– Ну, не знаю! Она появилась еще на заре существования вселенной, – уличенный в невежестве, Никола забегал глазками, покосившись в сторону Кирилла, но Кирилл пожал плечами и благоразумно промолчал, не выдвинув ни одной теории.
– Да точно так же, как уран и все другие элементы! – дин похлопал Николу по плечу. – Без радиации конечная стадия развития атома – металлический водород. Сильная радиация открывает новые перспективы. И не сразу, не взрывом, а позволяя элементам накапливаться в земле миллионы лет.
– Это ж сколько богатств от того времени осталось! – заметил второй дин, усмехнувшись. – Честное слово, не дал бы вам ни грамма, знай, куда вы все это богатство потратите!
– Ну да! – оживился Кирилл. – Два атома гелия – бериллий, его используют, как источник нейтронов в ядерных реакторах, три – углерод, четыре кислород, а дальше как хочешь, так и положь. Наверное, этим и объясняется наличие минералов, которые мы не можем получить искусственно. Тема тянет на диссертацию!
– Давай, строчи! Мы будем звать тебя профессором Киром.. – хохотнул Ян. – Как тебя по батюшке?
Кирилл метнул на него взгляд и гордо вышел из топающей в направлении пещеры толпы с металлической штуковиной, свернув за водой. Наверное, многим хотелось пить, как ему, но почему-то никто не отцепился от установки, возможно, понимая исторического важность момента. Страдание, пусть и в виде жажды, как трудность преодоления, поднимало цену героического дня в собственных глазах, придавая ему вес и отличительную особенность от будней остальных. Или надеялись, что дины передохнут у водопада, который как раз лежал на пути в половине километра от лагеря.
До пещеры, если по террасе, оставалось километров пять….
Глава 25
– Жарко тут, – Ян вытер пот со лба, катившийся градом. – Еще один день, и можно подавать меня к столу!
– Честное слово, Кир, твой градусник показывает как-то криво… – скептически произнес Макс. Розоватый спиртовой столбик в стеклянной трубке остановился на отметке сорок три. Он замер перед термометром, пытаясь определить – это много или мало?
– Мы же его примерно установили, – оправдался Кирилл.
– Все может быть… – разлепил глаза Никола, обмахиваясь листом дерева. – Мы в чаше, в долине одни динозаврихи с яйцами остались – им такая температура, судя по динам, самое то, а все другие животные куда-то ушли. Я уж не говорю про наших, даже птеродактили улетели.
– Птеродактили теперь тоже наши. Сохранить флору и фауну для наших потомков – первоочередная задача на ближайший миллион лет, – определил цель и задачу Ян.
Он собирал кухонную утварь, чтобы приготовить поесть прямо на берегу водопада горной реки, где выживали первые поселенцы. Там же и спали, обживая гроты, с тревогой посматривая наверх. Лед на вершинах гор таял с ужасающей скоростью, каждый день отступая. Даже дины истаивали, не закрывая пасти, предпочитая валяться в тенечке, а не на солнце.
– А здоровье оставляет желать лучшего, – испытывая угрызения совести, Макс внезапно помрачнел. – Мы с Машкой уж и на головах пробовали, не зачинаются потомки.
– Да ладно тебе! Какие твои годы! Если что, поможем! – рассмеялся Кирилл. – Замечено, чем больше ждешь, тем меньше шанса. У меня мать врач, я про это наслушался.
– Ну, смотри, твои проблемы, – отшутился Макс, помогая ему. – Мы с тобой мечтали породниться. Ну и, вроде как первый потомок, слава и почет.
– Я буду переживать, если мы начнем размножаться, не имея медицинского образования, – вздохнул Ян. – Столько разных случаев знаю, когда все заканчивалось смертями. Если плоды наши застрянут, зелененькие не помогут. Вы что-то про город рассказывали, там, случайно, больниц не было?
– Не знаю, мы пару домов всего осмотрели, – пожал плечами Макс. – Но топоры, пилы, инструмент – нам бы пригодился. Свой-то еще долго не появится. Кир, ты когда с железом решишь?
– Ты мне руду найди для начала! Думаешь, это так просто? – насупился Кирилл. – Даже алюминий не получилось выплавить. Как без специального оборудования и электричества? Глинозема навалом, а где криолит взять, и в чем расплавить до тысячи градусов? Все опять упирается в домну, в топливо для нее, и не придумал еще, как горячий воздух подавать.
– Думай! Думай! Даже гуманоиды на тебя надеются, – подбодрил его Никола.
– Вот смотрю на них, и понимаю, вроде телепаты, космос освоили, нечета нам, а хуже нас, – философски подметил Ян. – Чем больше у цивилизации знаний, тем меньше его у народа. Все знают про железо, а откуда берется, не додумались поинтересоваться. Про радио знаем, про телевиденье, гуманоиды голограммные компы, вон, вспоминают, а с чем едят, как работает, никто толком сказать не может. И так куда ни плюнь! Мы не стали знать больше, мы знаем меньше – предки наши по земле ходили, а мы нахватались всего по верхушкам. Даже ведь и оставит после себя нечего.
– Да ладно тебе! Продумаем! Не, надо в город идти, самое время, – твердо решил Макс. – Зря время теряем. Кто мог подумать, что тут не лето совсем, а зима? Ребята! – вдруг вскинулся он, с незадачливостью уставившись на свои загнутые пальцы. – Новый год на носу! Мы ровно полгода здесь!
– Точно-точно! – разрешился от задумчивости Никола, возбужденно махнув руками. – Когда мы сюда пришли? В конце июня? Июль, август – по лесу шатались. Две недели гнались за динами, еще три месяца балду гоняли, потом бомбу нашли… – он покрутил руками, подсчитывая на пальцах. – Две недели прошло, как мы ее в шахте спрятали.
– Отчего это балду? – не согласился Ян, удовлетворенно взглянув на деревню с неуклюжими каменными хижинами. Сотни лет простоят, и ничего с ними не станет. Но сейчас в домах было пекло. А навесы и времянки из пальмовых листьев, бамбука и хвоща на солнце высохли. Деревню оградили частоколом и рвом, чтобы не заползали змеи. – Быт налажен… Вон, даже дома из камня построили.
– У нас цемент непрочный, первый дождь – и нас этими камнями накроет, как медным тазом, – криво поморщился Никола, взваливая на себя внушительных размеров мешок с тяжелыми кокосовыми орехами. – Честное слово, Кир, когда поднимемся хотя бы до цемента, дадим тебе звание «Отец Народа» и сделаем почетным гражданином.
– И закатаем в памятник, – рассмеялся Ян.
– Я-то вообще во всем этом ни бум-бум, простой русский крестьянин, – пожалел Макс, возглавляющий пеший строй. – По техникуму техник-электрик. А вы, – обратился он к Яну и Николе, – чем в миру занимались?
Ян пожал плечами.
– Таксовал. Нет, профессия, конечно, есть, инженер компьютерных сетей, но здесь моя профессия без пользы.
– Может быть, в далеком будущем пригодится еще. Будущее, знаешь ли, не за горами… – успокоил его Кирилл, обрывая на ходу орехи с голых ветвей орешника, сбросившего пожелтевшие листья.
– А я на заводе работал, пока не уволили, – рассказал Никола. – Москвичи по дешевке выкупили. Сначала зарплату урезали, потом сокращения начались, а потом вообще закрыли, распродав имущество. А у нас там работать больше негде. Еще шахта была, но ее закрыли еще раньше. У нас что-то типа поселка.
– А на своем заводе чем занимался? – поинтересовался Макс. – Нам теперь все пригодиться.
– Детали строгали, какие закажут. А потом сказали: дорого! Далеко! Сказали – сельским хозяйством занимайтесь, мы вам кредит сто тысяч дадим!
Никола и Макс загоготали.
– А че вы ржете? Мало? – спросил Ян.
– Камаз, чтобы зерно или сено вывезти с поля – дешевле двух миллионов не купишь, комбайн – десять миллионов, трактор – три миллиона – он дороже камаза стоит, плуг, сеялка, культиватор – им цены нет, свои давно не производят, – объяснил Макс, тыча под нос Яна загнутые пальцы. – Скотный двор, сама скотина, чтобы польза была, а не та, которая ради забавы, горючее, удобрения, какие-никакие пестициды и гербициды. Предположим, все это есть. Обработать таким комплектом можно до ста гектар. Урожай, нормальный урожай – двадцать центнеров с гектара, если зерно сортовое. Закуп тонны – шесть тысяч. Сто умножаем на двенадцать тысяч – миллион двести тысяч. Через год вся эта техника начнет сыпаться. Окупаемости никакой.
– Ну так, мясо, молоко…
– А смысл? За что горб ломаешь? Когда цены поднимутся, как на сахар – вчетверо, тогда посмотрим. А деревянную соху пусть правительство само за собой таскает. Мы не рабы – рабы не мы. Оно нас в три погибели гнет, а когда мы ему про горючее, про кирпич, про металл, он нам что отвечает? У нас демократия! Свободный рынок!
– Нам-то что до них? – рассмеялся Кирилл. – И пусть будет свободным и голодным, глядишь, одни олигархи останутся, остальные вымрут. Мы тут, они там, и мы тут, как сыр в масле.
– Да как-то обидно, поимели нас, – расстроился Макс. – А случись завтра война, будут жрать друг друга – тыла нет, ничему не научились.
– Избавь нас от угрызений совести, мы тут ни при чем, – осадил Кирилл. – Народу, по-моему, тоже по барабану. Он тихо сам собою…
Наконец, добрались до водопада. Горная река, слагаясь из множества мелких ручьев где-то на вершине тающего ледника, пробивая себе путь под скалами и через пещеры, вымывая непрочные породы. Воды сначала собирались в подножии, в огромной чаше пресноводного озера – возле этого озера визжали, пищали, рычали, мычали все птицы и животные, нуждающиеся в пресной воде. Дальше, рассекая надвое по границе живописной долины и непроходимых джунглей, река прокладывала путь к морю, наполняя водой голубую лагуну. Рыбы в ней плавало столько, что ее ловили голыми руками, особенно во время отлива. На сыром илистом дне между наростами местной растительности оставалась не только рыба, ракушки и прочая водная живность, но и заросли морской травы, затянувшие прибрежные воды. Моря или океана – это пока выяснить не удалось. И кто только не жевал ее с утра до ночи! И динозавры, и жвачные млекопитающие, и морские коровы, и птицы всех мастей и видов, и ракушки, прилипшие к мясистым сочным листьям.
Весь мир сошел с ума, когда избавлялся от такого богатства. Если дины собирались в лагуну, все женщины дружно вышагивали за ними, чтобы запастись солью и поискать в раковинах жемчужины. Иные были величиной с кулак, а створки раковин годились на блюдо. Сами же моллюски имели вкус превосходный. А к ракам и крабам даже подойти было страшно – мутировавшие в гигантов, они сами могли напасть на кого угодно, если зазеваешься. Некоторые достигали полутора метров, не считая клешней. И не дай бог наступить на ската или кистеперую рыбу с мощной челюстью, которые часто запутывались в траве, или того же морского ежа, с ядовитыми иглами.