Крики моментально прекратились. Щелчки камер также умолкли. Ветер затих. Я открыл глаза. Вокруг было очень темно, словно ночью. На тёмном небе сияли звезды. Откуда-то доносился голос, похожий на горное эхо.
«Расцвели цветы, скорее лови».
Однако секундной стрелки света нигде не было. Я не чувствовал также движения девочки. И холодной руки, которая трогала мою шею, не было. Слышен был только голос, словно указывающий мне направление. Он звучал прямо передо мной. Я понял, что это не игра, слова раздавались, призывая следовать за ними.
«Расцвели цветы, скорее лови».
Я сделал шаг вперёд.
«Расцвели цветы, скорее лови».
Ещё один шаг.
Чем дальше я продвигался вперёд, тем дальше уходил звук. Тьма потихоньку рассеивалась, и в конце концов стало светло. Я больше не слышал голоса девочки. Возможно, всё это было моё воображение, но я увидел белые ноги девочки, которые уходили далеко в небо сквозь пустоту. Над нечёткими следами её ног снова возник пасмурный день. Стрелка мира опять пришла в движение. Тик-так. Тик-так…
Фургон Сынхвана подъехал ко мне и остановился. Я обернулся и увидел, что эта очень длинная ночь тонет в море света.
В пять часов отец был отправлен в огонь, дверца закрылась. Я не двигался и стоял возле неё. Я изо всех сил старался понять отца. Понять его жизнь, смерть и последние слова. За что он благодарил? Кому он был благодарен? Тюремщику? Благодарил за свободу, которую подарила смерть? Или за то, что он смог послать мне последний знак? Или же перед тем как на его шею накинули петлю, он ответил своей жизни «да», как это было в названии книги, которую я нашёл в коробке с его вещами – «Скажи жизни «да», несмотря на всё, что было».
Я не мог понять. Что я вообще могу понять и как это можно понять? Единственное, что я осознавал, – это то, что я его сын.
Через час кремация закончилась. Я получил от сотрудника крематория урну с пеплом. Она была лёгкой и горячей и пахла огнём. На улице хлопьями падал снег.
К полуночи мы вернулись в Деревню с маяком. Катер председателя молодёжной организации ждал нас у обрыва, неподалёку от маяка. На море было темно. Волн не было. Председатель управлял катером в сплошной снежной пелене и темноте, ориентируясь только на свет маяка. Я сидел на палубе и переодевался в гидрокостюм. Глядя на меня, Сынхван сказал: «Нельзя мне хотя бы доплыть с тобой до обрыва?»
Я хотел ему ответить: «Посмотри на себя в зеркало». Он выглядел как живой мертвец. Я не хотел попрощаться в море сразу с двумя близкими мне людьми в один день.
«Примерно через двадцать минут начнётся отлив, – сказал Сынхван. Я кивнул головой. – До этого ты должен вернуться».
Я снова кивнул. Катер остановился напротив западного берега каменного острова. Я затянул жилет плавучести, включил фонарик на максимальную яркость, положил урну с пеплом в железную проволочную сетку и закрепил её на боку. Сунув в рот регулятор, я посмотрел на часы – 23:55. Я начал погружение из вертикального положения.
Вода была холодной, но течение – мягким и даже нежным, словно лёгкий ветерок. Регулируя плавучесть, я стал спускаться вниз по течению. Я проплыл мимо края обрыва и вдоль стены скользнул вниз. Я видел ночных рыбок, светящихся красным светом, лес морских водорослей, рыбу-осу, которая проплыла мимо спящей на камне камбалы, то появляясь, то исчезая среди водорослей. Я спускался всё глубже и глубже.
0:00. Я добрался до самого дна. Меня окружала тьма, все предметы были тёмными. Серые рыбки тучами плавали над головой, закрывая обзор. Из сетки я достал урну и взял нож, прикреплённый к ноге. Разорвал резину, которой запечатали урну, и открыл крышку. Белый порошок стал подниматься вверх среди рыбок и затем развеялся течением. Казалось, что сейчас идёт метель.
Мне говорили, что именно в этот день сорок четыре года назад, когда родился отец, тоже шёл снег. Я помню, что снег шёл в этот день и тринадцать лет назад. Тогда у отца было разбито плечо, и его мир тоже разбился. Той зимой отец лежал в больнице и в свой 31-й день рождения ждал третьей операции на плече. Он надел поверх больничного халата пуховик и днём покинул больницу тайком от медсестер. С шестилетним сыном он отправился в парк развлечений. Зоосад при парке был закрыт, и поезд, возивший посетителей на сафари, стоял у платформы. Мужчина очень переживал, он пошёл к автомату, купил колу со льдом и протянул её сыну. В тот день небо было желтоватым, как пустыня. Под свинцовыми облаками по земле мела метель. А в ветвях деревьев на аллее ветер завывал, словно альт. В тот день сынишка выиграл в игровом автомате на улице маленький улыбающийся череп и протянул его мужчине. Тот взял череп и начал что-то насвистывать. Пустую площадь наполнили звуки марша полковника Боги. Сын широко размахивал руками и шёл рядом с отцом, маршируя с ним в такт. Па-пам. Па-пам.
Как и в тот день, когда шестилетний мальчик протянул отцу улыбающийся череп, я поздравил папу:
«Happy Birthday!»
Послесловие автора
Что находится между фактами и истиной?
Порой судьба посылает нам нежный ветерок, иногда дарит тёплый луч света, а время от времени приносит на равнину жизни неожиданный вихрь неурядиц, сотрясая нашу повседневную жизнь. Мы пытаемся не сбиться с пути, укрыться от вихря и противостоять ему с помощью выбора, который мы считаем самым подходящим в данный момент. Однако… как ни странно, мы подчас выбираем худшее из всех зол, даже если впереди нас ждут лучшие альтернативы (достаточно доказательств этому можно найти в колонках местных новостей, размещаемых в ежедневных газетах).
Между фактами и истиной как раз и существует это самое «однако», так я считаю. «Некий мир», о котором никто не говорит или не может говорить. Пусть этот мир неудобный и запутанный, но нам всё равно предстоит с ним столкнуться. От этого никуда не уйти. Если вы спросите почему, то я отвечу следующим образом – потому что мы существа, которые не в силах избежать этого «однако».
Мой роман как раз об «однако». Это история о человеке, который мчится к своему падению из-за роковой случайности; история о том аде, который есть в каждом из нас; история о «чём-то», что любой человек защитил бы, рискуя своей жизнью и стоя на краю обрыва.
В тот день, когда я закончила этот роман, я устало опустила голову на письменный стол и пожелала, чтобы мы, живущие в мире «однако», могли бы, повторяя слова Виктора Франкла, сказать жизни «да!», несмотря на безнадёжность существования[27].
Каждый раз убеждаешься, что роман невозможно написать без поддержки других людей. Поэтому я хотела бы выразить благодарность всем, кто помог мне при создании этой книги, всем, кто поделился своими знаниями и опытом.
Я хочу сказать отдельное «спасибо» следователю Паку Чухвану, дайверу из службы спасения 119 Киму Мёнгону и инженеру-проектировщику плотин Чону Унги. Хочу поблагодарить сотрудников из управления дамбой N, имена которых не могу разглашать. Большое спасибо моей семье и подруге Чиён, которая всегда мне помогает. Я хотела бы также поблагодарить моего коллегу – писателя Ана Сынхвана, который честно оценил рукопись моего романа и высказал свое критическое мнение. Я особенно признательна своим учителям и наставникам Чо Ёнхо и Паку Помсину, которые поддерживали меня в моей работе. Я обещаю непрестанно, шаг за шагом двигаться вперёд.
Места действия романа – озеро Серёнхо и Деревня с маяком – исключительно плод моего воображения. И если вы узнаете в них знакомые места, то это не больше чем простое совпадение.
Последние два года я была кем-то вроде старосты-волонтёра в этой мрачной и пустынной местности. Как и все в подобной должности, я, наверное, очень сильно полюбила эти места, потому что после моего пребывания на том посту я не могла просто так их оставить. Каждую ночь я с тоской в сердце бродила по этим местам. И очень обрадовалась, когда узнала, что к книге приложена карта, благодаря которой они никогда не изгладятся из памяти.
Благослови вас всех…