Она заснула, так и не разобравшись в этих приятных противоречиях.
А проснулась от дикого холода. Костер потух. На улице было темно. Рядом с горой мокрых веток сидел Генри.
— Что случилось?
— Я собирался подложить их в огонь, но они совершенно сырые! — Он кивнул на ветки. — Нужно было догадаться вечером принести побольше дров, пока еще они не успели сильно пропитаться водой.
— Генри, мне жутко холодно.
— Я, честно говоря, тоже замерз.
— Вы не ложились! О господи, идите сюда!.. Ну идите, идите, я подвинусь. Или лучше встану.
— Перестаньте молоть чепуху. До рассвета еще два часа, вы не просидите так долго.
— Значит, нам придется лечь вместе.
— А как же мы…
— А так. — Элли подвинулась на край узенького коврика. — Вот вам местечко.
Она легла на спину и сложила руки на груди. Генри осторожно пристроился рядом. Постепенно ее начала бить дрожь, потому что ровно половина тела находилась теперь на голой земле. Или это не от холода ее так трясет?..
Некоторое время они лежали, не шевелясь, и глядя в каменный «потолок».
— Нет, Элли, так нельзя. Мы оба замерзнем.
— А что же делать?
— Не знаю, что вы на это скажете, но мне придется вас обнять, а вам — повернуться ко мне спиной и лечь на бок. Так будет теплее.
— Точно! Мы с сестрой так в детстве спали в палатке, чтобы не замерзнуть!
Генри осторожно протянул руку через ее плечо, прижимая ее к себе, и чуть подогнул колени. Теперь они лежали, что называется, «ложечками», повторяя изгибы тела друг друга…
Элли не знала, как относиться к происходящему: она лежит в обнимку с абсолютно чужим мужчиной, с которым даже не перешла еще на «ты», и… ничего не происходит! Последнее обстоятельство и успокаивало, и раздражало одновременно. Так же, как тихое осторожное дыхание Генри, которое она чувствовала своим затылком.
— Спите, Элли. Я не буду вам мешать. Сейчас вам станет теплее.
— А вам?
— Надеюсь, тоже. Закрывайте глаза. Помните, я говорил вам вчера, что мне нравится смотреть на вас спящую.
— Помню… — Голос ее снова стал дрожать.
— Вот и хорошо. Нам осталось отдыхать пару часов, не больше.
Утром их разбудил Сид. На улице ярко светило солнце, а холод и сырость в их пещере казались невыносимыми. Элли стучала зубами, не в силах выговорить слова. У нее болела голова, хотелось есть и спать, но сильнее всего — согреться.
— Посидите здесь, я схожу, проверю, где мы все-таки находимся.
— А костер… мы уже его… не разожжем? — Ее челюсти сводило судорогой.
— Господи, вы вся дрожите! Возьмите мою куртку.
— Это не поможет… только… вам станет хуже. Идите осматривать… пейзаж. То есть окрестности.
— Я быстро. — Генри все-таки накинул на нее куртку и скрылся за поворотом тропы.
Сид просил есть, а мяса уже не было. Она и сама не отказалась бы сейчас позавтракать и выпить горячего чая… Нет, о еде лучше всего не думать, пока не появится ясность, сколько им еще плутать в лесах.
Появился радостный Генри.
— У меня две новости: хорошая и не очень. С какой начинать?
— С той, которая не очень, разумеется.
— Мы слишком далеко забрели вчера.
— Это и так понятно.
— По моим подсчетам, мы прошли лишних километров десять.
— Ничего себе! — Элли нахмурилась и снова застучала зубами, представив перспективу обратного спуска. Хорошо еще, что идти придется вниз. Но все можно вытерпеть, только бы знать, что они идут в правильном направлении. — И какая же новость после этой может считаться хорошей?
— Мы находимся недалеко от другого пансионата. Сейчас там откроется кафе, где можно согреться и перекусить. А если повезет — наймем машину.
— Генри! — Она прыгнула к нему на шею и обняла, повинуясь порыву радости. — Вот это да! Мы спасены!
Он легонько обнял ее в ответ, и вдруг оба замерли, глядя друг другу в глаза. Элли сдалась первой, опустив голову и немного отстраняясь от него.
— Господи, ну как же мне согреться! Меня всю трясет.
— Есть один способ. Но вы не согласитесь.
— Какой? — сразу заинтересовалась она, чтобы уйти от неловкости.
Генри смущенно улыбался, продолжая ее обнимать.
— Ну… э… самый древний. Я — мужчина. Вы — женщина. Понимаете?
Где-то она уже слышала такие слова: «Просто я — мужчина. Ты — женщина. Вот и повело». Майк… Однако это становится наваждением.
— Что за ерунду вы несете?!
— Значит, он все-таки не просто друг… — тихо проговорил Генри и выпустил ее из объятий.
— Что?
— Ничего. Идемте.
В кафе они все трое объелись, а потом Элли пришлось выпить четыре чашечки крепкого кофе, чтобы от сытости не слипались глаза. Генри тихонько посмеивался над ней:
— Ну все! Я обязательно открою программу «Для тех, кто спит». Так что вы официально приглашены уже в два телепроекта!
Машина довезла их до домика Генри, тот выгрузил вещи и заявил, что поедет провожать Элли и «дорогого Сида» в отель. На этот раз щенок, как ни странно, отказался оставаться у него дома. Может, его испугало столь тесное общение с природой, которое случилось ночью, и теперь он стремился к цивилизации? Во всяком случае, такой радости, с которой Сид рванул в свой собачий «люкс», Элли никогда раньше за ним не замечала.
Ей тоже хотелось в свой люкс. Если она не уснет в ванне и дойдет до кровати, это будет чудо. Однако Генри, остановившись в дверях, отнюдь не торопился уходить.
— Я все ждал, когда же вы захотите сделать это первой, — неожиданно проговорил он. — Почему-то был уверен, что вы очень этого хотите.
— Чего?
Вместо ответа он приник к ее губам поцелуем, таким глубоким и искренним, что на несколько секунд она потеряла контроль над собой и, обвив его шею руками, стала отвечать ему столь же жадно и страстно…
От деликатного и вежливого Генри, которого она видела последние два дня, не осталось и следа.
— По-моему, нам давно пора переходить на «ты».
— Вы так считаете? — Она задумчиво провела кончиками пальцев по губам.
— Элли, я все-таки живой человек… — Он взял ее руку и поцеловал эти пальцы. — Если бы ты знала, каких усилий мне стоило сегодня ночью…
Она попыталась возражать:
— Вы пытаетесь воспользоваться тем, что я сейчас ничего не соображаю…
— Во-первых, не «вы», а «ты»! — ответил он, резко прижимая ее к себе. — А во-вторых… Ох, Элли! Если бы я позволил себе воспользоваться… Мы бы сейчас находились по ту сторону двери.
— Что?
— Ничего. Отдыхай… те. Завтра увидимся.
Несколько секунд она смотрела, как он удаляется по коридору.
— Интересно, — сказала она себе. — Все знаменитые продюсеры такие… такие двуликие?..
7
Всю последующую неделю Сид не отходил от отеля дальше чем на два километра. А когда Элли пыталась гулять с ним в лесу, он наотрез отказывался ступать за пределы мощеных дорожек или асфальтированного шоссе. К тому же в среду начался обещанный Генри сезон дождей, над их отелем часто гремели грозы, и Сида пришлось забрать из персонального люкса, потому что он сильно скулил и боялся по ночам.
Общества Генри они лишились уже в понедельник. Вопреки его обещанию увидеться на следующий день, сходить еще раз порыбачить, научить Сида ловить Мышей и прочему, что он запланировал, неотложные дела внезапно позвали его в Лос-Анджелес.
…Проспав сутки после неудавшейся рыбалки, Элли проснулась в прекрасном расположении духа. Немного собравшись с мыслями и пощекотав себя приятными воспоминаниями, она решила принять предложение Генри перейти на «ты» и — очень даже может быть — завести небольшой курортный романчик… Тем более что Майку она, в общем-то, ничего не обещала.
Но грустный метрдотель передал ей письмо, которое, по его словам, доставили вчера глубоким вечером.
— Он хотел к вам подняться, но ведь вы просили меня никого не пускать до утра… Тогда он написал вот это.
Совершенно разочарованная, она взяла конверт и побрела в номер.
«Элли, почему вы отключили мобильный? Я вынужден улететь в Лос-Анджелес, потом буду в Нью-Йорке. Очень огорчен, что не удалось встретиться перед отлетом.
Я буду скучать. Честное слово!
Как только появитесь в Штатах, сразу же позвоните мне, я хочу вас видеть. Еще раз подумайте над моим предложением, но даже если и откажетесь, надеюсь, что на нашу дружбу это не повлияет.
Ваш Генри».
— Вот и все, Сид, — сказала она, поглаживая рыжую голову спаниеля. — Остались мы с тобой снова одни.
Впервые за проведенные здесь дни она пожалела, что приехала одна, и не с кем теперь поделиться переживаниями и противоречиями, которые терзали душу. А ведь еще в пятницу она радовалась своему одиночеству и считала Генри возмутителем спокойствия, от которого лучше избавиться!
Два дня она ходила, словно привидение, и даже обрадовалась, когда начались дожди и лишили ее возможности выбираться на улицу. Сид, кстати, совершенно перестал тащить ее к синему дому на склоне. Наверное, он хорошо знал, благодаря безошибочному собачьему чутью, что там никого нет.
В общем, в среду, дойдя до полного отчаяния, она позвонила Валентине.
— Ну как? Ты совратила всех отдыхающих мужчин или только еще половину? — бодро спрашивала подруга. — А мне тут Сид все телефоны оборвал. У него, наверное, приступ ревности. Или раскаяния. Я еще не решила, чего именно. Или он сам не решил.
— А больше ты никого не видела? — быстро проговорила Элли.
— Майка не видела.
— Представляешь, — тоскливо начала Элли, — мы тут познакомились с Генри Микстом… И он меня соблазнил на…
— Так ты вроде бы с ним уже знакомилась! Подожди, ЧТО он тебя?.. СОБЛАЗНИЛ? Как это тебе удалось?!!
— Да ничего мне не удалось. Просто мы… провели вместе почти сутки.
— Я так и знала!
— В лесу, Валентина, в пещере. Мы не знали, как согреться, и поэтому…
— Ты не стала уступать его мне, потому что сама положила на него глаз! Только сразу не призналась!