Генри и Элли замерли, молча глядя на Майка. А он — на них. Сцена длилась всего минуту, но Элли показалось в этот момент, что весь мир сузился до глаз Майка и вокруг не осталось даже звуков… Потом он пожал плечами и светски улыбнулся им обоим: мол, мне все равно, и я только рад за вас.
А еще через минуту Элли убегала по широкой улице, прочь от этого места.
8
— Ну-ка давай подумаем, что мы имеем, — сосредоточенно сказала Валентина, измеряя шагами комнату.
— Мы имеем много неприятностей, — всхлипнула Элли.
— Неприятность у нас одна: ты влюбилась в Майка. С чем тебя и поздравляю.
— Спасибо.
— Теперь давай по порядку. — Валентина остановилась перед ней, словно учитель, который хочет поставить перед учеником задачку на сообразительность. — Давай просто представим, что ты сошлась с Майком… Представила?
— О-о-о! — Элли прикрыла глаза ладонью.
— Это «о-о-о» ты можешь представлять и без моего участия. Например, ночью. А меня волнует совсем другая сторона ваших отношений. Где вы будете жить?
— Я собираюсь покупать квартиру.
— Допустим, тебе хватит этого миллиона на симпатичную квартирку в центре. А дальше?
— Квартирку я найду подешевле. Не обязательно в Манхеттене.
— Хорошо. НА ЧТО вы будете жить?
— Мы заработаем.
— Известный ответ. Слушай, у меня тут тоже на прошлой неделе появился один деятель, который предлагал мне малогабаритный рай на окраине. Ему гордость, видите ли, не позволяет жить в моей квартире. Буду, говорит, зарабатывать сам, поднимусь… ну, как обычно.
— И что же ты?
— Выгнала. Не позволяет, говорю, не живи. Ну… пару раз он тут ночевал, конечно. Гордость позволяла спать со мной в моей квартире, потому что до его норы — такси дорогое.
— Ужас!
— Вот! Вот, Элли, в чем дело: ужас. Ты испытаешь ужас, когда поймешь, что ваша любовь и страсть разбивается о бедность.
— Он неплохо зарабатывает, между прочим. И живет в своей квартире в довольно приличном квартале!
— Я знаю. Но мама с папой купили им эту игрушку, одну на двоих с Джимом! Куда ты денешь братца? Выселишь? И что-то мне подсказывает, что мама с папой не обрадуются, когда узнают, что Майк сошелся с женщиной, которая на пять лет старше. Кстати, а что думает по этому поводу Джим?
— Не знаю, но мне почему-то страшно с ним встречаться. Наверное, он не одобрит нас.
— Ясное дело. Вам-то хорошо, а он лишний. Запомни: близнецы, если только они не разнополые, с трудом отделяются друг от друга и оч-чень сильно ревнуют, когда у кого-то из них случается личная жизнь, а у другого — нет. Таков закон природы, Элли. Кстати, кто у него родители?
— У них, по-моему, какие-то магазины. Но они не очень богатые, а так, средний слой… Содержать сыновей, в общем-то, хватает.
— Вот. Его родители содержат! А сам он…
Элли пожала плечами:
— У них с Джимом просто запросы невелики. Как и у всех сельских жителей, которые попали в мегаполис.
— Не забывай, что Генри тоже родился сельским жителем. И что?
Перед глазами Элли вдруг живо встала картина: она и Генри стоят в дверях ее номера. Он разочарованно разводит руками и говорит: «Папа хотел сделать из меня морского офицера. А видите, что получилось?».
Генри… Элли вздохнула, пытаясь определить, какое чувство испытывает к нему. Получалось что-то вроде сестринской нежности. То же самое она когда-то испытывала и к близнецам. Однако…
— Однако кое-какие деньги у Майка есть, — резюмировала Валентина. — Хотя бы родительские. И тебя это утешает.
— Вот именно. Значит, бедности уже не будет!
— Значит, будут проблемы с мамашей. Элли, это ужасно: проблемы с родственниками мужа. Из-за этого я дважды не вышла замуж! Уж лучше одной, поверь мне. И Майку будет не сладко. А Джим просто начнет беситься…
— Да почему ты так уверена, что все будет плохо?! Я один раз виделась с его родителями, мне показалось, что они очень милые люди.
Валентина закатила глаза и молча махнула рукой. Элли задумалась.
— Что же, они никогда не женятся?
— Почему же, женятся, но на девушках-близнецах. — Подруга рассмеялась. — Это был бы лучший вариант. А ты… понимаешь, у вас была такая идиллия, не отягощенная личными симпатиями. Джима это устраивало, тебя тоже. А Майка — нет. И тогда он взял и эту идиллию разрушил, снес тебе «крышу», разозлил Джима. А виноватым, в результате, знаешь, кто окажется?
— Я.
— Точно! Кое-что ты понимаешь. Значит, не все еще потеряно. Поехали дальше… Теперь Генри. — Подруга сладко вздохнула.
— А что Генри? Он не предлагал мне руку и сердце. Просто предложил жить вместе.
— О!!! — Валентина откинулась на диване. — Я никогда не пойму эту сумасшедшую девчонку! Ей ТАКОЙ человек преподносит себя на блюдечке, а она еще думает! На твоем месте любая другая… А! — Валентина обреченно махнула рукой. — Что с тебя взять! Ты всегда казалась такой непонятной тихоней. А на самом деле…
— Генри я очень уважаю. Я его… ценю, как друга. Ну… мы поцеловались пару раз.
— Пару раз?! Ух ты! — вырвалось у Валентины. — И ты мне ничего не сказала! Ты почему-то никогда ничего не рассказываешь… Слушай, раз он итальянец, уступи его мне. Ему должны нравиться такие, как я.
— Не отвлекайся. Ты, кажется, пыталась доказать, что Майк мне не нужен, а предложение Генри как нельзя более заманчиво.
— Ну.
— А зачем тогда я буду тебе его дарить?
— Так я ж пошутила.
— Насчет того, что мне нужно принять его предложение?
Валентина засмеялась.
— Когда он поймет, кто из нас двоих настоящий клад… Но-но! Не надо на меня замахиваться!.. Итак, успокойся, мы говорим о Генри.
— Валентина… Я вот тут подумала. Понимаешь, мы с ним странно встретились, провели странные три дня вместе. Сида он у меня просит, кстати, до сих пор.
Подруги синхронно повернули головы и посмотрели на корзинку, где безмятежно спал щенок. С тех пор, как он попал в грозу, с тех пор, как Элли забрала его из одинокого собачьего «люкса», и с тех пор, как его разлучили с Генри, Сид стал странно себя вести. Он стал гораздо более спокойным, но при этом каким-то задумчивым и грустным. Только общество Генри могло снова вызвать в нем прежние привычки.
— Ну и отдай. Хотя я лично к нему уже привыкла.
— У собаки должен быть один хозяин. Сейчас он видит тебя рядом со мной, потом на твоем месте будет Майк…
— Элли! Хватит мечтать. Это очень спорный момент: будет ли? Дело в том, что Майк тоже непростой парень. И его придется долго уговаривать, чтобы он перестал дуться и ревновать.
— Не думаю. За это время я неплохо его узнала.
— Как друга.
— Все равно. Самые крепкие браки случаются между друзьями.
— Это тебе кто сказал?
— Валентина, давай не будем спорить. Что ты мне еще можешь сказать в защиту кандидатуры Генри?
— У него есть домик в горах. Как раз такой, о каком ты всегда мечтала.
— Да.
Элли надолго задумалась. Домик… это, возможно, некий знак судьбы. Сид сгрыз ее маленькие домики и привел ее к мужчине, у которого есть большой и настоящий. Дом ее мечты. Генри… Она и Генри… в доме ее мечты…
— Да, — начала она вслух, — с ним хорошо. И целуется он отменно. Насчет остального — не знаю. И денег много. И известность.
— Не забывай, что он тебе работу предлагает. Я бы в любом случае не отказывалась. Несмотря на личные отношения. Представляешь, СКОЛЬКО ты можешь заработать за год, будучи звездой этого его телепроекта? Тебе твой миллион покажется детским лепетом, когда ты станешь участвовать в шоу-бизнесе. И не забывай: там можно поймать много крупных рыб. Я имею в виду не только мужчин-миллионеров, но и замечательные рабочие места, где ты будешь пачками стричь зеленые купюры.
Элли смотрела на нее во все глаза. Мысль о хороших заработках раньше не приходила ей в голову.
— Ну что ты собиралась делать с Майком? Горбиться где-нибудь корректором? Или еще хуже — пойти на первую попавшуюся работу по объявлению в газете.
— Так живут миллионы американцев.
— Но этим миллионам не делает предложений Генри Микст!!! Господи, ну вразуми эту слепую дурочку!
— Я об этом не подумала.
— А теперь подумай: деньги. Слово такое есть: деньги. И они у тебя будут, независимо от того, станешь ли ты с ним спать, или нет.
— А вот это — не факт.
— Мне кажется, он не злой. И порядочный человек.
Элли промолчала. Она и сама так думала. Тем более что его так возмутила выходка Сида-большого, когда тот уволил ее с работы в день рождения.
— Ты права, Валентина, ты права. Надо соглашаться. По крайней мере, на работу. А со всем остальным — увы…
Подруга отдувалась, обмахиваясь газетой, и закатывала глаза с театральными стонами:
— Фу! Ну наконец-то уговорила! А почему только на работу?
— Понимаешь… Я пока еще не смогла додуматься и как-то это объяснить, но… Как будто с Майком я испытываю примерно те же чувства, что и со всеми остальными мужчинами. Но как будто на одно больше. Именно Майк дает мне непонятное ощущение… чего-то… не знаю я! А с Генри этого нет! Как не было и с Сидом, как не было и с Джеком, и со всеми остальными, если оглядываться на прошлое!
— Ну ты меня уморила.
— Извини, ты сама хотела поговорить.
— Я в другом смысле. Знаешь что, Элли? Ты не подумала еще об одном.
— О чем?
— Как обрадуется твоя мама, когда узнает, что «паршивая овца» наконец-то переоделась в золотое руно!
— Мама?..
— Да!
— Мама?..
— Я тебя окончательно озадачила?
Элли сидела, онемев. Легенда о «паршивой овце», распространенная среди родственников, глодала ее много лет. Она — неудачница. Ее привыкли жалеть, а в последние годы деликатно помалкивали насчет ее достижений, которые можно занести в послужной список. Потому что таковых не было совсем. Получив образование художника и архитектора, Элли почему-то ушла в корректоры. Сначала временно, а потом даже перестала упоминать о своих планах — стать ландшафтным дизайнером, и застряла в корректуре на много лет. Слова архитектура и корректура, конечно, созвучные, но не более того. Только домики свои она обожала и все мечтала, что сможет сама спроектировать и построить настоящий маленький дворец…