– Я не глюк, – уверенно проговорил кот, вдруг снова оказавшись рядом. – Я сила, которая оберегает тебя от демонов. И, разумеется, от тебя самого. Может, ты объяснишь, как ты выпил демона, не испытав ни страха, ни отвращения?
– Что я сделал? – Кирилл застыл с отпавшей челюстью.
– Выпил демона. Я помог, – хитро рассмеялся кот, поигрывая хвостом. – Я дал возможность видеть их и кормил мудрыми наставлениями, чтобы вырвать из лап зверя.
– А что ж ты сразу-то не объяснил? – недовольно проворчал Кирилл, вдруг почувствовав, что там, где только что был, стало пусто. Мысли как-то сразу успокоились, выставляясь из памяти целыми кусками последних событий, которые сами по себе произойти никак не могли.
– Соли много, – рассмеялся кот, размышляя сам с собой. – Я – вода, я раскрыл секрет соли. Соль осталась, но уже не камень, а раствор. Так ее проще вывести из организма. Вы привыкли верить, а вера – это иллюзия. Заговори я с тобой, и ты считал бы себя больным, а теперь видел и знаешь. Правда – это явь и жизнь, Кривда – навь и смерть. Кривда, как Правда, но она Кривда. В Кривду человеку проще верить, чем в Правду, ибо Кривда утвердилась на сырой земле, разлетелась по всему царству-мытарству, а Правда там, где Боги. Сила – ее Закон, и знать ее нельзя, пока не достанешь. Не человек положил этому начало, человеку не дано сдвинуть их или поменять местами. Человеческие кости украшают оба берега реки, за которой царство мрака – и никто не плачет по ним. Боги не обманывали людей, предупреждая о мщении. Они не добрые и не злые – они гармония и миропорядок, и все, что не соответствует Истине, будет уничтожено. Боги не умеют прощать и не перестанут пить кровь, пока человек не повернется к ним лицом – это не их желание, а Закон, по которому силы из среды самого человека противостоят ему и уничтожают.
Кирилл вдруг поймал себя на том, что слепо бредет за котом, уверенно выбирающем направление, заслушавшись и отключившись. Кот словно убаюкивал его, часть его волнообразных слов тонула во мраке, оставаясь за пределами сознания. Кирилл даже не был до конца уверен, что слышит именно кота. Кто-то еще пытался ворваться в сознание: голос накручивался на тонувшую в пространстве речь, придавая ей приторный эмоциональный оттенок. И облегченно вздохнул, убедившись, что нить все это время разматывалась.
– Давай дружить! – кот подошел и привстал, ткнувшись головой в ладонь. И достал, сейчас он был еще больше, пугая своими размерами.
Моток, третий по счету, последний, подошел к концу…
– Вот так вот… – немного подумал Кирилл. – Давай, – вздохнул он. – Тебя только с книгой можно сплавить, – рассмеялся он.
Кот остановился возле небольшого углубления, образующего проходной грот со скрытой нишей. Будь Кирилл один, он едва ли обратил бы на нее внимание. И снова на стене под самым сводом он заметил глаз, а ниже нацарапанную надпись, едва видимую с того места, где стоял.
– Это переводится? – поинтересовался он, поднимая фонарь.
– Переводится, но смысл написанного ты пока не готов услышать, – кот нетерпеливо потоптался на месте.
– Напрасно ты во мне сомневаешься, – обиделся Кирилл.
– Тогда войди в эту дверь, – ехидно посоветовал кот. – Она перед тобой.
Кирилл долго пытался нащупать или рассмотреть хоть какие-то признаки, которые бы указывали на дверь.
– Нет тут никакой двери! – наконец, сделал он вывод.
– Я демонами не болею и врать не умею. Если сказал есть – значит, есть. И ведет она в мир Хранителей. Раньше они себя жрецами и волхвами звали, потом колдунами и магами, а теперь вот Хранители. Хранители Семиречья. А по сути ничего не изменилось. Мудрые люди, с которыми приятно иметь дело. И не стоит возмущаться, – прочитал кот мысли. – Когда боги решат помыться, твоя лампочка вместе со знаниями уйдет с земли, а их знания останутся, потому что они вечные. Для тебя они, как застывший камень. Колупаете от него по кусочку и думаете, что знаете. Но тот, кто умеет проходить сквозь стены, видит их, как воду, в которую может войти, – Кот фыркнул, выразив разочарование. – Есть, – подтвердил кот свои же слова. – И ведет она к сокровищам. Мы, собственно, пришли. Бродить здесь можно долго и легко заблудится. Дальше пещера частью обрушилась, частью стала непроходимой, а ведет она к мертвому озеру.
– Что за мертвое озеро? – заинтересовался Кирилл.
– Жерло потухшего кратера с сероводородными и метановыми источниками, – объяснил кот. – Убивают быстро и безболезненно. А дверь в Семиречье ведет, в царство хранителей.
– А что за Семиречье? – нахмурился Кирилл.
– Узнаешь, когда придет время. Или не узнаешь. От тебя зависит.
– А зачем оно мне? – искренне удивился Кирилл.
– Во, дурак! – фыркнул кот.
– Нет, правда… Жизнь у меня, как американские горки. Мне проблем хватает. Зачем мне еще Семиречье? Да и книга эта? Что мне со всем этим делать?
– Птицы по небу летают, и у каждой – своя речь: Матерь по-своему подсказывает, Орел поднялся – можно и его понять, Алконост яйцо понес – слышит человек, если язык уразумеет. И темные языки, когда Лебедь-Обида небо закрыла, или Ворон глаза клюет, или Грифон и Могол терзают, или Сирин запела. Заговори с тобой Сварог, не поймешь ни слова. Не услышишь даже. А между тем, что ни слово у него, то золото. Свароговым словом своды раздвигаются, по его слову Земля-матушка обратно в океане утонуть могла бы. Спрашиваешь, зачем оно тебе? Языки учить, твердость под ногами родить. Тебе, парень, великая честь оказана.
– А тебе не кажется, что кто-то меня забыл спросить? – рассердился Кирилл.
– Семиречье не одну тыщу лет простояло. Поселилась в нем мудрость и стала подспорьем, и разумеет о светлом саде, о темных подземельях, болезней не ведает, а живут там тысячу лет, оставаясь людьми праведными, – кот уверенно и неторопливо направился в обратную сторону. – И ты собираешься от этого отказаться? Я ж говорю: дурак. Поначалу все дураки. А потом царями становятся. И царем не хочешь?
– Не, неправда, только не живут! – не поверил Кирилл, сматывая толстую нить на автоматическую катушку.
– Было. Человек жил, как в Раю, пока на землю не пришел тот, кто стал печатать на скрижалях новые законы. Закон не закон, а вол через хомут не переступит. Тут смекалка нужна, да воля крепкая, а скотина туда идет, куда пастух гонит.
– Ну и, где оно – Семиречье?
– Рано тебе еще знать. Сначала руки помой, – рассмеялся кот.
Он остановился
– Много раз на землю опускалась Великая Тьма. Города становились пылью, в реках текла кровь, головы слагались в курганы. Многие народы стерты с лица земли, не оставив о себе памяти. Ах, если бы слушали они пророков, и сейчас еще жили бы их внуки и правнуки. Что твои знания? Изобретение теплого клозета десятки раз кануло в лету и вернулось вновь – как-то жили без него, а знания богов – Закон! Ступил не туда – и умер. Рабство, голод, мор, войны, предательство, страшная жизнь, дикие нравы, каста избранных и бесправные миллионы.
– А отец, а мама? А дядя Матвей и Артур Генрихович? Мир не без добрых людей. Были и будут.
– Да, повезло им. Но пришел пастырь – и посыпают голову пеплом. Артур Генрихович дыма не чувствует, мысли его не откликаются на русский язык, а душа – за тридевять земель. Матвей Васильевич… Не молился бы ты на него, береженого Бог бережет, – кот смерил Кирилла таким взглядом, от которого побежали мурашки. – Давно мечтает поймать кота за хвост, да смотреть промеж глаз не умеет.
– Ты хочешь сказать… – Кирилл остановился.
– Нет, не власть его манит, а страсть обладания раритетом, – усмехнулся кот. – Возьму, мол, на себя груз тяжкий, добуду мудрость великую, буду спасать малых детушек… А корни помыслов червями объедены.
– А я? – удивился Кирилл. – Я не напрашивался.
– А ты правильный, – ответил кот. – Не горяч, и не холоден, ничего святого в тебе нет и от зла далеко. Твои друзья не помышляют о высоком, а ты любопытен, один из многих, которые сокрушают железный посох пастырей. Хоть и без души, – посочувствовал он. – Нет у тебя ближней, закрыт ты с другой стороны.
Кирилл замешкался. Раз или два он спрашивал себя – какая она, душа? Будь она с горбом и весом трижды выше нормы, было бы и такую безопаснее прибрать к рукам, чтобы самого не прибрали. И понимал, что найти ее не сможет, если только приманить точно так же, как приманили через Мирославу Александра.
Услышать о смерти той, которая была предназначена лишь ему, он оказался не готов. Дыхание перехватило, и тьма, которая окружала со всех сторон, вдруг стала плотной и тяжелой.
– Без души? Как без души? – вскинулся он.
– Да на что она тебе? Главное, ушла с миром. Где ты видел, чтобы люди душу искали? Не дано им увидеть друг друга в сердце своем. Можно всю жизнь ждать ее и не дождаться. В твоем времени это единственная возможность остаться человеком, – кот нисколько не расстроился. – Наркотики, алкоголь, кодирование…
– Ну, знаешь! – Кирилл почувствовал боль утраты. – Это как… Смерть близкого родственника. И я теперь до смерти буду один?
– Отчего же? Женщин много. Но под душу не подкладывай, чтоб смерть себе не заказать.
– Это как? – покосился Кирилл на кота.
– Ну, – кот задумался. – Вот не было болезни у Александра, и человеком был. Да разве ж девушки не засматривались? И он хвостом крутил. Но помнил – там душа, на другом берегу, зла не желал, справедливость искал, и дико было ему поднять руку на женщину. Помнил: женщина – будущая мать, хранительница очага, чья-то любимая. А пришла беда, назвалась душою другая – и не видит, не слышит, не помнит. В уме желанный он, слезой умыт, да только тот, кто мертвую душу его миловал, сыт и мозгами думает, а не воловьим слухом, а он… живет в своем нарисованном мире.
– А-а… – Кирилл снова подумал о Мирославе.
– Восстановить семя брата – святое дело. Она как сестра тебе, но не кровная. Ты с братом и в болезни, и в здравии рядом был. Она хоть и не видела тебя, но помнит. Он откололся от тебя, а ты с другой стороны подошел – и теперь он в мыслях искать тебя будет, как опору, чтобы ногами встать. А замуж душу брата берут, когда совсем тьма навалилась.