Вы писали, что скоро может совершиться казнь? До сих пор больше всего смертных приговоров приводилось в исполнение в декабре, и вы переживаете, ведь Чхве Хёнсу, кажется, прошёл недавно медицинское обследование? Если это так, значит, мальчик в опасности. И вы тоже. То, что мой муж жил в течение семи лет как призрак и держал мальчика в поле своего зрении, гнал его из этого мира и при этом прямо не наносил по нему удара, означает, что мой муж собирается наказать сразу и мальчика, и его отца. Он сейчас ждёт дня казни. Как он узнает о дате, на которую её назначат, мне неизвестно. Могу только сказать, что для него это несложно. Наверно, он сначала устранит того, кто может ему помешать. Учитывая неудачу, постигшую его в прошлом, на этот раз он наверняка предпримет нечто более серьёзное, а не просто отдалит вас от мальчика. Это значит, что у вас в руках нет никакого козыря, дающего вам шанс одержать победу над моим мужем. Козырь находится в руках у мальчика.
Передайте, пожалуйста, мальчику, чтобы он использовал известные ему факты. При необходимости можно использовать и меня. Я думаю, этот козырь будет полезен. Я оставляю вам номер моего сотового телефона: 0033-6-34-67-72-32.
Вчера мне впервые за долгое время было очень весело. Потому что моя подруга Ина вышла замуж. Церемонию устроили под яблоней, куда я приходила по ночам. Вчера после большого перерыва появилось солнце и было очень тепло. Ина не шила себе свадебного наряда, она надела своё обычное любимое платье, взяла букет, который я сделала для неё, и обменялась кольцами с Филиппом. Филипп – её возлюбленный, с которым она жила с тех пор, как мы приехали в Амьен. Он занимается анимацией, однако в основном принимает и доставляет заказы. Благодаря этому я, не имея разрешения на работу, могла у него подрабатывать. Даже не надо было никуда ходить. Теперь он муж моей подруги и одновременно мой босс.
Завтра я планирую покинуть Францию. Возможно, на сей раз это будет не короткая поездка для продления визы. Конечно, я до сих пор боюсь выходить из дома, но я намерена попробовать. Хочу узнать, что со мной будет, если я стряхну со своей спины тень? Пока я ещё не решила, куда поехать. Одно ясно, что сюда я больше не вернусь.
Сегодня ярко светит солнце. Я сейчас хочу выйти во двор. Заберу одеяло, которое сушила на лежаке, и заодно в последний раз посмотрю на мою яблоню, которая в этом году дала много яблок для приготовления яблочных пирогов.
Он хочет погубить меня и отца, нас обоих… Это же очевидно. Он и семь лет назад пытался это сделать, но что изменилось сейчас? Ничего. Я отрешённо смотрел на телеграмму, лежавшую на столе. В ней говорилось:
Сообщаем о приведении в исполнение смертного приговора Чхве Хёнсу в 9:00 27.12. Членов семьи просим после 9:00 28 декабря забрать тело, подготовив всё необходимое для похорон…
Вдруг у меня перехватило дыхание. Было такое ощущение, будто кто-то ударил меня ногой в живот. Сынхван исчез вчера после обеда. Телеграмму принесли сегодня утром. А забрать тело папы надо завтра утром. Я заново прочитал письмо Мун Хаён.
Наверно, он сначала устранит того, кто может ему помешать. Учитывая неудачу, постигшую его в прошлом, на этот раз он наверняка предпримет нечто более серьёзное, а не просто отдалит вас от мальчика. Это значит, что у вас в руках нет никакого козыря, дающего вам шанс одержать победу над моим мужем. Козырь находится в руках у мальчика.
Мун Хаён написала, чтобы я использовал известные мне факты. И даже предложила использовать её саму, сообщив свой номер телефона. Мне было трудно её понять. По крайней мере сейчас. Одно было ясно – вчера уже устранили того, кто сможет помешать.
7
Я коротал время, перечитывая все письма Мун Хаён. Сынхван не вернулся, хотя было уже начало одиннадцатого. Всё было ясно. Чем больше проходило времени и чем яснее я всё понимал, тем труднее было принимать происходящее. Оставалась вероятность того, что он вернётся завтра утром, будто с ним ничего не случилось. Возможно, он сейчас один занимается подготовкой к похоронам отца. К тому же уже случалось, что он отсутствовал в течение двух дней.
Но эти мысли не утешали меня и не могли принести никакого облегчения. Просто я упорно не хотел признавать того, что случилось. Хотя интуиция и логика говорили об одном и том же. Вопросы, на которые я не находил ответа, проносились в моей голове подобно стае летучих мышей.
Кто же прислал мне рукопись и все материалы Сынхвана? И зачем он это сделал? А где сейчас О Ёнчжэ? Верно ли, что он убил мою маму? И правда ли то, что он убрал Сынхвана? По какой причине он дал мне прожить в этой деревне целый год? И как он мог заранее узнать о дате смертной казни?
Занавески на окне закачались от ветра. Я раздвинул их. Однако за окном ничего не было видно – вокруг рамы налип снег, а стекло покрывал иней.
Я вернулся к столу. Теперь, как мне казалось, я понял, что находилось за невидимым окном. Это была рука. Рука О Ёнчжэ, которая сотрясала мою жизнь. Я был йо-йо, подвешенным к его пальцам. О Ёнчжэ кидал меня в разные стороны и, подбрасывая, снова притягивал к себе обратно. Он семь лет ждал этого момента. Он не желал дать мне хоть где-то задержаться надолго. Это была его первая цель. Я должен был скитаться, переезжая с места на место, чтобы никто не интересовался мной, даже если я исчезну навсегда. И заодно он наслаждался своей местью. Можно ли позволить сыну убийцы своей дочери жить спокойно? Даже если обязательно настанет момент, когда он меня убьёт? Все эти семь лет я убегал от него изо всех сил, и однако всё это время я был у него в руках. Я осознал это только сейчас; Сынхван, думаю, знал об этом давно. А О Ёнчжэ было известно, что Сынхван под него копает. Возможно, он знал также и о том, что Сынхван пишет про него роман.
Я вскипятил воду и заварил очень крепкий кофе, от которого сводило всё во рту. Всех этих шумных летучих мышей я отловил и запер в дальнем уголке своего сознания. Я отбросил также беспокойство о Сынхване и начал размышлять над советом Мун Хаён.
Передайте, пожалуйста, мальчику, чтобы он использовал известные ему факты. При необходимости можно использовать и меня. Я думаю, этот козырь будет полезен. Я оставляю вам номер моего сотового телефона.
Мои кроссовки «Найк» были приглашением О Ёнчжэ. Я думаю, что с наступлением утра за мной придут «охотничьи собаки». Однако я не намерен их ждать. Я не собираюсь допустить, чтобы меня, как и семь лет назад, похитили во сне. А бежать я и вовсе не планирую.
Я достал чистый лист бумаги и взял ручку. Мне не понадобилось и десяти минут, чтобы написать то, что я хотел. Я, можно сказать, не сочинял, а просто писал под диктовку то, что я много раз мысленно писал в своём сердце и стирал. Такой текст люди обычно называют предсмертной запиской, но у меня для него другое название – «Сани», сани с собачьей упряжкой, которые отвезут добычу к охотнику.
Письма Мун Хаён, рукописи Сынхвана и его материалы я положил в коробку и спрятал её в вентиляционном люке под потолком в туалете. На стол я положил кроссовки и ноутбук Сынхвана. В ноутбуке остались только тексты, которые Сынхван писал и обрабатывал для одного писателя. Приведя комнату в порядок, я принялся за джинсы. Я немного распорол на них пояс, достал лезвие для бритвы и положил его в прорезь. Затем снова слегка зашил пояс по шву, чтобы его можно было легко оторвать. Небольшой кусок торчавшей нитки я засунул внутрь джинсов. На руку я надел часы Сынхвана с функцией диктофона. Потом я надел на себя пуховик, положил в карман завещание, надел кепку, а поверх неё прикрепил фонарик. Что касается ножа для погружений, я взял его было в руку, но недолго думая вернул на место. Я был на сто процентов в безопасности. До получения тела отца оставалось более девяти часов. До этого времени я не смогу умереть, даже если очень этого захочу, Ёнчжэ мне этого попросту не позволит.
Около полуночи я вышел из дома. Я смотал в кольцо бади-лайн, повесил его на плечо и пошёл в сторону маяка. Свет маяка мерцал над морем, словно танцуя. Было такое ощущение, будто ветер управляет даже световыми волнами. Между бликами света то появлялся, то исчезал тёмный горизонт. Я подумал о двенадцатилетнем мальчике, который стоит за спиной у времени. О чём мечтал мальчик, стоя на краю поля сорго и глядя на свет маяка за горами? Что он представлял себе, чувствуя запах моря, доносившийся сквозь туман? Что заточило душу этого мальчика в колодце посреди поля сорго? Может быть, мой дедушка, его отец? Или, как говорил папа, он сам себя заточил? Освободился ли он теперь?
За маяком был лес с красными соснами. В начале тропинки, ведущей в глубь леса, виднелись следы от машин. Видел ли я их полдня назад, когда возвращался с каменного острова? Я не мог вспомнить. Я только вспомнил мужчину, стоявшего рядом с маяком и смотревшего на меня.
Я хотел войти в лес и проверить, стоит ли там машина, но передумал. Я должен вести себя непривычно, как человек, находящийся под воздействием пережитого шока. Ещё я должен начать действовать сразу, как пойму, где находится следящий за мной человек. Все мои органы чувств пытались уловить, что происходит за моей спиной, но ничего не обнаруживали. В таком случае за мной могли следить из маяка или из леса.
Дверь на маяк была не заперта. Она плавно открылась, словно её петли были смазаны маслом. Внутри было темно. Когда я включил фонарик, перед глазами возникла винтовая лестница. Я поднялся на второй этаж. Там дверь была закрыта, поэтому я направился дальше, на третий этаж. Я однажды приходил сюда. Просто так, от скуки. Помню, что на третьем этаже была комната с выходом на галерею. Её использовал смотритель маяка, когда на маяке ещё работали люди.
Я кончиками пальцев толкнул дверь, и она сразу открылась. Я сделал шаг внутрь, потом завёл руку за спину и закрыл дверь за собой. Я перевёл рубильник на стене в верхнее положение. Удивительно, что свет загорелся. Я помнил, что в комнате было три двери. Одна дверь, через которую я только что вошёл, вторая, ведущая вверх на башню, в отсек освещения. Рядом с ней находилась ещё одна железная дверь, через которую можно выйти на галерею. Сверху там было окошко, в него можно посмотреть нар