– Моя просьба непростая.
– Убить. Убить. Убить.
– Вам надо выделить запахи, чтобы привлечь врагов вредителей.
Я демонстрирую кое-какие белки типа миозина, а еще липиды, в том числе олеин. Это – запах приготавливаемого мяса, и он привлечет орлов. Липиды – самые сложные.
– Я такое составить не могу, – заявляет каждый.
– Хватит небольшого количества молекул.
– Не умею.
– У меня серы не хватит.
– Это молекула? Такая большая!
Я обучаю одного за другим, но это трудно, очень трудно не потому, что чечевицы необучаемы, а потому, что я хочу убивать прямо сейчас, а не когда-то потом.
Надеюсь, орлы поубивают всех вместо меня, но их может оказаться недостаточно, а мне требуется полное уничтожение. Я связываюсь с ирисами, охраняющими родники.
– Привлекайте животных, – приказываю я. – Убивайте ради крови.
Я показываю им запахи атаки и тревоги. По разуму ирисы сходны с тюльпанами, но темперамент у них совсем иной, так что они хватают молекулы, рвутся составить их во множестве, рвутся охотиться и убивать.
– Хорошо! Хорошо! Хорошо!
– А еще вот это.
Я изобильно передаю им идентификационный запах Беллоны, потому что ирисы неспособны достаточно быстро воспроизвести такое сложное масло.
Орлы бегут к городу – они уже всего в километре, однако я вижу, что они замедляются, принюхиваются, бдительно осматриваются и прислушиваются к шуму, несущемуся из города. Один барабанит. Другой откликается. Они крадутся вперед, осторожно.
Я перемещаю запах на запад. Патрули людей уже открыли ворота. Я начинаю выделять команду атаки за воротами. Сироты следуют туда в уверенности, что будут опять убивать людей.
В последнюю минуту Беллона понимает, что их выгоняют из города, который она собиралась захватить. Она организует сопротивление резкими криками и запахами, и вокруг нее сироты поворачиваются обратно. Они скапливаются рядом с кабинетом Татьяны, готовя атаку.
Однако люди наготове. Трое лучников заранее поднялись по моим стволам и спрятались у меня в ветвях – и теперь начинают стрелять.
– Цельтесь в Беллону! – орет Карл.
Они так и делают – а она представляет собой крупную мишень. Одна стрела задевает ее бок, другая впивается ей в плечо. Какой-то основной бросается вперед, размахивая вилами, но валится, получив стрелу в заднюю ляжку.
Петр приблизился к ним по земле – безрассудная отвага, но он знает местность. Пригнувшись рядом с углом дома, он терпеливо прицеливается. Его стрела вонзается Беллоне в глаз.
Сироты смотрят, как она падает, – и, пока они неподвижно застыли от потрясения, сражены еще двое. Запах бегства наполняет воздух – и они бросаются прочь от города.
Петр одним из первых спешит закрыть ворота. У ворот раздаются торжествующие крики, распространяющиеся по всему городу.
Я выжидаю несколько минут, жалея, что не могу кричать вместе с ними, а потом отправляю юную певицу с предостережением об орлах.
– Орлы движутся с юга, ищут еду.
Лучники возвращаются на стены – печальные и усталые.
Карл кричит:
– Они сожрут сирот!
Радость граничит с экстазом.
Крики какого-то сироты, которого заманили ирисы, привлекают других. Клетчатый бросается туда, понимает, что забежал в ловушку, и успевает выкрикнуть предупреждение прежде, чем рухнуть. Остальные сироты растерянно топчутся.
Появляются орлы. Они чуют свежую кровь в зарослях ирисов… орлиная стая оказалась больше, чем я ожидал. Они незаметно проскальзывают по полю ананасов – и атакуют.
Ночь скрывает избиение. Стекловары быстры и сообразительны, но орлы – превосходные хищники. Барабанная дробь возвещает об их успехе. Они разводят огонь, и я наблюдаю, как они неспешно убивают. По сравнению с методами сирот орлы действуют пристойно и быстро.
На рассвете орлы радостно барабанят и пляшут вокруг забитых трупов. Монте прокрался к стае львов. Ее члены с облегчением принимают предложение бросить вызов орлам, и самцы стаи скачут к ним. Самки следуют чуть в отдалении. Они становятся шеренгой, завывая, рыча и взрывая землю когтями.
Орлы оценивают противника – и, похоже, не впечатляются. Но тут тридцать лучников с криками выбегают из города и становятся рядом со львами. Все население вышло на стены и скандирует. Несколько орлов пятятся. Один из лучников стреляет и попадает в орла – не точное попадание, рана не смертельна, однако орлы оценивают угрозу и тараторят между собой. Один барабанит. Ему никто не отвечает. А потом, словно сговорившись, они поворачиваются, стараются захватить побольше мяса, оглядываясь на мирян и львов, – и убегают к ближайшим горам.
Они достаточно благоразумны, чтобы понять: возможности легкой охоты исчерпаны. Однако они достаточно сообразительны, чтобы запомнить, где нашлась легкая охота. Со временем они вернутся.
Когда окончательно рассветает, миряне пересчитывают своих погибших и оценивают ущерб. Они обнаруживают всего одного выжившего сироту – съежившегося работника.
Погиб тридцать один человек, в том числе немало детей. Не меньше пятидесяти ранены, некоторые – тяжело. Уничтожено много имущества. Сосна оказалась в числе раненых. Она непривычно молчалива.
Понятно, что я убил сирот, что одни люди этого сделать не смогли бы. Они оплакивают свои потери и благодарят меня. Самки стекловаров меня благодарят.
Растения тоже ликуют – и не только ирисы.
– Хитро, – говорит кароб. – Ты обманул животных вредителей до смерти.
– Туда им и дорога, – говорят ананасы. – Плохие животные не нужны.
Апельсины молчат.
Сироты сделали себя ненужными, но это совсем не то, чего мне хотелось. Большая часть стекловаров погибла. Слишком много людей погибли – у каждого было имя, каждый был драгоценным, но больше всего мне будет не хватать Люсиль. Она говорила, что модераторы могут совершать ужасные поступки независимо от того, действуют они правильно или неправильно, – и теперь я это понимаю.
Конечная причина этой ситуации – я сам. Я действовал эгоистично. Я хотел, чтобы стекловары присоединились к нам, мирянам, и помогали нам, но при этом игнорировал собственные сомнения. Я хотел получить больше служебных животных, чтобы город процветал, чтобы когда-нибудь мы смогли отправиться к звездам. И в результате я потерял контроль над происходящим. Я подвел своих животных – и самого себя.
Радужный бамбук создан, чтобы устраивать бойню. Когда пришло время, я смог убивать столь же эффективно, как и мои предки. Я, как и все растения, по природе своей агрессивен. Но в отличие от тюльпана или снежной лианы, я разумен. Я самое большое и могущественное существо на Мире – и самое опасное. И я совершил ошибки, которые не могу исправить.
Но у меня были благие намерения. Я стремился к большему благоденствию для всех. Я собирался создать новую, иную и лучшую жизнь. Я считал, что не повторю прошлого.
Я не сумел.
Бартоломью год 107 – поколение 5
Модератор может сложить свои полномочия в любое время, подав письменное уведомление комитету. Модератора могут снять двумя третями голосов всего комитета на собрании, где присутствует не менее трех четвертей состава комитета.
– Воды и солнца, – сказал я и устроился с удобством (по крайней мере, физическим) на стуле в оранжерее.
Ответит ли Стивленд? Он почти не разговаривал после нападения, которое случилось тремя днями раньше, и, если он не ответит, мне самому придется пытаться разрешить ситуацию, а у нас всех и без того хватает забот. Ему следовало бы быть более внимательным. И в то же время именно нам, оставшимся в рабочем состоянии, следовало оберегать разбитых.
Я разложил книги и бумаги. Солнце отразилось от обломанных краев купола из стеклянных блоков: дыра небольшая, но ее оказалось достаточно, чтобы превратить оранжерею в совершенно иное, неуютное помещение. На улицах обломки стекла и черепки керамики все еще валялись на перекрестках и в палисадниках, а несколько домов превратились в выжженные коробки, воняющие дымом. Все койки клиники были заняты.
Я закрыл глаза, прислушиваясь к невеселым голосам на улице, в том числе и фырканью и свисту стекловского. Всего три дня назад весь город был в разрухе. С тех пор мы успели похоронить мертвых и постарались возобновить нормальную жизнь, но все еще носили старую одежду в знак траура. Тротуары были в пятнах крови. Полное восстановление займет годы.
На улице пронзительно заверещал стекловар. На мгновение я вернулся в ту ночь: Беллона выкрикивает приказы, на меня несутся основные, Люсиль умоляет… Нет, нельзя. Я распахнул глаза. Меня ждет работа.
Мне не хотелось брать на себя обязанности адвоката Стивленда, но кто-то ведь должен был защищать его на назначенном судебном слушании, и я на эту роль подходил лучше всех. Мне больше всех хотелось нанести Сосне поражение. Но для этого ему надо сотрудничать, говорить со мной.
Я набрал в грудь воздуха, собираясь ему об этом заявить, но тут вспомнил, что Татьяна – да покоится она с миром! – никогда не спешила говорить. Стивленд знает, зачем я пришел. А ведь он даже не произнес панегирик на похоронах Люсиль, что было откровенной халатностью. Большинство людей ему это простили, ведь он спас город, хотя и не самостоятельно. Он продолжал выполнять свои обязанности в клинике и делал минимальные отчеты на ежевечерних заседаниях комитета – и, возможно, был слишком истощен или опечален, чтобы делать что-то еще. Горе сломило немало людей, но ведь он – модератор, и он нам нужен.
Я подготовил небольшую речь, чтобы его укорить. Как сказали психологи, разговоры помогают – как и то, что ты просто продолжаешь жить. Дни, заполненные делами и обязанностями, – вот к чему стремился я сам, и как плотнику мне было что ремонтировать. Другие могли растворять свои вечера в трюфеле или корнях лотоса, лежать в постели, не в силах пошевелиться, или бродить ночами без сна, плача или бросаясь непонятно на что. Вот только в укорах нет смысла. Мы все страдаем.