— Шами, девочка, ты одна? — сразу спросил старый скиф.
— Я одна, Ардис. Неужели это так важно?
Из кустов послышался таинственный голос.
— Более чем.
Из переплетения ветвей выбрался одетый в темное Сарсехим. Отряхнув колени, объяснил.
— Мало ли. Может, ты привела с собой Бурю? Этому бандиту ничего не стоит ткнуть меня ножом в брюхо. Несмотря на то, что я теперь важная птица. Короче, зачем ты хотела видеть меня?
— Я сама не прочь ткнуть тебя ножом, Сарсехим, но сейчас не время сводить старые счеты. Я слыхала, ты возвращаешься в Вавилон?
— Старые счеты, госпожа, порой куда крепче связывают людей, чем самая верная дружба. Что касается Вавилона, я действительно загляну туда, причем, появлюсь там в сиянии славы. Щедрость великого Салманасара не знает границ. Он решил подарить знакомый тебе талисман своему другу и твоему отцу Закиру.
— Ты змея, Сарсехим! Зачем напоминать мне о том, о чем я хотела бы забыть?! Тем более подарить эту мерзость моему отцу. Ты жесток, скопец.
— Помилуй, великодушная!
— Тебя? Никогда! Ты не позволял мне выглядывать из повозки, не давал мне справить нужду без надзора, но я о другом. Я слыхала, из Вавилона ты собираешь в Дамаск?
— Я отправлюсь не один, госпожа. Меня будет сопровождать Ардис и этот свихнувшийся Буря. Что касается нужды, ты ошибаешься, если полагаешь, что мне доставляло удовольствие разглядывать твой тощий зад. Я выполнял свой долг.
— То, о чем я хочу попросить, можешь исполнить только ты. Ни Ардиса, ни Бурю и близко не подпустят к Гуле.
Сарсехим схватился за голову.
— Боги, милые боги! Вы слышите, меня опять втягивают в злое! Какой бы подарок ты не приготовила сестричке, я отказываюсь его передавать.
— О чем ты говоришь, Сарсехим? Я прошу передать Гуле, что не держу на нее зла.
Сарсехим опешил.
— И это все? Только слова? Ради этого ты рискнула прийти на встречу? Ты полагаешь, Гула в них нуждается?
— Ты только передай, что я желаю сестре благополучно разродиться. Боги лишили меня своей милости, так пусть же ей они подарят ей богатыря. Сарсехим, постарайся оберечь ее от дурных поступков, ведь Гула так простодушна. Ей кажется, что, отомстив, она сможет избежать ударов судьбы.
Сарсехим надолго задумался. Ардис, не выдержав, ткнул его кулаком в бок.
— Ну ты, мудрец, пошевеливайся. Стража долго ждать не будет, отвечай госпоже.
Сарсехим разгневался и ответил злобным шепотом.
— Это не я, Ардис, требовал свидание. Это твоя Шами настояла на том, чтобы я выслушал ее. Я выслушал и что? Хорошо, я передам ее просьбу, но это будет стоить недешево.
— Тебе нужны деньги? — спросила Шами.
— Зачем мне деньги, если моя голова того и гляди скатится с плеч. Мне сейчас недосуг заниматься передачей записочек, которыми так увлекаются девицы в гареме. Здесь не гарем, Шами, и твое прощение никому не нужно. В любом случае я хочу получить плату. Ты должна приказать этому бесноватому Буре, который прячется в кустах и метит, как бы половчее вонзить мне меч в брюхо, чтобы он вел себя прилично. Слышишь, ты, мститель?
Из кустов вышел Буря.
— А все-таки, негодяй, — евнух с удовольствием потер руки, — я раньше тебя занял позицию.
— Поговори у меня, урод! — ответил молодой скиф.
— Видишь, Шами, с какими людьми мне приходится вести дела.
— Он будет вести себя достойно.
— Не будет угрожать?
— Не будет.
— Не будет хамить, называть меня всякими паскудными словами?
— Нет.
— Он будет беспрекословно выполнять мои распоряжения?
— Да.
— В таком случае можешь надеяться, что я передам твои пожелания любимой сестричке. Не знаю, обрадуют ли воспитанницу Эрешкигаль такого рода утешение, но я постараюсь. Если успею…
Часть III
Громадный бронзовый диск ярко поблескивает в свете многочисленных факелов. Их держат воины, толпой сгрудившиеся в церемониальном зале. Все они в парадных доспехах. Перед помостом, охраняемом каменными быками, самые знатные. Воины грозно молчат, в напряженной тишине внятно потрескивают пылающие сучья.
На помосте — царский трон, на троне — неброский худощавый старик. Тускло поблескивает золотой венец, надвинутый на покрытую пестрой бахромчатой накидкой, голову. В правой руке старик сжимает жезл, в левой — деревянный посох. Он насторожен — отблеск факелов отражается в его лисьих глазах.
Неожиданно кто-то из стоявших в задних рядах молодых декумов тонко и протяжно выкрикнул.
Салманасар, царь могучий, —
Что ж, кого ты ждешь?
Напев подхватил такой же юношеский голос:
Эллиль дал тебе величье —
Что ж, кого ты ждешь?
Присоединились еще несколько голосов, постарше, погрубее:
Син вручил нам превосходство —
Что ж, кого ты ждешь?
Далее запели все, кроме главных военачальников, выстроившихся у самого помоста:
Нинурта дал оружье славы—
Что ж, кого ты ждешь?
Наконец грянули все разом. Древняя песня зазвучала в зале:
Иштар вручила силу битвы —
Что ж, кого ты ждешь?
Шамаш и Адад твоя заступа, —
Что ж, кого ты ждешь?
Царь, чей шаг Ашшуру люб,
Воцарись над белым светом!
Твоя власть да воссияет…
Салманасар, могучий воин,
Ты повергни вражью землю!
Лоном гор их овладей,
Ты залей их наводнением…
Старик резво поднялся — хор мгновенно стих. В наступившей протяжной тишине гулко прозвучал удар посохом об пол.
— Я — царь великий, царь могучий, царь Вселенной, царь Ассирии, правитель Вавилона, царь Шумера и Аккада, царь Кардуниаша, царь востока и повелитель запада. Я — царь царей… Я могучий и всесильный, я герой, я отважный, я страшный, я почтенный, я тот, кто не знает равных среди всех царей, объявляю — мы выступаем!
Глава 1
Сарсехим, сколько мог, тянул время в Вавилоне. Упрекаемый слезливым царем Мардуком-Закир-шуми в намерении подставить его под удар ассирийского меча, евнух страстно и бурно клялся, что не все снаряжение собрано, что священный талисман требует еще одного обмазывания асфальтовой смолой, иначе по жаре его не довезти, настаивал — людишек добавить бы в охрану, с теми, сколько есть, пропадем.
Просил то, просил это.
Буря, не спускавший с евнуха глаз, однажды подступил к нему с угрозами — поторопись, если тебе дорога жизнь. Сарсехим ответил, как отрезал — его кобыле по гороскопу запрещено спешить. Буря долго стоял с открытым ртом, переваривая услышанное.
Только старик Ардис молча и безучастно наблюдал за изобретательным на всякие отговорки евнухом. Его мысли сосредоточились на домочадцах. Предупрежденный Шурданом в присутствии Нинурты — если скопец ударится в бега, ты лишишься семьи, — старик проклинал тот день и час, когда его приставили охранять сосватанную в Дамаск невесту. Случалось, поминал недобрым словом евнуха, но разума хватало понять, что назначенный ему в спутники урод менее всего был повинен в том, что жизнь так угловата и безжалостна.
Старик дорожил семьей, ведь это единственное, что у него осталось на чужбине. Старик загадывал — может, обратиться за подмогой к прародителю Скифу, предложить ему жертву? Конечно, вкусный барашек не повредит, однако опыт подсказывал, что ни отец Скиф, ни даже небесный царь Папай, ни всемогущая в степях Табити, в Вавилоне силы не имеют. К местным богам чужаку обращаться за помощью бесполезно. Невыполнимым казался и приказ следить за пронырливым евнухом. Отсюда отчаяние. Зная повадки скопца, Ардис был уверен, что рано или поздно тот сбежит и расплачиваться придется ему, его детям, внукам и двум правнучкам.
С наступлением месяца шабату (январь — февраль), когда пришла весть, что ассирийское войско выступило из Ашшура, Закиру — шуми, запуганному до смерти ассирийским послом, со слезами на глазах удалось уговорить любимого евнуха отправиться в путь.
В ночь перед выездом Сарсехим объявил Ардису, что двигаться они будут в сторону Тадмора[11], богатого торгового города, расположенного в плодородном оазисе посреди Сирийской пустыни. Ардис молча пожал плечами — через Тадмор так через Тадмор.
Сарсехим приятельски похлопал старика по плечу.
— Не бойся, дружище. Давай договоримся — тебя приставили ко мне следить, чтобы я не ударился в бега?
Старик не удержался и кивнул. Его глаза увлажнились.
Сарсехим заметил слезы старика.
— Поверь, Ардис, я дорожу своей шкурой не менее чем ты семьей, поэтому я, пусть и против воли, отправлюсь в Дамаск. И двинусь через этот оазис, хотя не хуже тебя знаю, что на этом пути еще никому не удавалось избежать встречи с разбойниками. Дамаск — это единственная возможность мне выжить, тебе спасти домочадцев. Я не сбегу по дороге, но требую, чтобы никто не лез ко мне с советами, тем более, с угрозами, и я постараюсь спасти наши жизни.
— Как? — усмехнулся старик.
— Не знаю, — признался евнух. — Не стану клясться, что твоя семья мне дороже, чем собственная жизнь, но я постараюсь. Прежде всего, не будем спешить. Ты слыхал, что Салманасар выступил в поход?
— Да.
— Почему-то все полагают, что старый лис решил обрушиться на Сирию.
— Разве нет?
— Не знаю, но могу предположить, что на самом деле хитрюга замыслил ударить по княжествам в горах Анатолии, что находятся к западу от Урарту. Ему позарез нужно железо. Никто не знает, как ассирийцы научились выделывать из него превосходное оружие. Насколько мне известно, ты отдал за свою секиру двух буйволов, не так ли? Ты не отказался бы и от стального меча, ведь такой клинок запросто рубит медные доспехи?
Ардис кивнул.
— А где добывают руду для выплавки этого тусклого металла?