Семиречинская академия: наследство бабки Авдотьи — страница 66 из 87

Изнывающие от жары ленивые люди и, против правил, полуживые дины с открытыми пастями, позволяя мухам летать между зубами, валялись на берегу, даже не подняв головы, когда Кирилл, Ян и Макс подошли к честной компании. Кто-то лежал в воде, остужая тело, погружая временами голову, чтобы и она охладилась, кто-то закопался во влажный песок, кто-то спрятался от солнечных лучей за камнями.

– Нет, Кир, твой градусник не врет, – наконец, избавился Макс от сомнений. – Я еще никогда динов такими не видел.

– Эй, народ, кто готовить будет? Голодными останемся.

Нард ответил ленивым молчанием, отмахиваясь от Макса, как от назойливой мухи.

– Я по дороге орехами перекусил… Смотрите, даже сырная плесень засохла, пыль одна… Мартюши из своих домиков повылазили… – Кирилл поднял пару улиток, разглядывая аппетитные по запаху, но какие-то вялые сморщенные тельца, случайно раздавив скорлупу.

– Это не пыль, это споры. Разлетятся, а к зиме снова нарастет. А мартюши, наверное, высохли. Вон, сухая косточка внутри. Давай в воду бросим, посмотрим, оживет или нет?

– Надо бы как-то новый год отметить…

– Ты для начала их с места сдвинь.

– Эй, народ! Я говорит буду, – Макс встал на выступе скалы, примыкающей к водопаду, позволяя воде себя обливать. – Ночью прохладнее будет, надо идти в город. До зимы надо успеть. Дожди начнутся, мы здесь до следующего лета застрянем. А зимой нас тут смоет к чертовой матери. Мы по лесу пойдем, там прохладней.

– Куда, куда? – уточнил Яма Муди, возлежащий в тенечке на сырых камнях, поросших мхом, то и дело посматривая на Орели. Ей одной солнце и жара были нипочем; разморенная, чуть ли не просвечивая, она распласталась на скале в солнечных пекельных лучах, единственная, получающая от жары удовольствие.

– «К чертовой матери» – выражение такое есть, «иди туда, не знаю куда, от меня подальше», – объяснил Никола, бесцеремонно хватая и оттаскивая за ноги двух с половиной метров гиганта. При своей худобе, Яма Муди был не слишком тяжелый, но со стороны выглядело зрелищно. – Я тут лежал, это мое место! – возмутился он, приподнимаясь.

– Вот уже и территориальные конфликты начинаются! – подняла голову Златка, переживая за Кирилла, который попытался сунуться к Горгулю и Горгуле и нарвался на кулак внушительных размеров.

– Эй, крокодилы! Не надо по лицу хвостом! Вы мне яйца отдавили! – возопил Гром, когда два дина дошли до берега и внезапно с разбегу, как это делали все прочие народности, решили окунуться с разбега, не заметив его в прибрежной глине.

Прозвучали редкие насмешки.

– Народ! Вы оглохли? Ночью надо выходит! Днем сдохнем! – продолжил митинговать Макс.

– Ладно, заберу мои вещи, как зайдет солнце. Я иду с тобой, – успокоил его Сеня Белый из воды.

– Снежный человек – раз, кто еще? – грозно вопросил Макс.

– Все идут, отвали! – прорычал один из динов. – Там на всех просторах пращуры резвятся. Сожрут ведь без нас.

– А ты че, бестолочь, за всех отвечаешь? – возмутился Валидол. – Я бы остался. Там, наверное, не прохладнее, чем здесь. Тут море, горы, а там сейчас, скорее всего, пустыня под таким солнцем. А зимой замерзнем.

– Кстати, обрати внимание, ящер – я щер. Щербатый, с зубами, с пастью, но разумный, личность, «Я», – издал дин смешок, показывая все зубы. – ПраЩер, ну или, как вы произносите, пращур. Мы твои далекие предки – щербатые, с зубами, с пастью, и разумные. Это мы вас учили и в люди вывели, обезьяны лысые! У вас на словах одно, а в животе другое. У тебя, например, страх, когда вспоминаешь, что сама дорога туда и обратно месяца на два потянет. И другие так же думают. Но я решил, лень и страх нельзя поощрять.

– Глаза боятся, ноги идут, – решительно заявил Макс. – Народ, вечером выступаем, а пока – всем спать, сил набираться!

– Нужен им твой поход, – рассмеялся Кирилл. – Им бы день пережить, да ночи дождаться!


Когда солнце скрылось за крайней горой, внезапно жизнь возобновилась. Кто-то вспомнил, что за весь день у него не было во рту ни крошки. Кто-то перебрался в лагерь, собирая вещи. Кто-то уже был готов, внезапно вспомнив, радуясь, что два дня проведут в холодной пещере, правда, без света. Но дины и Сеня Белый прекрасно видели и в ультрафиолетовом излучении, и в инфракрасном, а Эльф видел ауру. Так что для них любая тьма была ясным денем. На всякий случай запаслись водой, едой, факелами, сожалея, что не родился еще тот человек, который вырвал бы горящее сердце и повел за собой, и при этом не умер. Несколько дней в пещере уже никому не казались ужасными, особенно после того, как в одном из ответвлений нашлась, наконец, глубокая шахта, в которую сбросили установку.

Путь до пещеры не занял и полтора часа. Светила полная луна, ночь была на удивление светлой. Но пока шли, внезапно налетел порывистый ветер, и в низине вдруг началась паника. А через полчаса небо от края до края разрезала молния, как будто дав какой-то условный сигнал. Все живое вдруг зашевелилось, карабкаясь по склонам вверх, или быстро переплывая реку и скрываясь в джунглях, которые полегли под ветром, как высокая трава.

– Однако, шторм начинается, – тревожно заметил кто-то. Все сразу заторопились.

– Если начнется дождь, нас смоет вниз, нам тут даже спрятаться негде.

– А мы почти пришли, – обрадовались впереди, посветив факелом остальным.

Прощались с уютной и такой родной долиной внизу со слезами на глазах. Здесь был Рай – и они оставляли его – надолго или нет, никто сказать не мог.

– Мы не были изгнаны, мы сами уходим, – пошутил Гоблин, ощутив необыкновенное чувство, когда свет молний, играя и пересекаясь, осветил ее и долго полыхал, словно давая им получше рассмотреть, то что твориться внизу.

– Смоет яйца, – заволновались дины, высматривая места кладки.

– Не, не смоет, – уверенно высказал мнение Эльф, внезапно рассмотрев долину по-своему. – До них волнам не добраться, а для потоков приготовлены обходные пути. Они тут миллионы лет яйца откладывали, опыт нажит. Зато черепашки безопасно доберутся до моря. Они еще позавчера начинали выползать из песка, а сегодня весь день на них идет охота.

– Вот она, расплата за невинную кровь, – высказался кто-то из женщин.

– Ну чего стоим-то? – одумался Яма Муди. – Вперед!

– Вы знаете, в пещерах вообще-то опасно, – вспомнила Ядвига, повернувшись ко входу лицом.

– Если здесь был берег моря, то сама пещера образовалась рекой, которая хорошенько промыла ее, – успокоили всех дины. – Где-то там лежит материк, который поднимал эти горы, а потом разошелся с этой плитой. Пещера была рекой в разломе, а после сверху ее накрыло лавой. Потолки ее из массивного гранита, а под ногами песок и галька. Там, на той стороне все еще болото, а раньше было огромное озеро, из которого вода текла сюда.

– А куда же девалась река? – полюбопытствовали зелененькие.

– Да кто ж ее знает! – рассмеялся дин. – Пробила себе новое русло.

– Будем рисовать карты, разберемся, – пожал плечами Мальв.

Свое имя-кличку Мальв получил сокращенно от «Мальвина». Длинные голубовато-белые волосы с синими прядями и голубая кожа рассматривались в качестве основного признака. С темноволосой и златокожей Златой, как это ни странно, одного с ним вида, они были полными противоположностями не только во внешности, но и в характерах. Златка всегда деятельная, остроумная, заводила в женском коллективе, а Мальв сам по себе, вел созерцательный образ жизни, подолгу бывая в одиночестве. Сначала, когда его замечали сидящим на самой высокой скале, пытались растормошить и привлечь к общественным работам, но спустя время, после того как он не изменил себе, от него отступились, предоставив самому себе. Пожалуй, даже, как Гоблина Яшу, перестали замечать. Но когда установилась жара, он, наконец, слез со своей скалы, оказавшись обычным нормальным парнем, внезапно проявляя интерес и к земному, иногда напоминая всем, словно бы упрекая, что за всеми делами забыл, когда в последний раз медитировал. И раздражался, если внезапно появлялась возможность посидеть на старом месте, а к нему уже привыкли и опять проявляли внимание.

Однажды Златку принародно спросили, как она умудряется вести хозяйство, кормить мужа, забираясь к нему на скалу, и при этом всегда быть довольной и счастливой, на что она отвечала: «Я всегда могу с ним поговорить, мы же телепаты! А то, что он видит – вижу и я. Мы всегда позволяем мужчине обращаться к Богу, познавая его в сравнении и в наблюдениях, а когда он отвечает – я это чувствую, мы как бы оба прославились. Мы ж не женаты еще, он и торопится познать Закон. А в еде он неприхотливый, – махнула она. – Что приготовлю, то и ест».

Пересчитались, на всякий случай, страхуясь веревками. Насчитали четырнадцать человеческо-гуманоидных пар, пять пар динов и трое – вечный соблазн для женского пола и украшение для мужчин. Особенно Гоблин, которого каждый видел, как хотел.

Многие уже зевали, пытаясь договориться и остаться на ночь, чтобы выдвинуться в поход с утра.

Макс и дины оказались непреклонными.

– Вы целый день спали! – разошелся Макс не на шутку.

– А если зима наступит раньше, чем мы вернемся? – не сбрасывая со счетов непостоянство климата, грозно прицыкнули дины.

– Если мы так будем пререкаться, и за год не доберемся, – поддержал Макса и динов Кирилл. – Нам надо туда, а потом еще обратно, и не с пустыми руками, нагруженные пойдем. Так что, каждый день на счету.

– Вы хоть дорогу-то помните? – поинтересовался Болид у Ма5кса и Кирилла. – А то у вас память, как темная ночь, не разбудить.

– У нас карта есть, нам только до того района добраться, – обнадежил всех Макс.

– Ну, тогда, чего мы ждем? – ввернул кто-то, первым скрывшись в темноте.


Путь до города занял, занял два месяца. Могли бы быстрее, но на крутом склоне вдруг обвалилась земля, и половина группы, в основном дины, скатилась вниз на острые скалы. Все остались живы, но раненых было много. Пришлось задержаться на неделю. Зеленые не отходили от больных, растрачивая свою зелень, которая, оказывается, приводила в чувство и динов. Впрочем, их раны и так затягивались быстро. На второй день никто из больных уже не заговаривал о смерти и не прощался с жизнью, и даже шутили.