сказать. Но скажу сейчас. Я через два дня начинаю работать охранником в жилых домах».
Она отвернулась и вышла из комнаты, позвав их ужинать.
«Думаю, что О́ни голоден. Не успел поесть».
В голосе Совона слышался чуть ли не плач. В нём смешались стыд за грубость мамы и расстройство из-за О́ни.
«Теперь, наверно, он не будет больше приходить к нам домой».
Сынхван похлопал Совона по плечу.
«Ты же сам можешь ходить к нему».
«С кормом?»
«Сразу взять весь мешок тяжеловато, поэтому носи ему каждый день понемногу».
«Ты покажешь мне дорогу на ферму?»
Щёки Совона залил румянец. Глаза блестели от волнения и ожидания. Сынхван потребовал соблюдать два условия. Ходить к О́ни только в светлое время и долго там не задерживаться.
Сегодня суббота, неучебный день. Значит, Совон наверняка собрался зайти к О́ни. В чёрном пакете, скорее всего, корм для кота.
Сынхван спешно закрыл охранный пост и побежал к причалу. Судя по тому, как начальник ринулся туда, он мог кого-то убить. Если этот кто-то шаман, то это ещё страшнее. У шамана очень тонкая шея, её можно переломить как деревянную палочку.
Когда Сынхван появился на причале, инцидент разгорался. Шаман всячески пытался освободиться от левой руки начальника, которая схватила его за шею. Казалось, он готов его убить. Лицо было страшным. Люди пытались оторвать от шеи руку Хёнсу. Совон в отчаянии звал отца. У его ног валялся корм для О́ни. Сынхван взял Совона, вывел его из толпы и довёл до двери к причалу. Совон пытался вырваться и смотрел на отца.
«Чхве Совон».
Сынхван потряс Совона за плечи и заставил посмотреть на себя.
«Я приведу отца, если ты пообещаешь подождать нас здесь».
Совон остановился. Сынхван вернулся на мост. Чтобы силой увести оттуда начальника, требовался подъёмный кран. Но надо было что-то придумать. Он достал телефон и нажал номер телефона охраны главных ворот. Ответил Пак.
Через некоторое время из громкоговорителя, установленного на водонапорной башне, раздался сигнал тревоги. Начальник непроизвольно отпустил шею шамана и обернулся. Шаман упал на мост и закашлялся, а люди отпустили Хёнсу и расступились. В этот момент Сынхван подбежал к начальнику. Начальник одурманенными глазами смотрел на свою левую руку, обвязанную бинтом. По выражению его глаз можно было подумать, будто он увидел дьявола. Сынхван, взяв за руку Хёнсу, оттащил его и увёл с моста. К счастью, Хёнсу был одурманен не до такой степени, чтобы не узнать своего сына. Хёнсу убрал руку Сынхвана и спросил Совона: «С тобой всё в порядке?»
Совон сказал: «Прости, папа». Похоже, он подумал, что папа упрекает его за то, что он туда пришёл.
«А где мама?»
«Она куда-то отошла. Я не знаю».
Начальник посмотрел на гору Серёнбон и сказал: «Идём».
Взявшись за руки, они покинули причал. Сынхван обернулся. Ёнчжэ со странной улыбкой наблюдал за Хёнсу с Совоном.
«Ты не проводишь Совона домой?» – спросил Хёнсу у Сынхвана возле первого моста.
«Я прошу тебя. Если я увижу его мать, то могу наговорить такого, о чём потом пожалею. Я буду ждать тебя на посту у водных ворот».
Сынхван достал из кармана ключи от поста. Взяв их, Хёнсу повернул назад, и в этот момент, обессиленный, он чуть не упал. Когда Сынхван, испугавшись, протянул руку, начальник уже был далеко. Его крепкие плечи были похожи на подмытую земляную насыпь, которая вот-вот обрушится от дождя. Издалека доносился звук гонга – обряд продолжался.
«Пойдём».
Сынхван взял Совона за руку, и они пошли вместе.
Когда они миновали задние ворота, Совон вдруг остановился. Сынхван не успел спросить, что с ним, как мальчика сильно вырвало. Рвота попала на джинсы и кроссовки Совона, а также на ботинки Сынхвана. Кисловатый запах распространился во влажном воздухе. Совон, опустив руки, смотрел на Сынхвана. По глазам было видно, что он сейчас заплачет.
«Ничего страшного. Пойдём домой, помоемся».
Сынхван достал носовой платок и вытер подбородок Совона. Лицо мальчика было даже не бледным, а синим. Кожа была влажной и холодной. Похоже, он находился в шоковом состоянии.
«Хочешь, понесу тебя на спине?»
«Я могу идти».
Пока они шли, Совона ещё дважды вырвало. В конце концов, Сынхван понёс его на спине.
Перед складом возле особняка был установлен огромный навес. Там стоял стол для поминального обряда, за ним сидели люди. Они ели и пили. Несколько женщин, которые, кажется, были из Нижней деревни, носили из дома номер 101 к навесу подносы с едой. Рядом с клумбой стоял неприметный незнакомый старик. Он был в чёрном костюме, с палкой для ходьбы по горам, волосы у него были аккуратно причесаны, а лицо похоже на лицо Серён. Можно было догадаться, что это её дедушка со стороны матери. Как было известно, отец Ёнчжэ умер ещё до рождения Серён.
«Ты не знаешь, где мама?» – спросил Сынхван, опустив Совона на землю перед дверью в дом. Совон покачал головой.
«Тогда, может быть, пойдём в медпункт?»
Совон снова отрицательно покачал головой.
«Ты хочешь умыться и поспать?»
«Да».
Сынхван пошёл вместе с Совоном в ванную, помыл, переодел его и уложил в постель. Совон позвал Сынхвана и, немного поколебавшись, спросил:
«Наверно, ей хорошо?»
«Ты имеешь в виду Серён?»
«Да».
«Ты пошёл туда, потому что хотел это узнать?»
«Нет. Не поэтому. По дороге к О́ни я хотел передать ей открытку…»
Сынхван ждал объяснения.
«Я слышал, что она умерла в день рождения. Она была несчастной. Никто из класса с ней не дружил, поэтому она всегда играла одна. И никто не поздравил её с днём рождения. Даже открытку ей не подарили. Никто вообще не знал о её дне рождения».
«Поэтому ты написал ей открытку?»
Совон кивнул головой.
«Что ты написал?»
«Я не знал, как к ней обратиться, поэтому просто написал «Happy Birthday». Желаю тебе быть счастливой на небесах. Спасибо за О́ни. Я написал ей также, чтобы она больше ко мне не приходила».
Сынхвану стало не по себе, и он спросил: «Она к тебе приходит?»
«Да, во сне. Во сне из леса доносится её голос. «Расцвели цветы, скорее лови». Задёрнешь занавеску, а она виднеется, спрятавшись за большим деревом, с длинными, распущенными до пояса волосами… – тихо сказал Совон, опустив глаза. – Мне кажется, на ней нет одежды. Она появляется босая в одних трусиках. Она зовёт меня поиграть в «Расцвели цветы, скорее лови».
«Ты выходишь к ней?»
«Нет. Я просто наблюдаю, спрятавшись за занавеску. Я хочу попросить её не приходить сюда. Она должна уйти на небеса, но у меня не получается ничего сказать».
«От страха?»
«Я точно не знаю. Когда она приходит ко мне, моё тело цепенеет, и я не в состоянии произнести ни слова».
«А кому ты хотел передать открытку? Серён же приходит только во сне?» – спросил Сынхван.
«Я хотел отдать её дяде из сто первого дома, а шаман перехватил её и прочитал. Затем неожиданно схватил меня за шиворот и начал кричать».
«А что он сказал?»
«Что она не может уйти одна. А пойдёт только со мной. Он имитировал голос девочки и махал колокольчиками. Затем вплотную приблизился к моему лицу и с ненавистью на меня посмотрел. Я рассердился и тоже зло посмотрел на него. Голос девочки не такой, как у него. Её голос звонкий и чистый, словно пение церковного хора… Сынхван, ты когда-нибудь слышал её голос? Да?» – спросил Совон. Тот пытался вспомнить её голос. Вспомнить, каким он был?
«Да, кажется, он был именно таким, как ты говоришь».
«Я совсем не боюсь шамана-вруна, но папа…»
Совон неожиданно остановился, а спустя некоторое время продолжил: «С моим папой всё будет хорошо?»
«Конечно. Он же взрослый».
«Папа сказал, что взрослым тоже бывает страшно. Наверно, не надо было переезжать сюда. Тут всё очень странное».
«Перед переездом тебе разве было неинтересно узнать, что это за место?»
«Маме было интереснее. Когда папа сказал, что нужно жить с тобой в одном доме, мама велела ему приехать сюда, всё посмотреть и разузнать, можно мне жить с тобой или нет, выяснить размеры жилья».
«Тогда почему папа не приехал? Или он приезжал, а я не знал».
«Я точно не знаю. Но из-за этого папа и мама поссорились. Папа вернулся пьяным вечером следующего дня».
Вечером следующего дня… Сынхван посмотрел на часы. Уже два часа. Надо идти на пост.
«Ты маме не говори про девочку. – В глазах Совона появилось беспокойство. – Не говори ей, что я там был. Если она узнает, будет беда».
«Но если ты ещё сильнее разболеешься, что будешь делать?»
«Позвоню тебе. Можно?»
Сынхван подумал, не ослышался ли он. Почему не папе, а ему?
«Честно говоря, мама сейчас в сто первом доме, потому что сосед попросил её помочь на поминках. А папа попросил маму не работать охранником».
Сынхван наконец-то понял, что означает «будет беда». Совон переживал не за себя. Он не хотел, чтобы папа и мама поссорились из-за него. Сынхвану было жаль мальчика, к тому же он был удивлен: двенадцать лет ему, а уже понимает, как ссорятся родители, и знает, что́ может их поссорить. Без большого жизненного опыта такое обычно трудно понять.
«Хорошо. Договорились», – ответил Сынхван.
Совон успокоился, закрыл глаза и вскоре уснул.
На дороге перед особняком людей ещё прибавилось, потому что обряд у озера закончился и переместился в лесопарк. На улице горела сухая трава; стоя перед огнём, домработница из сто первого дома розовой расчёской причёсывала куклу. Когда она закончила, шаман поджёг куклу от горящей соломы. Ноги куклы загорелись, испуская серый дым. Шаман, держа куклу в руке, поднялся на большущее лезвие соломорезки. Костлявые босые ноги с лёгкостью передвигались по острому ножу. Жители Нижней деревни окружили шамана и наблюдали за обрядом. Слова, которыми они обменивались, доносились до Сынхвана. Они считали смерть Серён плохим предзнаменованием. Тело лежало под водой в деревне, в деревню вторглись чужаки. Это дурной знак. Поэтому все сегодня пришли на шаманский обряд и молились, чтобы с их деревней ничего не случилось. А старика, которого недавно видел Сынхван, уже не было. Сынхван походил среди людей и за складом увидел Ынчжу. Она сидела у костра, над которым висел большой чугунный котёл, и поправляла угли кочергой. Выглядела она растерянно.