Мы еще не начали, но можешь пройти к остальным. – Тэ указал за спину.
Бар, казалось, тянется бесконечно, расходясь на комнатки и закутки. Ни один архитектор – разве что с преступным прошлым – не одобрил бы такой проект. Видимо, где-то имеется укромная каморка, которую Кэт самой ни за что не отыскать.
– Они пришли через черный ход, – добавил Тэ.
– Здесь есть черный ход?
– Черный ход есть везде.
– Док?
– Прибыл с полчаса назад.
Действительно, появись самый известный из ныне живущих творцов «ТерРеФорма» через главный вход самого посещаемого бара на Капитолийском холме, это бы вызвало много шума и помешало делу. Дока узнают в два счета. Его сразу обступят те, кто хочет продемонстрировать свою значимость, познакомиться или напомнить о себе. Все это быстро его вымотает. Пойдут разговоры, и, возможно, миссия Семерки закончится, так и не начавшись. Так что, конечно же, Док воспользовался черным ходом.
– Еще кто?
– Сиделка. И крупный тип.
Значит, лейтенант Томов тоже здесь. По крайней мере, так думала Кэт, пока не открылась дверь и на пороге не возник Белед. По тому, как он озирается по сторонам, было ясно, что он здесь впервые.
Феклит тут же заметил Кэт-два, но виду не подал, а просто пошел прямо к ней. Кэт заняла последний свободный барный стул, но Белед без труда раздвинул толпу – люди предпочли расступиться перед ним – и встал сзади. Кэт спиной чувствовала тепло его тела. Он заказал популярное недорогое пиво у другого бармена – девушки экзотической внешности, скорее всего, камилитки-джулианки. Тэ отошел в сторону и продолжил изучать ведомость. Бросив взгляд на часы, Кэт-два предположила, что он сдает смену, чтобы отвести их в тайную комнату, где состоится встреча. Барменша передала бокал пива в массивную пятерню Беледа. Кэт-два повернулась и чокнулась с ним.
– За Семерку.
Белед подчеркнуто официально поблагодарил девушку, затем кивнул Кэт и выпил с ней. Она быстро сообщила ему свои соображения о Тюратаме Лейке. Белед несколько минут изучал динайца, делая в голове какие-то свои выводы.
Наконец Тэ закончил с бумажками и, встретившись глазами с Кэт-два, выскользнул из-за стойки. Кэт поняла, что для него покинуть свой пост – дело необычное. Многие посетители знали его и желали поздороваться. Однако он, похоже, научился напускать на себя занятой вид, мол, не отвлекайте.
Тэ вел их через бесконечные комнаты и коридоры. Кэт-два с трудом поспевала за ним и в итоге пропустила Беледа вперед, чтобы он торил дорогу. Поскольку Белед был гораздо выше и массивнее, из-за его спины не было видно, куда они идут. Постепенно Кэт поняла, что они в длинном коридоре с каменным полом, уходит он куда-то вниз, а стены обшиты деревом, чтобы не казалось слишком холодно. По сторонам было множество дверей, но Тэ привел их к той, что в конце коридора. Он открыл ее, и пространство залил теплый свет, отраженный от полированного каменного пола и деревянных панелей.
– Добро пожаловать в «Укромный уголок», – сказал Тэ.
Кэт-два врезалась в спину Беледу. Он резко замер и даже присел в боевой стойке, указывая точно вперед. Кэт протиснулась мимо феклита и заглянула в комнату.
«Укромный уголок» был уютной комнаткой с овальным столом, за которым как раз могли разместиться семеро. Док сидел ближе всех к двери, с одной стороны от него Меми, с другой – робот. Ариана Касабланкина – напротив. На другом конце стола, лицом к двери, сидел мужчина – тот самый «крупный тип». Из-за стола виднелись только голова, плечи и руки. Руки у «типа» были длинными и довольно массивными. Однако больше всего бросалась в глаза форма его головы. Представьте себе голову обычного человека, которая не прекратила свой рост в период взросления. Густые рыжевато-коричневые брови не могли скрыть выступающие надбровные дуги. Пивной бокал в его руке казался даже меньше, чем в ладони Беледа. А когда тип поставил его на стол и стало видно нижнюю часть гладко выбритого лица, то по строению челюстей и размеру зубов Кэт поняла, что перед ней последний участник Семерки: аидянин. Причем не просто аидянин, а самый настоящий неондертал.
Ева Аида была беременна тринадцать раз и дала начало семи разным линиям. Такой высокий процент неудач объяснялся тем, что она требовала от Евы Мойры очень серьезного вмешательства в свою ДНК. Возможные выкидыши казались Аиде разумной платой, поскольку у нее было вдоволь времени до менопаузы по сравнению с другими евами, за исключением Камилы. А Камилу она соперницей не считала, хотя бы потому, что та желала создать расу, которая бы ни с кем не соперничала.
Евы, вынужденно до конца жизни ютившиеся на Расщелине, испытывали множество лишений. Чего у них было вдоволь, однако, так это информации. Они имели доступ ко всем документам, когда-либо оцифрованным, – по крайней мере, до тех пор, пока флешки с архивами не начали ломаться. Настоящий масштаб последствий этого проявился только спустя десятилетия.
Аида стала изучать генетику человека. А поскольку геном – шифр, в котором содержится все, чего достигли предки организма в борьбе за выживание своего вида, – складывался в результате долгого исторического процесса, его изучение неразрывно связано с изучением эволюции. Геном Аиды, как и геномы всех остальных облачников, был секвенирован и оцифрован еще до отлета с Земли. Ей выдали копию отчета, содержавшего полную информацию, из каких регионов мира родом ее предки. Какие-то подробности, учитывая, что она – итальянка, предсказуемы, но всплыло и нечто новое: например, генетическая связь с североафриканскими евреями, изолированным кавказским племенем и даже скандинавами. А по ряду генетических маркеров также выходило, что Аида, как и многие европейцы, на какую-то долю неандерталец.
Впоследствии историки по логам компьютера Аиды выяснили, что она примерно в равной степени тратила время на изучение своего генома и геномов четверки – своих главных конкуренток. Из них на Мойру у нее ушло столько же времени, сколько на Дину, Феклу и Айви, вместе взятых: все потому, что Мойра – африканка. Аиду восхищало то генетическое разнообразие, которое демонстрировали африканцы по сравнению с неафриканцами, ведь человечество возникло на этом континенте и затем распространилось по миру. Неафриканские расы зародились в изолированных кочевых сообществах. Поскольку они скрещивались внутри своей популяции, их генофонд, естественно, ограничивался тем, что они принесли с собой: он был подмножеством африканского генофонда. Этим, к примеру, объяснялось, почему на Черном континенте проживали самые высоко- и самые низкорослые народы, а также почему местные спортсмены – лучшие в мире. Не потому, что они от природы более спортивны, а потому, что «колокол» кривой генетического распределения шире. На каждого африканца – выдающегося спортсмена вполне мог приходиться совершенно неуклюжий индивид, но никому до него не было дела. Правдива ли эта гипотеза или нет, но Аида заглотила ее, как наживку – вместе с крючком, леской и поплавком, – и на ней построила свою стратегию в Большой Игре. И если четверка хотела «переиграть» соперницу, следовало принимать это во внимание. Так появились мойринцы. Вместо того чтобы основание за основанием повторять все генетические махинации Аиды, Ева Мойра вмешалась в ту часть генома, которая отвечает за эпигенетику, и превратила своих детей в человеческий аналог швейцарских армейских ножей.
С точки зрения Аиды, самой легкой мишенью была Фекла, поскольку та четко обозначила, какими видит своих потомков. Нетрудно догадаться, что дети Феклы станут сильными, дисциплинированными, непобедимыми бойцами. Не нужно было быть гением военного дела, чтобы понять: в обозримом будущем, которое человечество проведет в космических колониях (при условии, что тяга к насилию никуда не денется), основной формой сражений будут драки, и верх в них будет одерживать тот, кто больше, сильнее и крепче. А тот, кто одерживает верх в бою, рано или поздно подомнет под себя всех остальных – так говорит история. И Аида не хотела, чтобы сыновья и дочери Феклы поработили ее детей.
Она могла бы пойти по стопам Феклы и создать более спортивную копию себя. Однако, захваченная той самой неожиданной деталью своего генома, она задалась целью «пробудить» неандертальские корни, которые, как ей мнилось, десятки тысяч лет дремали в ДНК ее предков. Мысль довольно безумная, поскольку неандертальских генов не хватало, чтобы воспроизвести этот вид целиком, но создать нечто отдаленно похожее у нее получилось. Довершили дело столетия карикатуризации, изоляции и совершенствования, в той или иной степени затронувшие каждую расу. В ход пошли последовательности генов, выделенные из кости настоящего неандертальца и секвенированные еще на Старой Земле. Из донулевых палеонтологических журналов выжали все доступные параметры, такие, как длина костей и строение мышц, а затем закодировали в генотипе неондерталов. Человек, сидевший на другом конце стола, был продуктом направленной эволюции и генной инженерии, однако если отправить его в доисторическую Европу, то он бы не отличался – по крайней мере, внешне – от реальных неандертальцев.