Паула строго посмотрела на него. Я озвучил очевидное.
– Их трудно будет уничтожить. Заросли занимают несколько гектаров – и неизвестно, какая у них защита.
– Мы остановили Наполеона, мы остановили Гитлера, мы можем остановить растение-убийцу. Мы выдержим осаду.
Тут Ури поймал взгляд Паулы и улыбнулся, словно это была шутка.
– Мы не на войне, – медленно проговорила Паула с ответной улыбкой. – Это просто лианы и деревья.
Ури отдал честь:
– Я – солдат-дровосек.
Улыбка Паулы чуть поблекла.
Если мы намерены что-то выращивать, лианы необходимо остановить, но для этого нам требовалось нечто гармонирующее с окружающей средой.
– Природа уравновешивает, – сказал я. – Что-то должно служить природным ограничителем снежных лиан. Надо это выяснить – и позволить окружающей среде самой о себе позаботиться. Ури, пошли.
Паула посмотрела на меня с благодарностью.
Два участка зарослей, восточный и западный, разделял широкий луг, на котором мы поселились, и с обоих краев они ограничивались лесом. Руководствуясь системой геонавигации и вооружившись мачете, мы с Ури ломились через лес в северном направлении, потея в перчатках и толстых рубашках – защите от колючек, жукоящериц, шипастых нелетающих птиц и стрекал кораллов. Каждый удар мачете пускал сок со своим особым запахом.
Ури с силой ударил по ядовитому сумаховому папоротнику.
– Надо найти что-то вроде бомбы, – сказал он.
– Надо найти нечто еще более мощное, но не оружие. Нечто природное.
Он приостановился.
– Думаешь, найдем?
– Верь природе. То, что контролирует снежную лиану, должно быть как минимум не менее сильным, чем она.
Первый найденный нами участок снежной лианы стоял в лесу, словно остров диаметром два метра: облако белых плетей вокруг кроны осины. Они выгибались над нашими головами, словно тянущиеся в лес щупальца. Одно из них обернулось вокруг пальмы, заваливая ее, а второе стиснуло материнскую почку. Пальма умирала.
– Вот работа для солдата-дровосека, – сказал я.
Он картинно поприветствовал лиану:
– Встретимся в бою.
Спутниковая съемка показала еще одну заросль: большую и расщепленную по центру, словно глаз ящерицы. В миниатюре она походила на заросли вокруг нашего луга.
На одной стороне прореха в зарослях вела, словно дверь, на луг внутри них. Над входом лианы выгибались навстречу друг другу и сцеплялись. Шипы вонзались в другие лианы, сок капал на землю. Один из отростков зажимал излохмаченный кусок другой лианы в спиральной хватке.
Ури воззрился на него:
– Растение очень странное.
Я понял с первого взгляда:
– Два растения, восточное и западное.
– Два солдата, – поправил он меня и расхохотался, довольный своей шуткой.
Я засмеяться не смог.
Внутри обнаружились кустики травы, завалившиеся и подгнившие, как пшеница у нас на поле. Я ботинком отодвинул склизкие останки, открыв гниющий росток осины, принадлежавший какой-то из сторон.
– Возможно, это и есть главная мишень корневой гнили.
Он всмотрелся в росток, а потом обвел взглядом заросли по обе стороны от нас и медленно улыбнулся.
– Жизнь снова понятная. Мы на поле боя, сражение ведут два комнатных растения.
В какой-то мере он был прав. На Земле растения всегда борются друг с другом. Часто бой бывает смертным.
– Да, это битва, – сказал я, – но за выживание. Это не просто солдаты. И учти, насколько велик наш луг – какая идет борьба за выживание.
Я осматривался в поисках какого-то признака силы, противодействующей снежным лианам, но ничего не увидел.
Вонь привлекла наше внимание к комку зеленого дерна – на самом деле раздувшемуся трупику фиппокота. На лианах одной из сторон висели спелые плоды.
– Могу спорить, что они ядовитые, – сказал я.
– Зачем убивать котика? Ты сказал, они удобряют землю в зарослях.
– Трупы могут дать больше удобрения. Или можно прекратить поступление навоза противнику.
– Растения не настолько умные.
– Они приспосабливаются, – сказал я. – Эволюционируют.
В университете мы шутили, что растения проявляют жестокость в отношении насекомых, заставляя переносить пыльцу или семена, но насекомые мелкие. На Мире снежные лианы были громадными. Рядом с ними люди и фиппокоты оказались насекомыми, объектами жестокого обращения. Я толкнул мертвого фиппокота носком ботинка. Он был чем-то закреплен на почве. Я ткнул в трупик острием мачете, задержав дыхание от вони. Толстый корень высунулся из его живота и зарылся в землю. Что-то приподнимало кусок меха.
Я вскрыл беднягу. Внутри проросло семя снежной лианы. Мне вспомнились могилы тех трех женщин. Западная лиана использовала их, как фиппокотов, чтобы перенести свои семена, а трупы послужили удобрением. Я срубил росток, поднимающийся из фиппокота. Я узнал все, что требовалось. Понял, что мы такое.
Я огляделся, ища Ури. Держа мачете, как саблю, он подошел к одной из стен зарослей и медленно двигался вдоль нее. Он подбрасывал ногами опавшие листья и гниющую траву. Разлетались листья и прутья… и, возможно, кости. Под подстилкой корни снежной лианы лежали, словно ползущие змеи, вытягиваясь и обвиваясь друг вокруг друга.
– Бред! – крикнул он. – Бред! Нас убивают воюющие комнатные растения.
В разлетающихся листьях я увидел, как взрывается наш дом в Веракрусе во время Зерновой войны, как разлетается кровельный материал. Моя семья бежала через поля в заболоченный лес, а вокруг жужжали дроны-разведчики. Мать попыталась прикрыть мне глаза и велела быть храбрым, но я увидел в лесу человеческие кости с отваливающимся зловонным мясом – и заорал. И тут моя мать упала, и пузырящаяся кровь потекла у нее из груди и изо рта. Нам пришлось бросить ее с другими мертвецами, а мне пришлось быть храбрым.
Ури служил в армии, но я побывал на войне. Солдаты одерживают победы, а мирное население просто выживает, если хватает удачи и хитрости. Этого может оказаться достаточно, но мирные жители могут возненавидеть обе стороны – как это сделал я. Я улетел с Земли, чтобы сбежать от них всех, от всех сторон всех войн.
– Можно уходить, – сказал я. – Нам можно уходить.
Люди, начавшие Зерновую войну – обе стороны в той войне, – были жадными и жестокими. А лианы были просто лианами.
Он указал на меня концом своего мачете.
– Восточная лиана уже наш союзник, так? Она будет нам служить.
– Только если мы станем хорошими большими фиппокотами и будем делать то, что ей надо.
Ури запрыгал, как кот.
– Значит, фиппокоты победят.
– Только если победит наша лиана.
Я настоял на том, чтобы раскопать могилы Кэрри, Нинии и Зии. Там обнаружилась масса воюющих корней, переплетающихся внутри тел. Семена западной лианы проросли, стебли и корни вырывались из их животов. Однако корни восточных зарослей приняли ответные меры, удушая ростки. Восточная лиана победила. Я признался, что атаковал ростки западной лианы.
Ури обнял меня за плечи:
– Ты помог убить убийцу Нинии… и Кэрри с Зией. Ты сделал хорошее дело.
Больше того: я принял решение относительно неприкосновенности могилы – нечто за рамками борьбы за выживание. Я принес на Мир разум и сердце.
После скудного ужина на деревенской площади – из плодов снежной лианы, но без ямса, без хлеба и с минимальной порцией сублимированного микопротеина, привезенного с Земли, – мы созвали совет Содружества по вопросу снежных лиан. Я рассказал, как лианы сражаются друг с другом, отравляя другие растения и используя животных для удобрения, распространения семян – и, возможно, еще для чего-то.
– Возможно, мы могли бы пересадить восточную лиану для охраны наших полей, но…
Меня перебила Венди Полстопы:
– Идеально.
Другие дружно кивнули.
– Но нам надо стать ее фиппокотами, – сказал я. – Это мы будем работать на нее, а не наоборот. Она поможет нам только потому, что это будет на пользу ей самой. Мы дадим ей пищу и воду – наши сортиры, орошение и кладбище – и поможем продвигаться, как будто мы колония фиппокотов.
– Ну и отлично, – широко улыбнулась Венди. – Мы ведь хотели встроиться в экосистему. Мы перестанем быть чужаками – и всего через два месяца! Это даже лучше, чем я думала.
Однако быстрый успех вряд ли достижим. Мы наверняка чего-то не учитываем.
– Мерл, – попросила Паула, – расскажи нам про фиппокотов. Какие они, что нам надо делать?
Он встал и разгладил бороду.
– Начнем с того, что они – травоядные. Мимикрируют и стоят не на вершине пищевой цепи. И недавно я обнаружил, что они не только прыгают, но и скользят.
Он продолжил рассказ. Я пытался понять, чего мы не заметили. Экология подстраивается, но два месяца – это очень быстро, особенно для растений. Разум сделал человека как вид чрезвычайно хорошо адаптирующимся. Наверное, мы в считаные дни смогли бы научиться полностью имитировать фиппокотов, пусть и придется внести много изменений. Мы уже выполняли многие их функции – с точки зрения снежных лиан.
Мерл тем временем говорил:
– Кажется, я видел, как они друг друга обучают. Они очень быстро учатся.
Снежные лианы тоже быстро обучились. Они поняли, что мы похожи на фиппокотов, и использовали нас так же, как их, давая нам полезные или ядовитые плоды. Но западная лиана атаковала наши поля. Она заметила, чем мы отличаемся от фиппокотов, что мы – фермеры, и разработала план, потребовавший от нее заметных усилий. Оригинальные, творческие идеи и упорство – это признаки разумности, подлинной разумности, проницательности. Она взвесила возможные способы действий, а потом выбрала один из них.
Снежные лианы способны мыслить и планировать, и западная лиана приняла очень агрессивное решение. Она решила убивать нас всеми доступными ей способами и разработала тактику действий. Мы – мирное население на территории военного диктатора. Мы действительно на поле боя.