Орион кричит:
– Демонстрируйте оружие!
На всей стене бойцы-люди поднимают луки.
Стекловары это видят, и несколько основных прыгают в воду и плывут через реку.
– Опустите оружие! Будьте наготове!
Стекловары понимают предостережение и постепенно замолкают.
Демонстрация Ориона – умный, умный, умный ход. Это – полезный плод. Это – послание, максимально краткое, и оно поможет моему плану. Мы можем убивать, но не станем. Через несколько секунд ссора стекловаров возобновляется, но уже тише. Разговоры длятся долго. Я отправляю пострадавшей роще у лагеря стекловаров порцию глюкозы. Сейчас шум от разговоров стекловаров не громче сильного ветра.
К концу дня все основные переплывают реку, один за другим и без присущего людям умения, однако они очень плавучие. Вылезая на другой стороне, они стряхивают воду с себя и с оружия. Определенные основные приветствуют определенных самок, соприкасаясь руками и головами, но большинство этого не делает. Ссорящиеся работники отступили, и многие вернулись на поля собирать пищу. Пение и барабанный бой не возобновляются.
Кажется, о моем предложении забыли, и я узнаю о проливных дождях за горами, далеко на западе. Такие мощные весенние ураганы, скорее всего, до нашей долины не доберутся, однако, если уровень реки поднимется, атаковать будет сложнее.
В городе дети дремлют, охрана расслабляется. На обоих берегах реки готовится вечерняя трапеза… и внезапно несколько основных стремительно приходят в движение. Они хватают оружие, окружают трех работников и обезглавливают их. Кровь впитывается в почву. Вскоре я ощущаю вкус железа. Музыка возобновляется.
После захода солнца в Доме Собраний снова начинаются дебаты.
– Надо что-то делать, – говорит Люсиль.
– Дать им цивилизацию? – вопрошает Хакон. – Она у них уже есть. Просто не такая, как у нас. Это было убийство. Никаких оправданий.
– О том и речь, – отзывается Люсиль. – Тем план Стивленда и хорош. Никаких убийств.
Встает Бартоломью. Он старый столяр, полный и седой, ведет себя нервно, но мыслит четко. Он спрашивает:
– В чем разница между пленением стекловара и его одомашниванием? – Я начинаю было формулировать ответ, но он продолжает: – Никакой разницы нет. Вопрос вот в чем: со сколькими пленными мы сможем справиться и насколько скоро? Ты сказал «два дня», Стивленд?
«Верно».
Он за меня или против? Я видел, как днем он разговаривал с Люсиль. Бартоломью умный. Он умеет подхватить мысль и заставить ее делать неожиданное, словно она была фиппокотом, а он научил ее летать. Именно это он делает и сейчас. Никогда не думал, что я настолько гениален, – и никогда не видел Люсиль настолько оптимистичной, энергичной и убедительной. Не подозревал, что у моего плана столько преимуществ. Он почти способен летать.
– Мир, – говорит Бартоломью. – Это не только планета, но и состояние общества. Наши предки прилетели сюда создавать мирное общество. Нам известна цена войны. Всем нам, и людям, и бамбуку. И дело не только в разрушениях. Мы перестанем быть теми, кем являемся. Мы – миряне. Пора стать достойными этого названия и сделать мирную жизнь реальной.
За какой-то час план действий разработан. Мы одомашним стекловаров.
И с наступлением ночи мы начинаем. Люсиль создает группы планирования. За пределами города многие растения начинают по возможности восстанавливать запасы воды, потерянные в дневное время, так что наступает идеальный момент для того, чтобы отправить им сообщения через корни. Ионы кальция несут информацию от клетки к клетке волнами, и в каждой волне – свои энзимы и соединения, и каждый путь через клетки создает свое значение. У большинства растений химический язык сходный, и почти все они способны произвольно создавать полезные сложные вещества, точно так же как животные способны создавать орудия труда или строить рифы. Все дело в знаниях и развитии.
Я начинаю с тюльпанов, потому что они – любимая пища стекловаров, а еще потому, что говорить с ними можно только ночью, когда они закрывают свои цветки. Их разума не хватает на то, чтобы поддерживать цветок и общение одновременно.
«Здесь вредители», – говорю я, отправляя через корешки сообщение тысяче тюльпанов.
«Вредители. Плохо». «Плохо». «Плохо». «Плохо». «Плохо», – откликаются они один за другим. Мой корень юмора отмечает, что говорить им не о чем, но при этом они говорливые. Я рад, что отрастил корень юмора. Мне стало легче терпеть неприятные ситуации. Чечевичные деревья, высаженные среди тюльпанов, тоже жалуются на свои проблемы.
Я пытаюсь угадать, где именно стекловары будут собирать тюльпаны. Конечно, поведение животных слишком гибкое, – особенно тех животных, которые не устанавливали связи с посевами, – но представляется достаточно очевидным, что они начнут обирать неубранные поля в непосредственной близости от своего лагеря, на которые легко попасть с дорог и троп.
«Помощник здесь, – говорю я этим полям тюльпанов. – Помощник химический. Вредители уйти».
Я демонстрирую эндогенный опиат и передаю эту информацию с небольшой порцией биотина, чтобы сделать ее интереснее. Я вводил похожие опиаты двадцать лет назад в небольших количествах в медицинские плоды для расслабления и снижения тревожности. Надеюсь, что в больших концентрациях этот алкалоид вызовет у стекловаров более сильные эффекты.
Тюльпаны уже вырабатывают фитогормон, основанный на аминокислоте фенилаланин. Еще несколько дополнительных стадий – и они начнут производить гетероциклическую основу, которая сможет превратиться в нужный алкалоид. Я показываю формулу. Я десяток раз повторяю это объяснение каждому растению, поскольку они медленно обучаются. Молекулы переходят с моих корешков к их корешкам. Это утомляет. Я перемещаю немного азота из городского центра даров в их почву, чтобы им помочь.
Половина азота будет направлена на создание пуриновой и пиримидиновой основ для РНК и способствовать росту самих тюльпанов, а не выработке алкалоида. Это одна из причин, по которой они откликнулись так быстро. Они туповаты, но эгоизм с разумностью не коррелирует. Надеюсь, что завтра будет солнечный день и они смогут работать быстро.
Чечевицы тоже захватывают азот и ноют. Им требуется обрезка. Эти растения-неудачники сами не способны определить, как правильно расположить свою листву, чтобы ловить солнечный свет. «Помоги мне, обрежь меня», – умоляют деревья.
Стекловары чечевицу игнорируют, хотя ее почки и молодые ветки съедобны, что хорошо известно людям и скорпионам. Жаль, что это так. Чечевицы всегда готовы услужить.
Тем временем я связываюсь с ананасами. Они сообразительны, но упрямы.
Договор, который они заключили с людьми с моей помощью, был простым. Люди обязаны пересадить весенние плоды. Осенние плоды можно собрать. Люди обеспечивают защиту, возделывание и труд. Ананасы в обмен добавляют в осенние плоды вкусо-ароматические и питательные вещества. Однако теперь их плоды собирают, несмотря на то, что сейчас весна, и они в ярости. Я предлагаю ввести опиаты в весенние плоды, чтобы нанести поражение стекловарам и вернуть жизнь в нормальное русло.
«Нет», – отвечают мне восемьсот раз.
«Подумайте, – советую я. – Это аналогично добавкам вкусов и ароматов. Вы это делаете в соответствии с договором».
Ответ один и тот же: «Наши розетки весной должны быть высажены, а не собраны – ни при каких обстоятельствах, а сейчас их поедают».
«Вас едят не люди».
«Люди обязаны добиться соблюдения договора. Они – твоя собственность».
«Мы молим о вашей помощи для победы над хищниками».
«В наш договор входит защита от хищников. Мы добавим терпены, чтобы наши плоды стали несъедобными».
«Я предлагаю нечто лучше терпенов, потому что разумным животным терпены могут понравиться, они ведь собирают сосновый воск. Они могут просто научиться выжигать терпены. Ваши розетки станут хорошими факелами, которые можно есть».
«Тогда яд», – говорит одно растение, и остальные подхватывают хором: «Яд. Яд. Яд».
«Уже ближе к моей идее. Но убивать животных не обязательно».
«Этих животных надо убить. Они вредители. Твои животные одобрят. Люди уничтожают сорняки. Это все равно что уничтожение сорняков».
Это не все равно что уничтожение сорняков. Если на поле выполоть крапиву, в других местах крапива останется. Если уничтожить стекловаров, то других стекловаров не будет, но, даже если бы их было много, убивать их – нецивилизованно. Но я этого не говорю, потому что ананасы не поймут, что я – мирянин. И я говорю: «Мы хотим одомашнить этих животных. Мы хотим управлять их поведением. Они слишком ценны, чтобы их уничтожить».
«Ты должен заключить с ними договор», – приказывает какой-то ананас.
«Вот именно. Их надо научить заключать договоры».
«Люди охотно заключили с нами договор».
«Я уже одомашнил людей».
«Ты должен одомашнить этих вредителей», – говорит еще один ананас.
«Да, одомашнивай их», – подхватывают другие.
«Я желаю их одомашнить и нуждаюсь в вашей помощи. Помогите нам помочь вам».
Я жду их ответов.
Над нами сияют звезды. Летучие мыши проносятся над нами и пересвистываются. Фиппольвы воют – возможно, протестуя против музыки стекловаров. На это откликается дикий лев. Далеко-далеко на юге грозовая туча вспыхивает молнией и грохочет. Ночные цветы наполняют воздух ароматом. Чирикают ящерицы. Я ненадолго отделяю одну из рощ от корневой сети и наслаждаюсь ночью, как это мог бы сделать человек, малый по размеру, но интенсивно ощущающий мир, полностью и с удовольствием сосредоточившись только на непосредственном окружении: такую роскошь я могу себе позволить только на мгновение, но все-таки удивительно, что малый размер дает не количественную, а качественную разницу. Форма окружающего мира меняется. Я снова возвращаю внимание к своей корневой сети. Чечевицы продолжают ныть. Большинство людей и стекловаров спят.
Ананасы соглашаются один за другим и давят на соседей, чтобы те присоединялись к большинству. Я показываю им, как соединить мочевину и малоновую кислоту, чтобы получить барбитуровую кислоту, и передаю некоторое количество мочевины из центра даров, завершая сделку.