Рассказывая Сынхвану о мужчине из сна, он обрёл смелость посмотреть прямо перед собой. Когда он попросил Сынхвана подождать, он понял, что́ должен делать. Играя в бейсбольные игры, он всячески пытался сконцентрироваться. Анализируя историю об О Ёнчжэ, рассказанную Сынхваном, он пытался понять положение дел и увидеть цельную картину происходящего. О Ёнчжэ притворился младшим братом Хёнсу в разговоре с врачом. Он преследовал мужчину из сна. Он изготавливал также дубинку в подвале.
Однако Хёнсу не мог найти последнюю деталь пазла – истинную причину организации экскурсии по дамбе для детей-сирот. Всё остальное полностью подтверждало вывод Хёнсу, сделанный им у калитки. О Ёнчжэ жаждет расплаты. Хёнсу должен расплатиться с О Ёнчжэ способом, предложенным О Ёнчжэ. Исчезнувшие кроссовки Совона были предупреждением. Ёнчжэ указывал, что́ может случиться, если Хёнсу откажется заплатить по счетам. Также Ёнчжэ дал ему понять, кто владеет ситуацией. Именно по этой причине Хёнсу вышел сегодня на ночное дежурство. Он хотел сам назначить хотя бы место «встречи». Главное – подальше от Совона и Ынчжу.
Хёнсу сейчас один без всякой защиты стоит на «домашней базе». Он выжидает момент, когда Ёнчжэ изо всех сил бросится в его сторону в подкате. Как на это ответить, он ещё не знал. Подумал, что сообразит, когда наступит этот момент. Хёнсу решил придерживаться только одного принципа: надо обязательно дойти до конца. Либо обменяемся тем, что нужно каждому, либо вместе погибнем.
Хёнсу сделал движение и сразу застонал. Было такое ощущение, что всю левую ногу свело судорогой. Он опять посмотрел на часы. 23:55. Время плыло медленно, как туман. Боль обжигала его, словно пламя. Из кармана рубашки он достал обезболивающие таблетки и положил их в рот. Встав со стула, перенёс центр тяжести на правую ногу. Повернувшись в сторону кулера, он остановился. Что-то попало в поле его зрения. Он медленно повернул голову, проверяя, что это. За окном стоял О Ёнчжэ. Хёнсу прожевал таблетки и проглотил их, затем открыл окно. Ёнчжэ заговорил первым: «С вами всё в порядке? У вас очень бледное лицо».
Ёнчжэ был весь в чёрном, как ворон. Шапка, ветровка, штаны, даже целлофановый пакет в руке. Хёнсу немного замялся и спросил: «Что вам надо?»
«Я пришёл, потому что переживал за вас».
«В чём дело?»
«Я слышал, что вы пошли в лес и ногой угодили в капкан».
Ёнчжэ говорил про ногу, но взгляд его был направлен на левую руку Хёнсу в повязке.
«Вечером я услышал про это от вашей жены. Она сказала, что потратила много денег на лечение, я не могу оставаться в стороне, я же несу за это ответственность».
Хёнсу глубоко вздохнул, надо быть спокойным.
«Вы хотите сказать, что поэтому пришли навестить меня ночью?»
«Да, именно поэтому уже глубокой ночью я пошёл в лес и нашёл там вот это».
Ёнчжэ достал из пакета кроссовки Совона.
«Судя по размеру, кажется, они не ваши. Я подумал, что наверняка вашего сына».
Хёнсу предполагал, что так это примерно и произойдёт, но всё равно почувствовал, как эти слова жестоко ударили его в грудь.
«Да, это кроссовки Совона».
Хёнсу еле-еле произнёс эти слова.
«А-а-а, так».
Ёнчжэ положил кроссовки на подоконник. Хёнсу, держась правой рукой за угол стола, наблюдал за движениями соперника.
«Могу ли я позвонить от вас?»
Ёнчжэ подошёл поближе к окну.
«Я потерял мобильник в лесу, надо бы позвонить в жилищную контору лесопарка».
Хёнсу смотрел на телефон. И принял решение пойти навстречу Ёнчжэ, что бы тот ни задумал. Если Ёнчжэ попросит выйти на улицу, тогда выйду. Если он сам захочет войти, я открою ему дверь. Хёнсу должен был быть рядом с Ёнчжэ, чтобы не упустить шанс предложить ему сделку. «Я отдам всё, что ты захочешь. А ты гарантируешь мне то, что хочу я». Хотя от левой руки и левой ноги не будет толку, Хёнсу решил, что у него есть шанс. По крайней мере, Ёнчжэ не так хорошо дерётся. Однако что это за просьба позвонить от меня? Он что, хочет позвать помощников? Будет звонить прямо в присутствии своего соперника? Хёнсу, подавив в себе подозрения и усыпив бдительность Ёнчжэ, правой рукой взялся за телефон… Сохраняя равновесие с помощью правой ноги, он одним туловищем повернулся к окну и положил телефон на подоконник с наружной его стороны. Ёнчжэ протянул руку к телефону. Но в одно мгновение тело Хёнсу наклонилось к окну, будто кто-то сильно толкнул его в спину. Когда он понял, что произошло, его правая ступня уже оторвалась от пола, раздался сильный глухой звук, и он почувствовал страшную боль в носу, будто он был раздроблен, и все мысли разом вылетели из головы. Это случилось, потому что Ёнчжэ, внезапно схватив его за запястье, изо всех сил дёрнув его на себя, потащил Хёнсу наружу.
Хёнсу, откинув голову, тянул руку назад, внутрь комнаты, пытаясь отойти от окна. Эта рефлекторная попытка, наоборот, помогала сопернику. Каждый раз, когда Хёнсу откидывал голову, Ёнчжэ изо всех сил тянул его за руку к себе. При этом лицо Хёнсу ударялось о подоконник – носом, подбородком, лбом, губами. Это были свирепые и жестокие удары. Рука Ёнчжэ держала Хёнсу за запястье мощной хваткой, будто его руку схватили челюсти крокодила. Оконная рама из нержавеющей стали и противоударное стекло, которые до этого защищали Хёнсу, теперь стали орудием пытки. Они поранили глазницы Хёнсу, раздробили ему нос, порвали губы и выбили зубы. На него обрушилась страшная боль. В горле клокотала кровь. Глаза, перед которыми всё постепенно темнело, заплыли от крови. Хёнсу перестал сопротивляться. Он лёг щекой на раму и сплюнул кровь изо рта. В это время Ёнчжэ достал из заднего кармана дубинку. Хёнсу увидел её, но было уже поздно. Дубинка ударила ему по запястью. В этот момент Хёнсу почувствовал, будто железная цепь намоталась вокруг его запястья. Она разорвала мышцы и раздробила кость. Он почувствовал, как её осколки порвали изнутри кожу. Через некоторое время Хёнсу показалось, что в его руке взорвался целый мир. Тело горело. Его сознание погружалось в глубокое тёмное болото. Непонятное бессилие охватило всю его плоть. Силы в один миг покинули мышцы, уступив место боли и пылающему пламени.
Хёнсу сквозь щели закрывающихся век увидел болтающееся запястье. Увидел иголку от шприца, вонзившуюся в его руку. Он увидел перед собой багровый мир, который раскололся на две части, затем на четыре и так на бесчисленное множество кусочков. В конце концов мир, разрушаясь, рассыпался в порошок. Прежде чем он потерял сознание, в голове Хёнсу, как метеорит, пронеслась какая-то мысль, но исчезла где-то в темноте, и его глаза закрылись.
Была ночь. На небе стояла полная луна. За горизонтом мерцал огонь маяка. На поле сорго, которое колыхалось кровавыми волнами, опускался туман. Стоя в середине поля, Хёнсу услышал голос Совона: «Папа».
Этот голос, как заклинание шамана, схватил его за шею. Он осознавал, что так нельзя, но двигался к колодцу, будто его тащили туда. Одна верёвка была спущена внутрь колодца. Колодец был глубоким и тёмным, но Хёнсу смог ясно увидеть, что на верёвке висит Совон. Его тонкое и длинное тело вращалось, подобно музыке ветра на карнизе. Слабый голос ударялся в стенки колодца.
«Папа».
Хёнсу начал тянуть верёвку вверх. Совон, это папа. Папа тут, хотел сказать Хёнсу, но голос его не слушался. А верёвка легко поднималась, будто на её конце висел не Совон, а пустое ведро. Наконец, ребёнок достиг самого верха. Хёнсу одной рукой обнял сына. Холодное лицо коснулось его щеки. И раздался шепот: «Папа».
Голос был чужим. Хёнсу отвёл лицо ребёнка, это был не Совон. Это была она. Чёрными, как дыры, глазами на него смотрела девочка. Она улыбнулась, открыв рот и оголив окровавленные десны. Тонкими ногами она обхватила его за талию. Хёнсу пытался её отбросить. Но девочка крепко прижалась к нему и уже всем телом вылезла из колодца. В отчаянии она шептала: «Папа».
«Чхве Хёнсу!»
Кто-то позвал его. Девочка отпрянула от его груди, будто кто-то отсёк её от него мечом. Однако Хёнсу не мог сразу вернуться в реальность. Он очень долго выходил из сна. Тот хватал его и не отпускал. Он дремал.
«Чхве Хёнсу! Открой глаза».
Его опять разбудил голос. Он проснулся, но не мог открыть глаза, потому что его веки были склеены запёкшейся кровью, как застывшим сиропом. В ушах раздался какой-то гулкий звук, будто рядом работал станок. Где я сейчас?
«Я же говорю: открой глаза».
Нога в трекинговом ботинке ударила Хёнсу по левой ноге. Хёнсу показалось, будто в левую ногу вонзили кол. Боль, утихшая на время, снова проснулась. Разбитое лицо и нос, сломанное запястье сразу закричали. Страшная боль мигом разбудила его.
«Ну что? Пришёл в себя?»
Хёнсу стиснул зубы и задержал дыхание. Хлопая веками, на которых была запёкшаяся кровь, он пытался оценить своё положение. Первое, что он понял, – это то, что сидит на стуле. Его руки были связаны за высокой спинкой стула. Ноги болтались под стулом, лодыжки были скрещены и связаны. Такое не смог развязать бы даже иллюзионист. Где же я? Стул был из охранного поста, но место было другое.
«Напоминаю тебе, что я папа девочки, которую ты убил, свернув ей шею».
Голос Ёнчжэ был спокойным. Тон был таким, будто он говорил ему: «Жаль, что ты убил мою дочку».
«Чтобы ты знал, я сообщаю тебе, что я обработал рану у тебя на запястье. Я забинтовал ее эластичным бинтом и остановил кровотечение. Я же всё-таки врач, хотя обычно лечу зубы».
Хёнсу попробовал пошевелить правой рукой. Острая боль пробежала по ней. Из груди чуть не вырвался крик, Хёнсу еле-еле задержал его в горле. Он кончиком языка потрогал место, где должны были быть передние зубы. Там было пусто. Будто оголившаяся гора, из которой выдернули все деревья. Что, говоришь, ты сделал? Остановил кровь?
«Ну, если соперник умрёт из-за кровотечения перед игрой, будет совсем неинтересно, тем более у нас такая прекрасная ночь и выходные. Не так ли?»
Да, действительно, выходные были замечательными. Особенно для смерти. Хёнсу не боялся смерти. Он был уже к ней готов. Всё одно – покончить с собой или умереть, расплачиваясь за содеянное. Спрыгнуть со смотровой площадки на заправке или сдохнуть избитым дубинкой. Хёнсу не беспокоило, как он умрёт. Его только волновало, что, прежде чем погибнуть, он должен успеть совершить сделку. Судя по тому, как развиваются события, это будет нелегко.